— Что же нам делать? — спросила Ди Нанкху.
— Продолжать! — ласково ответил ее брат.
— Так всегда говорил он, — печально вставила Кисеи. — Но теперь некому нас учить.
— Есть много людей, — сказал Нанкху, — и среди них попадаются замечательные.
— Может быть, и замечательные, док, — холодно откликнулась Кисси. — Но не такие, как он. Пусть даже лучше, чем он, но не такие.
— Твоя правда, Кисси, — вздохнул Нанкху. — Не такие, как Сэмми.
— Как он погиб? — спросила Ди после ухода Кисси.
— Этого мы никогда не узнаем, но люди, которые везли тело, предполагают, что он сам спровоцировал свою смерть. Агенты уголовного розыска забрали его около десяти часов вечера. Он просидел у них в управлении до раннего утра, когда заявился этот блистательный и жестокий мистер Ван Ас…
— Этот гнусный человек! — перебила Ди.
— …И он велел перевести его в управление безопасности. Там, в печально знаменитой комнате, где Ван Ас допрашивает арестованных, около часа назад Сэмми умер.
— Давуд… — После некоторой заминки она выпалила: — А его пытали?
— Нет, дорогая. Уверяю тебя, что нет. Два выстрела, один за другим. Я не решаюсь поехать и осмотреть тело. Но его брат знает все способы пытки, не оставляющие после себя никаких следов. И он тщательно исследовал все тело.
— Его брат?.. Бедняга!..
— Это несчастье окончательно убедило его, и он готов принять участие в нашем движении, но я опасаюсь, что Ван Ас предвидит эту возможность.
Ди вспомнила о Нкоси, и на лице ее появились признаки тревоги.
— Не беспокойся, — шепнул Нанкху, — не беспокойся, моя дорогая. Сэмми не сказал им ни слова.
Она закрыла глаза, слегка покачнулась и с глубоким вздохом снова открыла глаза. На лице ее не осталось никаких следов страха и тревоги.
— Что же дальше? — спросила она.
— Я должен уйти в подполье. Все наши руководители скрылись после ареста Сэмми. Я один оставался на легальном положении — для того, чтобы выяснить его судьбу. Сэмми не спровоцировал бы свою смерть, если бы не был убежден, что они слишком близки к истине, чтобы можно было сбить их с толку. До тех пор, пока они ходили вокруг да около, Сэмми мог просто отмалчиваться. В худшем случае они выдали бы ордер на его арест. Случившееся означает, что Ван Ас по крайней мере знает достаточно, чтобы Сэмми избрал такой выход. Это также означает, что они напали на верный след. Поэтому я могу оказаться следующим, кто попадет в комнату мистера Ван Аса.
— Стало быть, ты должен скрыться, и твое исчезновение послужит сигналом для массовых облав. Отныне ты не сможешь приносить никакой пользы.
— Да. Если буду на легальном положении.
— Извини, Давуд, — твердо проговорила Ди. — Принятое решение обязывает всех, кто не приносит никакой пользы, уезжать за границу и действовать оттуда. Если ты будешь прятаться здесь, в стране, ты превратишься в обузу для движения и для всех нас — и ты это прекрасно понимаешь.
Ди встала с кровати и, прихрамывая, направилась к окну.
— Так я должен уехать? — спросил он.
— Да, должен уехать.
— А что будет с тобой, сестренка? — произнес он ласковым голосом.
— Не знаю, — шепнула она, не поворачивая головы. — Не знаю. Я только знаю, что мне следует остаться, по крайней мере на некоторое время, и попробовать выполнить свой долг. И я молю бога, чтобы мне удалось это сделать хотя бы вполовину так же хорошо, как Сэмми.
— Ты будешь одинока, моя дорогая, как никогда в жизни.
— И в то же время — не забывай, брат, — я буду менее одинока, чем когда-либо.
Он подошел к окну и встал рядом с ней. На улице быстро светало.
Он сказал:
— Мы еще ни разу не говорили о нем. Ты так и не захотела открыть своему большому брату, что ты влюблена и что в твоей жизни появился мужчина.
— У меня нет никаких секретов. Я люблю его, и он любит меня. Вот и все.
— Что он за человек?
— Деликатный, отзывчивый и честный. Чистый и мудрый, большой брат, чистый и мудрый.
— Я рад, что ты его оценила, сестренка.
Она погладила его руку.
— Помнишь наше детство: ты бывал со мной редко-редко.
— Да.
— И я носилась — вернее, ковыляла — за тобой и отцом, как щенок.
— Помню.
— А какая я была отчаянная!
— Особенно когда с тобой был отец.
