– Дорина.
– Точно, Марина. Здесь такая Марина есть?
– Есть. Лиза, горничная Софьи.
– Вот отлично. У нас тоже есть такая Марина… такая Лиза… Елена такая. Такая Жукова. Мой зам по продажам. И надо, чтоб все зрители видели: она здесь только Марина и мой зам. А то она такая… больно активная… Для бизнеса это хорошо, но чтоб люди не думали, что она главная. А то кое-кто уже так думает. Это наносит ущерб моей репутации. Так что нам надо всем показать ее место. Но чтоб она не поняла, а то будет скандал. Нина, это не надо записывать. А то будет скандал. Ну вот. Все, кажется?
– Мы должны показать на сцене образцы нашей мебели, – подал голос Горюнин. – Такие как стойки барные, столы обеденные, стулья банкетные…
– Да-да, это важно. Нина, покажи режиссеру, – распорядился директор.
На столе появились цветные каталоги мебельной продукции, отпечатанные на толстой мелованной бумаге. Паша и Компетентный Борис, перебивая друг друга, начали расхваливать товар. Печальный Горюнин стоял поодаль, дожидаясь подходящего момента, когда можно будет ввернуть реплику.
Но тут дверь в кабинет распахнулась настежь, как будто подул сильный ветер – и в помещение влетел великолепный вихрь. Закружил людей, завертел бумаги, сбил всех с мысли.
– Ну? – строго спросил директор. – Как успехи? Вихрь приостановился, замер, принял человеческий облик и оказался невысокой полноватой блондинкой из тех, которые не считают себя невысокими и полноватыми. Одета она была не по офисной моде: вместо строгого костюма – ярко-синее платье выше колена, вместо аккуратных лодочек на небольшом каблуке – сапожки на высокой платформе.
– Подписали, куда бы они делись, – отрапортовала блондинка. – Я, значит, им говорю – просто непрактично, согласитесь, взять одну барную стойку и не заменить столы. Рядом с вашими столами, говорю я, извините за такую откровенность, наша шикарная стойка будет как Наоми Кэмпбелл на дискотеке «Для тех, кому уже поздно». Они согласились. А там уже я их на стулья продавила. Заодно они полки взяли и потом еще по мелочи – три обеденных раздвижных стола и два компьютерных. Это просто сотрудники себе домой решили заказать, со скидкой чтобы.
– На высоте, – похвалил блондинку директор. – Запиши себе, сегодня у нас в пять совещание по египетской линии. Надо с ней что-то делать.
– Садовая мебель? Я как раз о ней по дороге думала. Не продается она ни разу, Петр Светозарович! Надо ее не как садовую продавать. А как обычную, городскую. Для тех, кто часто переезжает с квартиры на квартиру. Она же легкая и быстро собирается-разбирается. Взял, собрал, перевез.
– Так и сделаем: перепозиционируем, заново упакуем, Эдуард другое название сочинит, – попытался приписать себе идею сынок Павел.
– Ты, Лена, обдумай это не спеша и на совещании скажешь, – одобрительно кивнул босс. – Все у тебя?
– Не все. На моем месте какой-то посторонний урод припарковал бордовый тазик. Это, наверное, к издателям с третьего этажа автор прикатил! Я въезжаю такая – а на парковке ноль свободных мест! Надо сказать охраннику, чтоб не пускал чужих. Мы же платим за это!
– Бордовый тазик? – переспросил Владимир. – Это мой, наверное. Извините. Охранник не виноват, я сказал, что я к вам.
Блондинка в синем платье внимательно рассмотрела его и радостно сообщила:
– А вас я точно где-то видела!
– Ну… может быть, – уклончиво ответил Владимир.
– Это наш режиссер, – запоздало представил его шеф, – Владимир Игоревич. Будет делать новогодний огонек. А это Елена Жукова, мой заместитель по продажам.
– А! – обворожительно улыбнулась заместитель по продажам. – Вспомнила, где я вас видела! Это я вас сегодня чуть не подрезала, когда выезжала на Нижнюю. Простите, простите, тысячу извинений. Я же не знала, что вы наш режиссер. Но вы не обижаетесь, правда?
– Да что вы, какие пустяки, – великодушно сказал Владимир.
– И где ты в итоге припарковалась? – заинтересованно спросил Паша.
– Как обычно. Заехала в соседний двор.
– Там же шлагбаум.
– Дала сотку таджику – он шлагбаум открыл.
– Значит, я вам сто рублей должен за то, что занял ваше место… – пробормотал Владимир и полез в карман за бумажником.
– Ой, не надо, пожалуйста, этого крохоборства. Мне и так мелочь девать некуда. Ладно, не буду мешать. Петр Светозарович, я у себя – только забегу в дамскую комнату, как бы припудрить носик. В пять буду на совещании как штык. Пока-пока.
Вихрь умчался. Каталоги с товаром, забытые, лежали на столе.
– Это вы ее на роль Лизы хотите? – осторожно спросил Владимир, когда за Еленой закрылась дверь. – Интересный типаж. Такая непосредственность.
– А то! – с гордостью подтвердил директор. – Посредственностей не держим. Так, Нина, давай краткое резюме по совещанию.
