— А мне вообще никогда ничего не снится, — заявил Фриц.
— Если я просыпаюсь и помню, что мне снился интересный сон, то стараюсь снова заснуть и досмотреть его до конца, — объявила всем Фрида. — Иногда они не хуже фильмов.
Анна уже была готова по маминому знаку убирать со стола, как мама, вдруг покраснев, призналась — ей тоже иногда снится Франкфурт.
— Мы сидим, ужинаем у Якобсонов, только я начала есть, как вижу — на мне большущая фланелевая ночная рубашка, я в ней спала во время беременности. Я тебе говорю обычным голосом, будто ничего такого не происходит: "Эрнст, поехали домой, у меня голова разболелась". А ты оборачиваешься ко мне и спрашиваешь: "Разве мы с вами знакомы?" Словно век меня в глаза не видел.
— Дальше, дальше, — потребовала Анна, пока все остальные покатывались с хохота.
— Ну, я проснулась, и так мне легко стало, оказалось, преспокойно лежу в своей кровати.
— С человеком, который с тобой не знаком, — рассмеялась Гретхен.
— Гретхен, Анна, убирайте со стола, — напустила на себя серьезный вид Клара Зольтен.
Анна уже возвращалась из кухни, когда раздался звонок в дверь. Она еле удержала в руках вазу с фруктами.
— Изабелла пришла! — едва не швырнув вазу на стол, девочка помчалась к входной двери.
Но это была не Изабелла, а миссис Шумахер — учительница Анны из класса для слабовидящих детей.
Младшая Зольтен в изумлении застыла с открытым ртом, но, придя в себя, просияла от восторга.
— Как хорошо! И вы тут! — лицо девочки говорило само за себя, без всяких слов. — Я так давно вас не видела! Вот и Изабелла собиралась зайти. Мы ее ждем с минуты на минуту. Она будет ужасно рада повидаться с вами! Мама, это миссис Шумахер!
Родители Анны вышли в прихожую поздороваться.
— Вы как угадали, — начала мама, — я в субботу испекла шарлотку, порадовать Изабеллу, есть чем вас угостить!
— Как Франц? — спросил папа, когда все вернулись к столу. — Сколько мы с ним уже в шахматы не играли?
— У него все хорошо, — миссис Шумахер села на подвинутый мамой стул. — Устает, правда, очень. Новости, конечно, и работы по горло — осматривает детишек перед школой. Да еще у одной девочки, его давней пациентки, оказался полиомиелит. Пока не ясно, поправится ли она. Но если и выкарабкается, все равно будет полностью парализована. Франц много времени проводит с ее родителями.
Все нахмурились. Два года назад умер от полиомиелита друг Фрица. Был здоровехонек, а не прошло и четырех дней, как его не стало.
Именно муж миссис Шумахер, доктор, во время осмотра перед школой обнаружил, какое плохое у Анны зрение. Он сразу же объяснил родителям, что даже в очках девочка никогда не сможет видеть нормально и ей надо пойти в класс для слабовидящих детей. Она тогда жутко рассердилась, да и испугалась не на шутку! Но за эти несколько лет Анна немало изменилась — кто бы теперь узнал ту несчастную и одинокую малышку.
"Да изменилась ли я? Вот опять дрожу от страха, а завтра снова буду одна-одинешенька".
— Неужели Изабелла и после обеда не придет? — произнесла вслух Анна. — Папа, сколько времени?
— Почти половина второго. Не волнуйся, Leibling,[4] она, наверно, уже скоро появится.
— Боюсь, Изабелла не сможет зайти, — начала миссис Шумахер. — Поэтому-то я здесь. Она мне сегодня полдня пыталась дозвониться домой. Только я задержалась в школе, готовилась к завтрашнему дню.
Учительница на миг замолчала, но никто не проронил ни слова. Миссис Шумахер продолжала:
— Изабелла, к сожалению, заболела. Горло саднит и температура. Франц велел ей оставаться в постели.
— Значит, она не поведет меня завтра в школу!
Ответом было молчание.
— Она завтра вообще не пойдет, да? — голос Анны дрожал.
— Да, вообще не пойдет, — вздохнула миссис Шумахер. — Но мне надо тебе еще кое-что сказать. Пойдем в гостиную, Анна. Пока все кончат обедать, мы успеем поговорить.
Девочка встала и на негнущихся ногах, словно марионетка, которую дергают за ниточки, пошла в гостиную впереди гостьи. Еще какие-то новости? И без того плохо, если Изабелла не пойдет с ней завтра…
— Сядем на диван, ладно? Не смотри на меня такими глазами, Анна. Грустно, конечно, но ты прекрасно справишься сама. Ох, мистер Зольтен, вы тоже пришли, просто замечательно.
