Часа через три – а за это время я успел сделать небольшую запись в заветную тетрадь, посмотреть по нормальному телевизору своих домочадцев фильм, погладить последние, более-менее приличные брюки и рубашку, побриться впервые за неделю, одеться и наконец доехать до адвокатской конторы, умело обманув кондуктора, и сэкономив на этом несколько монет – я вошёл в кабинет адвоката и вежливо поздоровался со своим спасителем.
- Добрый день, Пётр Ильич, - я лучезарно улыбался.
- Ааа! Вот и товарищ Никулин, пожаловал, - пузатенький, седовласый, в отличном костюме господин адвокат был сама уверенность и респектабельность.
- Вот, это вам, - я протянул конверт с деньгами. Почему-то в голове всплыла фраза из «Приключений Шурика» - «Я вам денежки принёс, за квартиру, за январь…».
- Спасибо, - адвокат небрежно кинул конверт в «кейс» - «Вот спасибо, хорошо, положите на комод…».
- Присаживайся, - адвокат любезно указал мне на стул. - Как дела?
- Вашими молитвами, - я вежливо присел. Этакий послушный мальчик, мать её!
- Больше хулиганить не будешь? – Пётр Ильич продолжал улыбаться. - Выпить не хочешь?
- Нет, благодарю, - я продолжал играть роль, - а насчёт «хулиганить»… Я понял, что мне нельзя нарушать Уголовный Кодекс. Я не по этому делу. Как говорится: «не украсть, не покараулить».
- Ну, вот и славно! – и я понял, что аудиенция окончена. - Большой привет матушке и тётушке! Я им обязательно позвоню.
- Конечно, конечно. Непременно передам, - «Конечно, позвонишь, когда деньги пересчитаешь!».
Предстоящие разборки с матерью меня мало волновали, меня больше интересовало, где мне сейчас выпить. На те, две бумажки, что я позаимствовал из адвокатского гонорара, можно было не только купить бутылку, но ещё и махнуть грамм эдак триста.
Уже под вечер я изрядно «освежённый» возвратился домой. Я неплохо оприходовал одну «бумажку» в кафе на набережной. Я любил эту забегаловку за низкие цены и не совсем «паленую» водку. Из своего «бюджета» сумел даже выкроить себе пару сосисок на закуску. Пообщавшись вволю с местным пролетариатом, я всё-таки поборол искушение потратить и вторую «бумажку», и двинул до хаты. По дороге зашёл в минимаркет и приобрёл «ночную» бутылку, чтобы спалось и работалось – а мне не терпелось продолжить свои записи, – хорошо.
Дверь мне открыла дочь. Вернее не открыла, а только отщёлкнула замок в ответ на мой условленный звонок. Вот такие у нас были отношения. Я не стал ничего говорить в демонстративно захлопнувшуюся перед моим носом дверь в комнату, где жили жена, дочь и мать. Я просто прошёл на свою территорию и, раздевшись до трусов, брякнулся на кровать, предварительно спрятав водку под подушку. Вот и ещё один день прошёл.
Поборов лень, я приподнялся и сильнее открыл окно. Тёплый июльский ветерок ворвался в комнату и стал приятно обдувать почти голое тело. «Трусы что ли снять, для смеха?», - я взялся за резинку, но потом усмехнулся и передумал, - «Ну, их на хуй! Войдёт кто-нибудь, подумает, что дрочу внагляк». А триста грамм, выпитые в кафешке уже бойко разбежались по венам и сосудам, и я почувствовал, что член наполняется какой-то истомой. Перед глазами тут же появились подружки с пляжа, только они уже были не только без бюстгальтеров, но и без трусиков. Вот лица девчонок, я как не бился так и не смог вспомнить, а выбритые лобки и раскрытые щелки нарисовались очень отчётливо. Это конечно не были «лобки и щёлки» именно этих молодых сучек – мне почему-то хотелось, чтобы они оказались именно «сучками», «прошмодовками», «поблядушками» готовыми на всё, – а «лобки и щёлки» в принципе, как таковые. Картинки рисовались одна занятнее другой, и… я решительно перевернулся на живот, с некоторых пор я запретил себе заниматься онанизмом, как бы ни хотелось. Справедливости надо заметить, хотелось всё меньше и меньше.
Выпитые в кафешке «триста» постепенно рассасывались в крови, становилось спокойнее и легче. Я стал заставлять себя думать о том, что надо всё-таки найти хоть какую-нибудь работу. И как не странно, на «выпитое», мысль о работе не показалось такой уж немыслимой и глупой. Я стал перебирать всевозможные варианты трудоустройства, но кроме как грузчиком в каком-нибудь маленьком магазинчике представить себя не смог. Обращаться за помощью к бывшим сокурсникам, или даже одноклассникам – а некоторые из моих бывших знакомых неплохо поднялись за это время, – я не хотел. Я сразу же забраковал такой вариант. «Я, блядь, и во времена похуже ни к кому не обращался, где они все были, мои друзья, так называемые!», - я резко повернулся к окну, - «Где все были, когда я бодался с бандитами и кредиторами! На хуй всех! Я выжил, выкарабкался и теперь сам справлюсь!».