– «Горе от ума»! Грибоедов! – по-пионерски отрапортовала секретарша. – Сделать позитивное название! С уклоном в любовную линию! Золоченая карета! Образцы мебели! Вы – главный Фамусов.
– А! Вот еще! – вспомнил директор. – Танцы. Обязательно танцы.
– И танцы, – записала Нина.
Петр Светозарович поднялся с места, переместился к мягкому кожаному диванчику в небольшой стенной нише и поманил пальцем Владимира.
Они сели рядом. Нина подошла к стеллажу, на котором стоял музыкальный центр, и нажала на кнопку. Зазвучала легкая расслабляющая музыка. Но танцевать никто не спешил.
– Моя жена – преподаватель танцев. Бывший, – тихо, обращаясь к одному только Владимиру, сказал директор, – раньше увлекалась. А теперь забросила. И тоскует.
– Вы ей запретили? – спросил Владимир.
– Господь с тобой! Я ей ничего не запрещаю, она сама. Мне и не придумать такого, чего она себе может запретить. Не в смысле всякого нехорошего… Она у меня образцовая. Но – как пружина. Как будто сжалась, а однажды разожмется… Поэтому у нас должны быть танцы. Там, в пьесе нашей, есть куда танец впендюрить?
– Есть. Бал у Фамусовых.
– Все, берем. Я ее очень попрошу, пусть сделает нам бал. Тут она не откажет. Может, и сама потанцует. Записывай – она должна танцевать.
Владимир огляделся: Нина сидела на своей скамеечке, прикрыв глаза, слушала музыку, но ничего не записывала.
– Нет, – перехватил его взгляд директор, – это между нами. За это отдельная оплата будет. Пятьдесят – по договору. И столько же – за танец. Не считая аванса.
Он хлопнул режиссера по нагрудному карману и вернулся к своему столу-гробику. Прием был окончен. Выходя из кабинета мебельного босса, Владимир взглянул на часы. Два дня назад, в это самое время, настал конец разумному расписанию, которому еще совсем недавно подчинялась его жизнь. Но некоторые перемены радовали: в кармане, по которому похлопал Петр Светозарович, обнаружились три пятитысячных бумажки. «Это как три раза сняться в популярном сериале в роли откопанного трупа», – быстро подсчитал режиссер, нажимая на металлическую шайбу около лифта.
Глава третья
Скромный режим гения
Да, два дня назад ничто не предвещало мебельной подработки. Правда, под утро что-то несусветное снилось: как будто всю труппу собрали в театре, раздали артистам одинаковые чемоданы на колесиках, и каждый пытается своему чемодану найти какое-то остроумное применение, а Капитан-главреж на капитанском мостике стоит, посмеиваясь, потом исчезает, и все исчезают тоже, один Владимир пыхтит над своим чемоданным этюдом… Затемнение. Пробуждение.
Подъем по будильнику и зарядка. Пятьдесят приседаний. Раз, два, десять… Начинать лучше с самого неприятного. Размять плечи, сделать наклоны во все стороны. Переходим в положение лежа – только не спать! Леха Змеиный как-то научил такому интересному упражнению индийских йогов: Владимир называет его «Ванька-встанька». Вроде помогает от радикулита. У Владимира нет радикулита, потому что он каждое утро делает «Ваньку-встаньку». А может – просто отсутствует предрасположенность.
Интересно, а Стакан вообще хоть иногда делает зарядку? Вряд ли. Владимир на днях случайно включил телевизор, там как раз этот сериал был, где Стакан в главной роли. Пузо – ну во весь же экран! Эх, Степа. Вот зачем, зачем он ввязывается в любое сомнительное предприятие: играет в бездарных фильмах, участвует в позорных ток-шоу, дает интервью бульварным газетам?
А в театре последние десять лет только числится. Живет на две семьи, ни одну толком не видит. Преподает каким-то бандитам сценическую речь. Вот к чему, скажите, сценическая речь – бандитам? Они же вообще не разговаривают, а сразу стреляют. Что уж там Стакан им преподает, неизвестно, но у них он научился многому. Его персонаж Батяня – тот самый, который еле в экран вмещается, – образец современной массовой антикультуры. При этом Стакан, кажется, очень гордится своим образом жизни. Ну это ведь его жизнь.
Вот у Лехи Змеиного дома – целый спортзал с тренажерами. Да у него не квартира, а дворец. Он вообще молодчина, этот Змеиный. Фильмы снимает, передачу свою ведет на «Культуре», пишет книги. Сам еще успевает у кого-то играть и никогда не опускается до пошлости. Жена – дочь прославленного кинорежиссера, королева красоты. Сын – умница, знаменитый адвокат, сам учился, без всякого дедушкиного блата. Дочка замужем за продюсером с Первого канала. Сама, правда, не работает, но, когда у тебя такие отец, дед, муж и брат, можно ведь и не работать. Так, ладно. Следующий пункт – жим лежа. Владимир поднялся на ноги, встряхнулся, как собака после купания. Еще раз встряхнулся. Ну же, ну, последний рывок. Нет. Не сегодня. Завтра – отжимания. Завтра он с них начнет, ими и закончит.
