— Итак, — произнес он, усаживаясь и ставя перед ней чашку с тарелкой, — приносили ли вам что-нибудь интересное за последние дни?
Геба Джонс на мгновенье задумалась.
— Тубу, на которой моя коллега играет в тяжелые моменты, и еще саркофаг, — ответила она.
Она откусила кусочек сладкого блинчика.
— А вы за последние дни спасли еще кого-нибудь?
— Спасают доноры и врачи. А я просто забираю и везу, — сказал он, поднося к губам чашку.
Геба Джонс уставилась в стол.
— А мы не отдали органы Милона для пересадки, — сказала она, в конце концов поднимая глаза. — Они вынули сердце, чтобы отправить на экспертизу. Прошло несколько недель, пока мы получили его обратно. Мне была невыносима мысль, что он останется без сердца.
Они оба помолчали. Затем заговорил Том Коттон:
— Вы ведь понимаете, что не потеряли Милона совсем? Моя сестра умерла, когда мы оба были еще детьми. Но с нами всегда остается частица тех, кого мы любили.
Вытерев щеки мягким белым платочком, который он протянул, Геба Джонс поглядела на него сквозь радужную пелену слез.
— Спасибо, — прошептала она, опуская свою маленькую ладошку на его руку.
Вернувшись домой после рабочего дня, Бальтазар Джонс не собирался никуда выходить. Однако верхний этаж Соляной башни больше не казался ему таким уж надежным прибежищем, и, посидев часок в темноте на диване, он вышел пройтись по крепостным стенам. Он шагал, пряча от холода руки в карманы, и сознавал, что его беды тащатся вслед за ним. Он на минуту остановился и поглядел на Тауэрский мост, светившийся в темноте разноцветными огнями, но горе обволакивало его, словно туман. Как ни быстро он шел, ему не удавалось забыть о нем.
Наконец он нашел себе пристанище в «Джине и дыбе». Толкнув огромную дубовую дверь, он секунду постоял на истертых плитках пола, не зная, сумеет ли вынести человеческое общество. Углядев незанятый столик возле витрины, заполненной сувенирами с бифитерами, он заказал пиво, надеясь, что никто не обратит на него внимания. Но пока он ожидал свой заказ, один из бифитеров, стоявших у бара, обернулся и обратился к нему:
— Мне жаль, что ваша жена ушла.
Бальтазар Джонс отнес свое пиво на выбранный стол, сел, подпирая голову рукой и рисуя на запотевшей кружке линии. Внезапно его отвлек от мрачных размышлений скрежет стула по каменным плитам. Он поднял голову и увидел преподобного Септимуса Дрю, садящегося напротив него и опускающего на стол бокал красного вина. С горячим энтузиазмом человека, только что нашедшего Священный Грааль, святой отец принялся рассказывать другу об одном своем удивительном открытии. Ему пришлось потратить на это несколько месяцев, пояснил он, но наконец-то удалось вырвать архивные записи из алчных пальцев хранителя истории Тауэра. Он ночь за ночью сидел, склонившись над пожелтевшими от времени листами в поисках хоть какого-то объяснения, и он уже был готов все бросить, когда вдруг наткнулся на то, что искал, — на поразительную историю, которая стоит за пулевым отверстием в баре.
Бальтазар Джонс без всякого интереса поглядел на столешницу, однако святой отец продолжал. Однажды ночью, в 1869 году, два бифитера так набрались в таверне «Джин и дыба», что хозяин не смог выставить их после закрытия. Оставив их спать прямо за столом, он ушел к себе наверх. И вот ночью один бифитер разбудил другого, уверяя, будто только что видел привидение иезуитского священника. Второй бифитер сказал своему перепуганному сослуживцу, что тому все приснилось, уронил голову обратно на стол и заснул. Однако первый бифитер зашел за барную стойку, взял пистолет хозяина и сел, привалившись спиной к стене, дожидаясь возвращения призрака. А капеллан Тауэра, который ночью всегда ходил вооруженным, на тот случай, если кто-нибудь из бифитеров захочет украсть колокола, прокрался в таверну, чтобы выпить джина. И в это же самое время на верхней площадке лестницы появился разбуженный шумом хозяин таверны, потрясая пистолетом жены.
— Внезапно прогремел выстрел! — прокричал преподобный Септимус Дрю, хватая бифитера за руку и готовясь перейти к ошеломительному финалу.
Но прежде, чем святой отец успел рассказать, кто в кого стрелял, дверь «Джина и дыбы» с треском распахнулась и в таверну ворвался йомен Гаолер.
— Где йомен Джонс? — прокричал он.
Бифитер поднялся из-за стола.
— Я только что видел у Белой башни комодского дракона! — крикнул йомен Гаолер.
