Всегда оставалась возможность отступить и найти другой путь; при взгляде назад, в прошлое, все неверные решения и ошибки становятся совершенно очевидны, и даже самые бестолковые личности понимают, насколько нелепо себя вели. Позже Эйб гадал, вел бы он себя так же безответственно, если бы не приступил к пиву в такую рань, если бы остановился на аптеке, если бы уехал назад, взяв воду из реки. Стоило ему изменить один шаг, и он избежал бы всех остальных, но цепочка неверных решений привела его под окно Бетси и заставила застыть там.
Он подумал о том мальчике, который погиб, ушел настолько рано, что никогда еще не смотрел на женщину вот так, весь завязанный в тугой узел, распаленный собственными желаниями. Глядя в залитое желтым светом окно, выискивая прекрасное усталое лицо Бетси, Эйб чувствовал собственный голод, голод был мучителен, и Эйб ненавидел себя за него, но не мог от него отречься. Если он останется еще на какое-то время, то, наверное, обогнет здание и зайдет с другой стороны посмотреть, как она готовится ко сну, и кто он после этого будет? Один из тех типов, с какими сотни раз имел дело, было ли это на дороге после аварии или же на стоянке у «Жернова», — человек, который уже утратил контроль над собой.
Заставив себя отвернуться, Эйб подумал обо всех тех случаях, когда ему было наплевать: о девушках в школе, с которыми он целовался так бездумно, о женщинах, с которыми жаркими летними ночами ходил плавать на реку. Их было слишком много, да что там, один раз это было даже с Мэри-Бет на Новый год, когда они оба слишком много выпили: горячечный, нелепый случай, о котором оба они благоразумно предпочли позабыть. Ему было наплевать на всех этих женщин, на всех до единой, большое достижение для такого деликатного человека, как Эйб, достижение, которым он гордился, как будто бы никого не любить являлось для него делом чести. Поэтому для него стало сильным потрясением обнаружить, что он может желать кого-то так сильно, как желал Бетси. Он-то думал, будто пройдет по жизни, не испытав боли, он думал, что одиночество станет ему утешением, поможет ему прожить до конца его дней, но он ошибался. Дед всегда говорил ему: любовь никогда не приходит, вежливо стучась в парадную дверь, как добросердечный сосед, и спрашивая разрешения войти. Наоборот, она поджидает человека в засаде, набрасывается, когда он меньше всего ожидает, когда не может защититься, и даже у самого большого упрямца, каким бы тупоголовым или неверующим он ни был, не остается иного выбора, как только сдаться, когда такая любовь является к нему.
В конце месяца пошел холодный дождь, капал, не переставая, час за часом, пока его ритм не остался единственным, что слышали люди. Это был необычный дождь, потому что он был черным, дождь из водорослей, древний феномен, который пожилые горожане помнили со времен своего детства. Например, миссис Эванс и миссис Джереми в детстве как-то играли под черным дождем, и им совершенно заслуженно досталось от мамаш, когда они явились домой в мокрой почерневшей одежде. Теперь обе соседки стояли, каждая под укрытием своего крыльца, и переговаривались, замечая, как сильно всем повезло, что этот дождь не прошел весной, тогда все сады были бы погублены странной субстанцией, шток-розы и дельфиниумы покрылись бы черной слизью, их листья сделались бы черными как уголь.
Люди надевали плащи и шляпы, чтобы добежать от машины до дома или до магазина. У задних дверей стелили коврики, но, несмотря на все предосторожности, черные следы все равно тянулись по полу и коврам, дюжины зонтиков были испорчены, и их пришлось выбросить в мусорные бачки. В Хаддан-скул лицо статуи доктора Хоува сделалось угрюмым и черным, и каждый, кто подходил к нему близко, ускорял ход, поскальзываясь на лужах, которые как будто состояли из чернил. Бетси Чейз, кажется, была единственной, кто извлек какую-то пользу из черного дождя: она решила отправить своих учеников в город, чтобы фотографировать его в свете столь странных обстоятельств. Хотя на большинстве проявленных позже снимков не получилось ничего, кроме смазанных пятен, было среди них и несколько запоминающихся образов, в том числе и Пит Байерс, выметающий черные лужи со своей дорожки, Дик Джонсон, мрачный, без рубахи, поливающий из шланга каноэ в ангаре, и два черных лебедя, прячущихся под деревянной скамейкой.
