Иннокентий прислал ммс. Ему было наплевать где я и что со мной, он предлагал оценить свою новую модель для съемок рекламы мобильного оператора.
Антон оставил две смс. Одну — с намеком, что он обиделся. Вторую уже без намека, а прямым текстом.
Еще набор каких-то неизвестных номеров. Обиделись, видимо, все. Я был нужен целому миру, но никто в этом мире не задумывался, что они, если честно, вдруг стали не нужны мне.
К черту всех. Да-да, идите-идите.
Машина вновь наполнилась людьми, и мы поехали. Воздух в машине стал пронзительно свежим, окна изнутри запотели. Брезентовый начал рассказывать о том, как он проводил свои дни без Толика и Артема. Толик и Артем внимательно слушали. Когда у меня в руках зазвонил телефон (Анна Николаевна — седьмой раз, видимо, что-то срочное), я нажал кнопку выключения и запихнул телефон поглубже в рюкзак, за пачку с крекерами.
В этот момент меня настигло чувство острого дежа вю.
— …еще мы с Лариской ездили в сопки и нашли во-о-о-от такенный подосиновик, — сказал Брезентовый, и я понял, что уже слышал это. Как и сидел в этой машине, как и ехал куда-то на край света. И свежий воздух, который резал ноздри, тоже вспомнил. И Толик с Артемом показались мне давними друзьями. Я знал их уже миллион лет, знал их привычки, увлечения, знал их жен, их детей, где они работали и где отдыхали. Да я и сам был из их компании. Толик был рассудительным, спокойным и вдумчивым. В его голову частенько приходили интересные мысли, которые он спешил озвучить своим друзьям за кружкой пива, и мысли эти потом обсуждали, разбирали по косточкам, критиковали или хвалили, но в любом случае запоминали. Артем же, наоборот, был с ветром в голове. Он знал много, но поверхностно. Ничто не могло заинтересовать его дольше, чем на несколько дней. Каждое увлечение вызывало сначала бурную реакцию, у Артема горели глаза, жесты его были живописными, а речи — захватывающими. Он с головой окунался в неизведанное и неисследованное, но через один-два дня неизменно сталкивался с естественным жизненным законом — чтобы чего-то добиться, нужно учиться и много работать. Перед законом Артем был бессилен. Отдавать много времени увлечению он не желал, дабы не тратить жизнь понапрасну, поэтому быстро остывал, угасал и суетливо искал что-то новое, чтобы вновь загореться и повторить цикл заново. Так Артем умел немного ездить на мотоцикле, немного разбирался в автомобилестроении, немного знал историю, немного увлекался декадансом середины 19-го века, не очень хорошо умел играть на гитаре, не до конца выучил английский язык (и чуть-чуть немецкого), немного умел готовить… и еще много чего такого «немногого» скопилось в нем, часто ненужного, недоделанного или же попросту заброшенного… А Брезентовый всегда много разговаривал. При этом он не нес полную чушь и околесицу, а говорил интересно, складно, словно каждый раз рассказывал увлекательную историю — из жизни или выдуманную не поймешь — и при этом никогда не надоедал и не казался навязчивым. Наоборот, Брезентового звали в любую компанию, его уважали и ценили. Потому что он мог сотворить из любой наискучнейшей вечеринки кружок заинтересованных слушателей. Откуда у Брезентового рождались бесконечные истории не знал, пожалуй, и он сам.
Все эти ложные воспоминания, мгновенно родившиеся из ниоткуда, пронеслись ураганом в голове. Я открыл было рот, чтобы озвучить свои мысли, но в этот момент deja vu улетучилось. Так я и остался с открытым ртом. Никого я тут не знал. Да и каким бы образом я оказался бы тут раньше, чем сейчас? Не с моим плотным графиком, увольте. Алёнка всегда грезила севером. Она мечтала полететь на Аляску, в Мурманск или куда-нибудь в Сибирь, чтоб подальше от цивилизации, чтоб медведи и заснеженные степи, чтоб можно было кататься на лыжах, а от холода сводило челюсти и краснел нос. Но это были ее мечты — не мои. Я, если б знал, как все закончится, может и увез бы ее подальше от цивилизации, но я же не умею предсказывать будущее… я и в настоящем запутался, как рыба в сетях…
Мы ехали еще с полчаса и добрались до поселка. Он вынырнул из-за резких поворотов и холмистых сопок зелеными заборами с колючей проволокой и полосатыми трубами заводов, из которых не просто шел, а валил густой серый дым — какая-то странная, но неизменная атрибутика большинства городов. Потянулась асфальтированная дорога, блестящая от влаги, наполненная мутными лужами в неровных впадинах. Мелькнули ряды гаражей, а уже за ними потянулись пятиэтажные «хрущевки», разбросанные по всей бывшей Стране Советов, живые памятники светлого будущего и не очень светлого настоящего. Вечерело, вдоль дороги загорались первые фонари. Брезентовый как-то внезапно замолк, а Толик со скрипом протер стекло, сощурился и пробормотал:
— М-да, вот и вернулись, ёшкин кот!