— И ты не забыл тот день, когда я пыталась объяснить тебе свое ощущение?
— Я что-то… не припоминаю.
— Ты вытащил меня из реки…
— Да, да, теперь вспоминаю. У тебя было такое ощущение, будто тебе не страшна никакая опасность: ты не боялась утонуть в реке, не боялась умереть от укуса змеи. Ты говорила, что рядом с отцом…
— И рядом с тобой, большой брат.
— И рядом со мной ты чувствуешь себя неуязвимой.
— Но я не знала этого слова, и ты подсказал его мне. Помнишь?
— Да.
— Все эти годы, оглядываясь назад, я с восхищением вспоминала свою… свою неуязвимость — это чувство уверенности и спокойствия, которое ничто не мог-.по поколебать. Его не могли поколебать ни ссоры, ни размолвки, ни драки. Но потом умер отец, и с ним умерло это чувство; я подросла и поняла, что я всего лишь калека. И я решила, что это особое чувство — порождение наивности и неопытности детства, оно недолговечно и вскоре исчезает, усугубляя одинокость человека. Но теперь…
— Что, дорогая?
— Это чувство возвратилось ко мне. Даже мне самой это кажется фантастическим и невероятным, но оно возвратилось. Ты понимаешь?
— Понимаю.
— Даже если он погибнет… Мне будет безумно тяжело… Но все же не так, как прежде… Я всегда буду знать, куда я направляюсь и как мне поступить. Представь себе, что ты идешь через джунгли. Возможно, ты сумеешь преодолеть все трудности — в конце концов это дело удачи, — но ты знаешь верное направление и, что бы ни случилось, не заблудишься.
— Хорошо, дорогая. Ты знаешь, что говорить и что делать, когда сюда явится полиция?
— Конечно. А ты, если увидишь его, объясни, как важно сохранить миф. Пожалуйста, береги себя, Давуд.
Чутье подсказало ему, что она внутренне подготовилась к его уходу. Он нежно поцеловал ее в щеку и сказал на прощание:
— Я дам о себе знать.
Когда он ушел, она повернулась и взглянула на будильник. Ложиться не имело никакого смысла. Ей надо будет помогать медицинской сестре, а в сложных случаях вызывать других врачей. День предстоит долгий и трудный. Через час-другой нагрянет полиция…
Ди занялась приготовлением к наступающему дню.
Ди была в операционной вместе с сестрой, которой она помогала делать прививки пятилетним малышам, когда подъехал первый полицейский автомобиль. В это утро приемная была набита до отказа, и полицейскому пришлось пустить в ход локти и угрозы, прежде чем он добрался до операционной.
— Где доктор? — спросил он повелительным тоном.
— Не знаю, — ответила Дн, продолжая заниматься своим делом.
— Кто же тогда знает? Может, ты? — Он ткнул пальцем в сестру.
— Нет.
— Может, он поехал к больным?
— Нет, — ответила Ди. — Его машина и сумка здесь. Сегодня утром у него прием, обходить больных он должен только во второй половине дня.
— Тогда где же он, черт побери, шляется?
— Не знаю. Я только знаю, что он не ночевал дома.
— Какого дьявола ты не донесла об этом в полицию?
Впервые с момента его появления Ди Нанкху подняла голову и смерила его холодным, враждебным взглядом.
Полицейский резко повернулся и, расталкивая толпу пациентов, вышел на улицу, где стоял полицейский автомобиль, оборудованный радиотелефоном. Он тут же связался с центральным управлением. Выслушав его доклад, инспектор Янсен приказал ему оставаться на месте — только не в доме, а снаружи. Потом инспектор позвонил Ван Асу — сперва в управление, а затем домой. Ван Ас предвидел такой поворот событий; разговаривая с Янсеном поздно ночью, вернее рано утром, он высказал предположение, что смерть Найду может повлечь за собой исчезновение Нанкху.
Услышав сонный голос Ван Аса, инспектор сказал:
— Говорит Янсен. Вы оказались правы. Нанкху ушел в подполье.
Наступила краткая пауза, после чего, стряхнув с себя сои, Ван Ас бодро сказал:
— Стало быть, началось? Арестуйте всех подозрительных лиц. Всех без исключения.
— Индийцев?
— Всех подряд: индийцев, африканцев, цветных, белых — всех подряд.
— В наших списках значится около двухсот человек. Где их разместить?
— Велите позвонить в тюрьму: у них есть план размещения арестованных в случае чрезвычайного положения. Мобилизуйте людей для прочесывания сельской местности. У одного из моих служащих имеется карта, где отмечены районы, подлежащие первоочередной проверке. Я выезжаю, а вы пока начинайте операцию.