Анна краем глаза заметила, как папа уселся в любимое кресло. Миссис Шумахер взяла руки девочки и стала согревать холодные ладошки. Вот смешно, она и внимания не обратила, но руки и впрямь замерзли. Ну просто ледышки, да и только.
— В чем дело? Что случилось? — тихим, едва слышным шепотом спросила Анна.
— Пришло письмо о новой школе Изабеллы, — объяснила миссис Шумахер спокойным и ровным голосом. — Когда Брауны месяц назад собрались переезжать, они не разузнали, где проходит граница школьного районирования. Теперь Изабелла не сможет ходить в ту же самую школу.
По всему видно, миссис Шумахер жалела бывшую ученицу. Анна взглянула на отца. Тоже, небось, думает об Изабелле. Похоже, они не понимают, каково ей, Анне. Почему о ней-то никто не волнуется?
Минутой позже она поняла, что оба смотрят на нее с любовью и, конечно, жалеют Изабеллу, но и о ней, Анне, не забыли.
Девочка изо всех сил старалась не расплакаться. Взрослые молчали, давая ей время успокоиться и найти нужные слова. В конце концов Анна выдавила из себя тоненьким, дрожащим голоском:
— Можно мне остаться в вашем классе еще на год? Ну пожалуйста! Я знаю, вы не хотите, но… может быть…
Она запнулась и не смогла продолжить.
— Мне ужасно хочется оставить тебя в моем классе подольше, Анна, — сказала миссис Шумахер. — Тебя учить — одно удовольствие. Но пора вылетать из гнезда. Сегодня сотни учеников чувствуют то же, что и ты — волнуются, каким будет завтрашний день, когда они впервые придут в старшие классы. Пойдешь в школу вместе с ними — ничем не будешь отличаться от остальных. Останешься у меня еще на год, придется поступать, как Изабелле, сразу в десятый класс. Остальные уже успеют привыкнуть к новой школе, перезнакомятся, заведут друзей. Если бы не твои сестры, Изабелла в прошлом году была бы совсем одинокой.
— Я еще не готова вылетать из гнезда, — упрямо качала головой девочка, понимая — этих двоих ей не переубедить.
— Анна, много лет назад мы отправили тебя в школу, не подозревая о плохом зрении, и тогда на самом деле было трудно, — вмешался в разговор папа. — Мне кажется, в глубине души тебе очень страшно — вдруг и сейчас будет тяжело. Ты этого боишься, да?
Что делать, папе не соврешь. Девочка неуверенно кивнула.
— Ты же теперь совсем другая, — возразила учительница, — программу восьми лет прошла за пять, весной на экзаменах отлично справилась, не хуже, а то и лучше остальных, и зрение не помешало.
— Да, но не с математикой, — пробормотала Анна.
— Ты даже по математике сдала экзамен. У каждого есть предмет, в котором он не силен. По правде сказать, я уверена, с математикой все дело просто в лени. Анна, Анна, ты боишься новой школы без Изабеллы под боком, но ведь она все равно не пошла бы с тобой в класс! Тебе еще многое предстоит узнать о себе, а пока мы тебя держим под крылышком, ничего не выйдет.
— Я не хочу идти одна! — крик вырвался, как мольба о помиловании.
— Изабелла просила напомнить — она не единственный твой друг.
О чем миссис Шумахер говорит? Какие еще у нее друзья?
Тут раздался новый голос:
— До чего же интересно подслушивать вас из коридора, — это была Гретхен. — Пора уже и мне подать реплику. Что такое, спрашивается, есть в Изабелле, чего нет во мне, Анна?
Младшая сестра уставилась на старшую. Учительница встала и положила руку на плечо Гретхен.
— Как раз это Изабелла и просила тебе передать, — миссис Шумахер посмотрела на Анну. — Но я рада, что вышло иначе.
— Изабелла просила мне передать? — Анна все еще не могла взять в толк, о чем идет речь. Как сестра может быть другом?
— Вот слова Изабеллы: "Скажите ей, пусть попросит Гретхен. Она надежней скалы, и знает все на свете".
— А вот в последнем я не совсем уверен, — слегка улыбнулся папа.
— Ну, Анна, — Гретхен сделала вид, будто не слышит слов отца, — о чем ты хочешь попросить старшую сестру?
Анна тщательно подбирала верные слова, а главное, постаралась произнести их спокойным, уверенным тоном.
— Отведи меня завтра в школу, — сказала она. — Пожалуйста.
— Я, серьезно и тщательно обдумав твою просьбу, — торжественно произнесла сестра, — отвечаю: "Да!"
В душе Анны царили, распускались, как цветы, радость и облегчение.
— Бедная Изабелла, — вдруг выпалила девочка, вновь обретя способность думать не только о себе.
— Изабелла? — повторила Гретхен. Жалко, конечно, Аннину подружку, но о чем сестренка говорит?