— Куда забросим гостя из столицы? — спросил Брезентовый, не поворачивая головы. — У меня сегодня грибы на ужин.
— А мне бы до Катьки дозвониться, — сказал Толик и полез за телефоном.
— Ко мне он едет, — сказал Артем, — у вас дома жены, дети, шум, бедлам, грибы какие-то… а у меня тихо и спокойно. Дайте человеку отдохнуть до завтра, а там будем решать.
— Да я не то, что бы устал… — смутился я, — и всего на пару дней…
— Про рыбалку не забудь на следующей неделе! — напомнил Брезентовый. — Я тебе, уважаемый, не прощу, если уедешь раньше времени. Или ты сильно куда-то торопишься?
— И про коньяк! — вставил Толик.
Я пожал плечами.
— В Мурманск хотел…
— Думаешь, в Мурманске лучше? — удивился Брезентовый. — Или, может думаешь, в каком-нибудь Владивостоке лучше? Ничего подобного. У нас в Снежногорске все хорошо, все есть. Лес? Есть. Сопки? Есть. Грибы, ягоды? Собирай пожалуйста, хоть засобирайся! На рыбалку или на охоту хоть сейчас. Зимой — лыжи, санки, сугробы, снеговики. Летом, блин, тоже развлечений навалом. А воздух, чувствуешь? Воздух-то какой свежий!
Я невольно потянул носом воздух.
— Значит так, — сказал Артем, обращаясь к Брезентовому, — нечего тут разглагольствовать. Человек устал, хочет выспаться, едет ко мне. И точка.
— Значит, вас завезти? — легко согласился Брезентовый.
— Завези, — согласился Артем.
— И вы ляжете спать в полшестого вечера?
— Не умничай!
— Кто тут умничает? — рассмеялся Брезентовый. — Со мной один раз такой случай был, закачаетесь…
И за десять минут Брезентовый выдал научно-популярную историю о том, как он однажды ходил в лес на охоту, долго сидел в какой-то зловонной луже, стерег диких уток, застудился, пришел домой весь больной, немощный и вообще никакущий, разделся, помылся, лег спать около девяти, а проснулся в полдесятого, только через день. То есть проспал больше суток. Жена, по какому-то стечению обстоятельств, в те же сутки ушла на дежурство в котельную, а поскольку тогда случились дни острейшего семейного кризиса («Да, пил, — качал головой Брезентовый, — признаю, ругался на Лариску почем зря. Но ведь бросил же, бросил!»), то жена ни разу даже не позвонила, таким образом решив проучить нерадивого супруга. В общем, история закончилась хорошо, Брезентовый потом как раз бросил пить, но до сих пор не может понять, каким это образом он проспал больше суток.
Брезентовый с Толиком уехали, а Артем повел меня к многоэтажному дому, не блочному, как все вокруг, а из красного кирпича.
— Так от кого бежишь? — неожиданно серьезно спросил Артем.
— Я?
— Ну, не я же. Я здесь живу. Бежишь, ведь верно? — Артем посмотрел на меня внимательно, серьезно.
— Видимо, да. Со стороны всегда лучше кажется.
— Давай в магазин зайдем, — кивнул Артем, потом продолжил, — понятно же, что не просто так человек бросает все, берет рюкзачок и летит к нам, за тридевять земель из своей Москвы. Просто так из Москвы не прилетают. Либо по делам, либо бегут от кого-то. Дел у тебя явно никаких нет.
— Еще к родственникам можно, — слабо пошутил я.
— Ага. К заблудшим душам еще скажи.
В магазине Артем купил буханку хрустящего хлеба, двухлитровую бутылку колы и пластинки от комаров.
— Иногда сюда умирать приезжают, — сказал Артем, когда вышли из магазина на морозный воздух. Темнело стремительно. Темнота заволакивала верхушки домов, укрывала дорогу, вилась вокруг фонарей.
— Здесь красиво, спокойно, городской суеты нет, вот и едут на старости лет. Если свалился в овраг, когда на лыжах катался — считай, хорошо умер. Лучше, чем валяться в постели и беспомощно наблюдать, как из-под тебя утку вытаскивают. Романтика, блин!
Некоторое время шли по мокрому тротуару, огибая многочисленные лужи. Людей на улице было немного, а те редкие прохожие, что появлялись, мелькали быстро, кутаясь в ворота шуб, пальто, курток. Это свойство небольших поселков, деревень, станиц — с наступлением темноты каждый спешит домой, к себе на огонек тепла и света. Как говорится: свои в такую погоду дома сидят, а не на лыжах ездят. Артем пару раз кидал на меня хитрый взгляд, все ждал продолжение диалога.