Наконец выпитые в кафешке «триста» добрались до головы, теплота и лёгкость теперь была уже во всём теле. Злость и агрессия испарились, меня стало укачивать и клонить в сон. «Вот напишу убойную книгу…», - додумать я не успел, я уснул.
Проснулся я от звука скрежетания ключа в замочной скважине. По неуверенным движениям я понял, что жёнушка опять задержалась на работе отнюдь не по причине плохой работы общественного транспорта. Я взглянул на допотопный будильник – на кой хер он мне был нужен, но стоял на полке, и есть не просил – уже давным-давно как супруга должна была появиться дома. Потом в ванной комнате зашумела вода, и я стал представлять, как жена подмывается после удачного секса. Так, без всякой злобы заметьте, любопытства ради. Потом я услышал, как жена прошла на кухню, и как я понимаю, села курить. «Ладно, хрен с ними со всеми! Не пора ли и нам подкрепиться, Андрей Георгиевич?», - я сел на своём продавленном диване, - «Будет и на нашей улице праздник!».
Я достал из-под подушки бутылку, но тут в дверь комнаты постучали, и заветная ёмкость опять была спрятана. Стучать в дверь – такую моду жена взяла недавно, вероятно хотела подчеркнуть, что мы только соседи. Соблюдя глупый ритуал, жена заглянула в мои апартаменты, к моему разочарованию она была трезва и даже пыталась изобразить улыбку.
- Никулин, - и обращение по фамилии было из той же оперы, что и стук в дверь, - ты сможешь завтра встретить Г.Ф.?
- Ба! Подружка приезжает!
- Да. А мне надо быть на рынке с утра, - жена, немного подумав, всё же вошла в комнату и прикрыла дверь. В ночной рубашке супруга выглядела неплохо, и мне даже чего-то захотелось. Я стал пытаться смотреть на жену как на незнакомую женщину. Получалось плохо.
- Ну, так сможешь или нет? Денег я на проезд оставлю, - ей было явно неуютно под моим взглядом.
- Может, трахнемся, - скромно предложил я.
- Зачем это? – жена усмехнулась и одёрнула ночнушку.
- Ну, так, по старой памяти, - я откинулся на спинку дивана и сложил руки на груди, - «Сказать, что ли про плёнку? А ладно, оставим этот козырь про запас!».
- Ни к чему это, - ничего неподозревающей женщине надоело стоять, и она присела на краешек разваливающегося кресла. - Телевизор включи, там по «первому» твоё любимое «Собачье сердце» идёт.
Я потянулся к телевизору на тумбочке и включил этот давно отслуживший своё агрегат, без особой надежды, что он заработает. Старый ламповый черно-белый аппарат функционировал, только когда ему этого хотелось. Вот и теперь после нескольких минут разогрева – жена тем временем обводила тоскливым взглядом обшарпанные стены моего жилища, украшенные посеревшими плакатами времён Олимпиады-80 и фотографией актрисы Рэкел Уэлч, – телевизор всё-таки соизволил заработать. Звук был, а вот об изображении можно было только догадываться. Но мне в этом фильме нравились сами тексты неподражаемого Михаила Афанасиевича. Как я быстро догадался, была моя любимая сцена обеда, после того как Шариков устроил в профессорской квартире погром, гоняясь за кошкой.
- Ладно, встречу, - я решил больше не мучить жену, - когда поезд?
- Вот я тут всё написала, - жена положила на тумбочку листок бумаги.
«Я водочки выпью», - вопросительно-утвердительно сказал Шариков.
- «Пузырь» с тебя, - если уж не обломился секс, так значит надо получить, хоть какое-нибудь вознаграждение.
«А не будет ли вам?», - поинтересовался язвительный Борменталь, - «Вы в последнее время слишком налегаете на водку».
- А тебе не надоело, - устало сказала супруга. - Может, отдохнёшь?
«Вам жалко?», - огрызнулся Шариков.
- А тебе-то что за печаль? – не люблю эту заботу проявляемую время от времени, и только тогда когда от меня, опустившегося алкаша, что-нибудь требуется.
«Вы, Шариков, ерунду говорите…», - начал поучать героя правильный доктор.
- Как хочешь, - жена встала и открыла дверь. - Деньги в прихожей оставлю. И на бутылку тоже.
Попа супруги, чуть прикрытая тонкой тканью ночной рубашки, скрылась, дверь захлопнулась, немного акцентирование, чем надо было. Я вздохнул, вынул томящуюся бутылку и, сковырнув ножницами пробку, налил себе полный стакан. Граненое произведение искусства областного стекольного завода всегда стояло на тумбочке, готовое к применению.
