— Угощайся, — сказала женщина, со стуком поставив перед ним совершенно мокрую бутылку пурпурного ситро. — Вижу, маленький мой, ты совсем запылился и пересох. — Она весело потрепала его по голове. — Так это тебя привез Сэм Редклиф?
Джоул утвердительно кивнул. Он глотнул из бутылки — вода оказалась противно теплой.
— Мне надо… вы не знаете, далеко отсюда до Скаллиз-Лендинга? — спросил он, ощущая, что каждое ухо в комнате ловит его слова.
— Хм. — Женщина покрутила бородавку и завела глаза так, что стала похожа на слепую. — Эй, Ромео, сколько, по-твоему, до Скалок? — спросила она с сумасшедшей улыбкой. — Я их зову Скалками, потому что… — но не закончила — ее перебил негритянский мальчик, к которому был обращен вопрос:
— Четыре километра, а то и все пять.
— Четыре километра, — повторила она, как попугай. — Но на твоем месте, маленький мой, я бы туда не топала.
— Я тоже, — пропищала девушка с соломенными волосами.
— А может меня кто-нибудь подвезти?
Кто-то сказал:
— А не приезжал ли Джизус Фивер?
— Ага, я видел Джизуса. Джизус у конюшни остановился.
— Джизус Фивер? Черт, я думал, он давно на кладбище.
— Что ты. Ему за сто — а шустрей тебя. Да-да, я видел Джизуса.
— Здесь он, Джизус.
Женщина схватила мухобойку и оглушительно хлопнула.
— Хватит галдеть. Совсем из-за вас мальчика не слышу.
Оказавшись причиной такого возбуждения, Джоул ощутил легкий прилив гордости, хотя и немного оробел. Женщина уставила клоунский взгляд куда-то над его головой и спросила:
— Какое же дело у тебя к Скалкам, мой маленький?
Ну вот, опять! Он кратко изложил дело, опуская все подробности, кроме простейших, — и даже не упомянул письма. Он ищет отца — вот и вся история. Как ему быть?
Ну, она не знает. Она умолкла и стояла, крутя бородавку и глядя в пустоту.
— Слушай, Ромео, — сказала она наконец, — ты говоришь, Джизус Фивер в городе?
— Да. — Мальчик, которого звали Ромео, был цветной и носил на голове пышный, захватанный поварской колпак. Он складывал тарелки в раковину за стойкой.
— Поди сюда, Ромео. — Она поманила его рукой. — Надо кое-что обсудить.
Ромео немедленно уединился с ней в заднем углу. Она возбужденно зашептала ему, то и дело оглядываясь через плечо на Джоула. Он не слышал, о чем они говорят. В комнате было тихо, и все глядели на него. Он достал украденный патрон и нервно катал его между ладоней.
Внезапно дверь распахнулась. Дерзкой походкой вошла та тощая, рыжая, с обкромсанными волосами и встала подбоченясь. Лицо у нее было плоское и довольно нахальное, нос обсыпан некрасивыми крупными веснушками. Прищуренные зеленые глаза перебегали с лица на лицо, но как бы никого не узнавали; равнодушно задержавшись на Джоуле, взгляд ее тут же скользнул дальше.
— Здорово, Айдабела!
— Как дела, Айдабела?
— Сестру ищу, — сказала она. — Никто не видел? — Голос у нее был сипловатый, как у мальчишки, и шел будто сквозь дерюгу, — Джоул невольно откашлялся.
— Я видел недавно, сидела на веранде, — отозвался молодой человек без подбородка.
Рыжая прислонилась к стене, скрестив тонкие, как щепки, ноги с острыми коленями. Левая была обмотана размахрившимся бинтом в красных протеках меркурохрома. Девчонка вытащила тяжелую голубую катушку на бечевке и отпустила: раскручиваясь, катушка медленно дошла до полу и стала подниматься, наматывая бечевку на себя.
— А это кто? — спросила она и показала головой на Джоула. Не получив ответа, она еще раз катнула игрушку, пожала плечами и сказала: — Подумаешь, кому интересно? — Но продолжала искоса следить за ним. — Эй, Роберта, не нальешь в кредит? — крикнула она.
— Мисс Роберта, — откликнулась та, прервав совещание с Ромео. — Сколько раз предупреждать тебя, Айдабела Томпкинс, чтобы ты не распускала язык? До тех пор, пока ты не выучишься хоть немного хорошим манерам, сделай милость, забудь дорогу сюда, слышишь? И с каких это пор у тебя тут такой большой кредит? А? Марш отсюда и не возвращайся, пока не наденешь приличную женщине одежду.
— Знаешь куда иди? — огрызнулась девчонка, с силой распахнув дверь. — Твой притон не скоро меня дождется, будь спокойна. — За сеткой ее силуэт застыл на мгновение — когда она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на Джоула.