Вслед за смотрителем королевского зверинца на улицу выбежали и остальные посетители, забыв о своих кружках в предвкушении зрелища. Когда они прибежали к Белой башне, оказалось, что удрала не только гигантская ящерица. По Тауэрскому лугу носились две обезьяны ревуны, и, судя по вони, растекавшейся в воздухе, где-то неподалеку была зорилла. Припустив следом за обезьянами, Бальтазар Джонс заметил, что дверь Кирпичной башни широко распахнута. Взлетев по винтовой лестнице, он обнаружил, что двери птичника тоже открыты. Птиц там не было, за исключением альбатроса, который, нахохлившись, сидел в одиночестве посреди клетки. Бифитер сбежал по ступенькам и поглядел в ночное небо. Но увидел только, как над головой промелькнуло брюшко сахарного поссума, похожего на маленький меховой воздушный змей. Заметив вдалеке Герцогиню Йоркскую, бифитер тут же к ней устремился. Но когда он свернул в Водный переулок, к нему рванули, поднявшись на задние лапки, ящерицы Иисуса Христа. На мгновенье он остановился, упираясь руками в колени, чтобы отдышаться, а золотистая курносая обезьяна тем временем завернула в переулок Монетного двора. Пока он стоял, судорожно выдыхая белые клубы пара в ночной воздух, мимо него проковылял комодский дракон, высовывая раздвоенный язык. Бальтазар Джонс обернулся посмотреть, откуда движется ящер, и увидел двух кольцехвостых кускусов, которые неподвижно лежали на булыжниках. Он бросился к ним, опустился на колени, взял зверьков на руки. Но сколько бы он ни проводил дрожащей рукой по их шелковистым головкам, ни один из них так и не шевельнулся.
Лишь когда водянистый свет нового утра растекся по небу, Бальтазар Джонс наконец-то вернулся в Соляную башню. Хотя он ничего не ел с прошлого обеда, он зашел в кухню, только чтобы выпить стакан воды, и поднялся в спальню. Не в силах принять душ, он лег на свой край кровати как был, в униформе, и закрыл глаза. Однако мысли об ужасных последних часах, когда он пытался вернуть зверей в клетки, мешали уснуть.
Сначала он бегал за обезьянами ревунами, не в силах выносить их демонические вопли, от которых жены бифитеров в ужасе замирали в постелях. Одну обезьяну ему помог поймать часовой, на которого она попыталась прыгнуть, соблазнившись его медвежьей шапкой. Оставшиеся три залезли в дом преподобного Септимуса Дрю, потому что он забыл запереть дверь, когда забежал домой за фонариком. Бифитер порадовался, что капеллана не было и тот не видел, во что превратилось его жилище. Чайник на одну чашку разбился, четыре стула в столовой разлетелись в разные стороны, аккуратные стопки документов в кабинете взметнулись бумажным вихрем, из-за которого на время пришлось прервать погоню, дожидаясь, пока расчистится горизонт. Совершив обманный маневр с помощью только что выстиранной рясы, обезьяны в итоге выскочили в парадную дверь, и их немедленно окружили у «Джина и дыбы» несколько бифитеров, присоединившихся к погоне. В конце концов зверей заманили в башню Деверо с помощью сыра и соленых огурчиков, прихваченных в таверне.
Затем Бальтазар Джонс кинулся на помощь одному из сослуживцев, который на Тауэрском лугу пытался заключить перемирие с ящерицами Иисуса Христа. Почувствовав с приближением Бальтазара Джонса, что в переговорах настал переломный момент, ящерицы неожиданно поднялись на задние лапы и промчались мимо людей, раскинув передние лапы, чтобы не потерять равновесие во время неловкой пробежки по траве. Бифитеры погнались за ними мимо казарм Ватерлоо. В итоге василиски были пойманы двумя бифитерами, зашедшими с противоположной стороны, которые гнались за самкой неразлучника, заметившей своего партнера и задавшей ему такую взбучку, что в ночном воздухе закружились персиковые и зеленые перья. Когда принесли лестницу, чтобы снять сахарного летающего поссума с решетки окна Белой башни, Бальтазар Джонс отправился на поиски зориллы, которая, судя по запаху, была где-то неподалеку. Зверь спал рядом с дверью в кафе «Тауэр», и его зловонное дыхание смешивалось с омерзительным запахом разлагающейся еды из мусорного бака. Бифитер заметил мармозеток Жоффруа, забравшихся на дуло пушки, — обезьянки объявили тревогу, когда к ним начала подбираться, раскинув руки, толпа бифитеров, источавших пивные пары. Обезьянки продолжали демонстрировать гениталии еще долго после того, как люди бежали, заливаясь румянцем под своими бородами.