Когда дождь наконец закончился, сточные канавы были полны водорослей, а весь город провонял плесенью и рыбой. Некоторые привычные места были затоплены: котловина вокруг городской ратуши, задние дворы тех домов, которые стояли ближе всего к железнодорожным путям, сырой подвал «Мелового дома». Привезли гидравлический насос, и, пока все суетились, гадая, как лучше выкачать грязь, затопившую подвал «Мелового дома», и переживали, насколько очередная серьезная буря скажется на конструктивной целостности здания, Бетси воспользовалась моментом, чтобы подняться на чердак в комнату Гаса, теперь пустую, если не считать письменного стола и кровати. Оконные рамы были забрызганы черными водорослями, и только слабый, цвета рыбьей чешуи, свет проникал сквозь них. Дождь просочился под раму, оставив черные пятна на подоконнике. Несмотря на скудное освещение, Бетси отсняла одну пленку, запечатлев каждый угол комнаты.
Оказавшись в темной комнате, Бетси была готова к появлению на пленке любых странностей, но там оказались только потолки и двери, белые стены и одинокая кровать, не застеленная и ничем не примечательная. Этим вечером, встретившись за ужином с Эриком, Бетси все еще размышляла, что же такое случилось с первой пленкой. Она поняла, что разочарована отсутствием на снимках нового образа.
— Ты когда-нибудь думал о том, что будет после? — спросила она Эрика за ужином.
По причине особенного времени года подавали суп с индейкой и пирог с картофелем и пореем. Обеденный зал был украшен шляпами пилигримов, которые на ниточках свисали с потолка.
— Кафедра на гуманитарном отделении, — нисколько не колеблясь, ответил Эрик. — В конечном итоге перевод в университет.
— Я имею в виду — после смерти.
Бетси помешала суп. Кусочки морковки и рис всплыли на поверхность мутной похлебки.
— Если повезет, нас обоих похоронят на кладбище Хаддан-скул.
Бетси задумалась над его словами, потом отодвинула от себя тарелку.
— Откуда ты знаешь, что я тебе подхожу? — спросила она вдруг. — Почему ты так уверен?
Не успел Эрик ответить, как в их сторону двинулся Дак Джонсон с нагруженным подносом.
— А вы будете есть этот фруктовый пирог? — спросил он, вечно голодный.
— Угадай, кого Боб Томас пригласил на День благодарения? — похвастался Эрик, передавая ему свою порцию десерта.
— Мои поздравления. — Дак жизнерадостно закивал. — Молодчина!
Только главы кафедр приглашались на обед к декану в этом году, когда состояние здоровья Элен Дэвис ухудшилось, так что Эрик сделал шаг вверх по служебной лестнице. Однако сообщение о приглашении на обед было совершенной новостью для Бетси, которая планировала на праздничные дни поездку в Мэн. Было бы здорово сбежать на время, не только от школы, но и от вероятности натолкнуться на Эйба Грея, отправившись по делам в город.
— Мы можем съездить в Мэн когда угодно, — заверил ее Эрик.
Хотела бы Бетси забыть о предостережении Элен Дэвис! С другой стороны, у кого время от времени не возникают сомнения? Ни одна пара и не должна жить в вечном согласии или проводить каждый миг жизни, купаясь в счастье. Достаточно посмотреть на Карлин Линдер, которая должна была бы радоваться, что Гарри Маккенна так ее обожает. Остальные девочки из «Святой Анны» ходят за ним по кампусу, будто стая прирученных птиц, а Карлин начала его избегать. Она чувствовала неодобрение Гаса каждый раз, когда оставалась с Гарри, и со временем начала замечать те особенности, о которых предупреждал ее Гас: улыбку, которая надевалась и снималась по желанию, эгоистичность, уверенность, что его собственные потребности должны стоять в основе мироздания. Она все больше и больше отдалялась от Гарри. Если он приносил ей шоколадки, она говорила, что не может есть сладкого. Если Гарри заходил за ней, она посылала кого-нибудь из соседок сказать ему, что уже легла спать, слишком устала или нездорова, поэтому не может ни с кем встречаться.
Гарри, привыкший всегда получать то, чего хочется, лишь сильнее желал ее, когда она его избегала.
— Он о тебе беспокоится, — говорила Эми Эллиот Карлин, поскольку Гарри начал исповедоваться Эми, которая умела быть хорошей слушательницей, когда это требовалось для достижения цели.
Эми обладала обманчивым голоском маленькой девочки, но за ним скрывалась личность, твердо намеренная добиваться желаемого, а желаемым в данном случае был Гарри. Поскольку Карлин уже заполучила его, Эми начала подражать стилю соседки в надежде перетянуть на себя часть ее везения. Она закалывала волосы серебристым зажимом, а ее новое фирменное пальто из шерсти отдаленно напоминало покрой пальто Гаса.