А на улице смеркалось. Словно странное вино, настаивалась и густела в небе зелень, и по этой зелени ветерок лениво тащил погасшие облака. Скоро все отправятся по домам, и тогда тишина в Нун-сити станет почти что звуком: будто кто-то бродить пошел среди замшелых могильных плит на темном косогоре. Мисс Роберта дала ему в провожатые Ромео. Мальчики шли в ногу; черный нес чемодан Джоула; молча, они свернули за угол перед тюрьмой и очутились у конюшни — кирпичного здания, мимо которого Джоул уже проходил сегодня. У коновязи собралась компания, похожая на шайку бандитов из кинофильма о Диком Западе; бутылка виски ходила там по кругу; другая компания, менее шумная, играла в ножички под раскидистым дубом. Над осклизлым водопойным корытом роились стрекозы; паршивая собака бродила вокруг и нюхала у привязанных мулов под брюхом. Один из пьющей компании, старик с седыми космами и длинной седой бородой, был, по-видимому, в хорошем настроении: он хлопал в ладоши и приплясывал под музыку, наверно, звучавшую у него в голове.
Ромео завел Джоула за конюшню, на задний двор, где лошади в упряжках и верховые стояли так тесно, что хвостом не могли взмахнуть, за что-нибудь не задев.
— Вон он, Джизус Фивер, — сказал Ромео.
Джоул и сам уже увидел пигмея, скрючившегося на сиденье серой повозки в конце двора: на зеленом разливе неба четко вырисовывалось доисторическое лицо малюсенького негра.
— Не будем пугаться, — сказал Ромео, нерешительно прокладывая путь через лабиринт повозок и животных. — Держи меня крепче за руку, белый мальчик: Джизус Фивер — старый ворон, ты такого сроду не видел.
— А я и не пугался, — ответил Джоул, и это было правдой.
— Тсс!
Когда мальчики подошли поближе, пигмей настороженно накренил голову, затем медленно, стаккатным движением заводной куклы, повернулся, и глаза его, слабые желтые глаза, обсыпанные молочными мушками, уставились на них с сонной отрешенностью. Нелепый котелок у него на голове был залихватски сдвинут набекрень, а из-за яркой полосатой ленты на тулье торчало пестрое индюшачье перо.
Ромео замер в нерешительности, словно ожидая, что руководство возьмет на себя Джоул, но белый мальчик молчал, и тогда он заговорил сам:
— Хорошо, что вы в город приехали, мистер Фивер. Этот маленький джентльмен, он родич Скалли, приехал в Лендинг жить.
— Я сын мистера Сансома, — сказал Джоул и, глядя на темное высохшее лицо, сразу понял бессмысленность своих слов. Мистер Сансом. А кто он такой? Никто, ничто. Как видно, имя это мало говорило старику — его запавшие, будто незрячие глаза смотрели на Джоула без всякого выражения.
Потом Джизус Фивер почтительно приподнял шляпу.
— Приказывали, чтобы я его тут нашел. Мисс Эйми приказывали, — просипел он. Лицо у него было как черное сморщенное яблоко и почти истлевшее; полированный лоб блестел так, словно фиолетовый свет шел из-под кожи; серповидная поза наводила на мысль о сломанном хребте: печальный согнутый карлик, исковерканный старостью. А еще — фантазия у Джоула разыгралась — было что-то от колдуна в этих желтых крапчатых глазах, мудреное что-то, намекавшее… ну, на волшебство и всякие штуки, про которые читано в книгах.
— Я тут со вчера, с позавчера, потому что мисс Эйми приказывали: жди. — И он весь сотрясся от глубокого вдоха. — Много говорить не могу, сил нету. Полезай, мальчик. Дело к ночи, а ночью мне беда с костями.
— Иду, мистер Джизус, — без большой радости сказал Джоул.
Ромео подсадил его и подал чемодан. Повозка была ветхая, разболтанная — вроде тележки уличного торговца, только побольше, — и устлана сухими листьями с кукурузных початков и кисло пахшими мешками.
— Трогай, Джон Браун, — убеждал старик рыжего мула и похлопывал вожжами по спине. — Ходи ногами, Джон Браун, ходи ногами.
Повозка медленно выкатилась со двора и со скрипом по тропинке — на дорогу. Ромео забежал вперед, звучно шлепнул мула по крупу и унесся; Джоула подмывало воротить его: он вдруг понял, что совсем не хочет ехать в Скаллиз-Лендинг один. Но делать было нечего. Бородатый пьяный перед конюшней уже перестал плясать, а паршивая собака, сидя у корыта, вычесывала блох. Валкие колеса вздымали клубы пыли, и они висели в зеленом воздухе, как мелко смолотая бронза. Поворот; Нун-сити скрылся из виду.
Была ночь, повозка ползла по необитаемому проселку, колеса переминали глубокий тонкий песок, глушивший одинокие шаги Джона Брауна. До сих пор Джизус Фивер подал голос только дважды — и оба раза для того, чтобы пригрозить мулу какой-то китайской казнью: посулил шкуру снять живьем или башку топором расколоть, а может, и то и другое. В конце концов он сдался и, по-прежнему согнувшись крючком на своей доске, уснул. «Далеко еще?» — спросил один раз Джоул — ответа не было. Намотанные на запястья вожжи болтались свободно, но умный мул тащил повозку без указчиков.
