— Значит, — сказал Пол, — нам придется остаться друзьями. Если ничего иного мы не можем себе позволить, что ж… да будет так.
Произнесенные вслух, эти слова прозвучали не столь торжественно, как он надеялся. И на Мальвину предполагаемого впечатления не произвели. Пол ощутил, как вокруг нее сгущается силовое поле, защитная энергетическая стена. Мальвина напряглась всем телом, и, хотя не двинулась с места, они словно физически отдалились друг от друга.
Полу показалось, что минула вечность, прежде чем Мальвина спросила осипшим голосом:
— Зачем же ты говорил все это? Вечером, перед отлетом в Скаген? Зачем?
— Я… не мог иначе, — растерялся Пол. — Я говорил о том, что чувствовал тогда. Честно. Я не мог держать это в себе.
— Понятно.
Мальвина встала и медленно пересекла церковный двор. Остановилась на краю спиной к Полу, глядя на поля, что поджаривались и дымились на солнце. На ней было голубое платье без рукавов, и в который раз Пола поразила ее тонкость, удивительная невесомость костей, грозящих в любой момент надломиться. Ему вдруг захотелось по-отцовски заботиться о ней, как он заботится об Антонии. И тут же он вспомнил глупую фантазию, которой предавался в машине по дороге сюда: как он заведет Мальвину в какой-нибудь безлюдный церковный двор вроде этого и с упоением займется с ней любовью меж надгробий. Не похоже, чтобы этой фантазии суждено было стать явью. Не подойти ли к ней, размышлял Пол, обнять, сказать что-нибудь. Но она, высморкавшись, уже возвращалась обратно. Опускаясь на скамью рядом с Полом, она все еще хлюпала носом. Солнце зашло за высокий тис, и на скамью упала прохладная тень.
Наконец, собравшись с силами, Мальвина заговорила:
— Ладно. Пусть будет дружба. Но ты должен кое-что знать.
— Что?
Сглотнув, Мальвина объявила:
— Мы не можем больше встречаться.
— С чего вдруг?
— А с того, что мы не можем быть друзьями — нормальными, добрыми друзьями, — пока наши чувства не заглохнут. Пока не избавимся от всего этого.
У Пола сдавило желудок. Он почувствовал, как его охватывает паника.
— Но… Сколько времени, по-твоему, это займет?
— Откуда мне знать? — Мальвина потерла глаза, и Пол заметил, что у нее покраснели веки. — За тебя я отвечать не могу… Много времени. Чертову прорву времени. — Отвернувшись, она накручивала прядь на палец. На ярком солнце ее волосы уже не казались такими черными, скорее, почти пепельными. — А поскольку я увязла глубже (и не возражай, это правда), то мне и решать, когда мы снова встретимся. Когда я буду готова снова с тобой дружить. А пока не звони, не пиши. Я этого не вынесу.
Ошалевая от внезапности происходящего, Пол спросил:
— И все же, сколько нам понадобится… недели? месяцы?
— Понятия не имею. Я же сказала: на это уйдет много времени.
— Но… — Настал его черед вскочить со скамьи. Пол принялся расхаживать средь покосившихся могильных камней. — Но это безумие. Совсем недавно мы…
— Нет, безумие — то, как мы жили последние две недели. Вот это настоящее безумие. Согласись, Пол, я права. Ужасно, но я знаю, что права.
Пол глубоко задумался. Они еще долго говорили, сбиваясь с мысли, повторяясь; беседа петляла по бесконечному лабиринту, каждый раз возвращаясь к исходной точке — категоричному предложению Мальвины, которое даже Полу стало казаться жуткой, но бесспорной необходимостью. В итоге, словно парализованный горем, он только и мог, что сидеть, подавшись вперед и схватившись за голову, твердя одну и ту же измученную фразу:
— Что же мы делаем? Неужто такое возможно?
— Мне и самой не верится, если честно, — сказала Мальвина. — Но что есть, то есть.
— И все-таки… должен быть какой-то иной путь, какой-то иной…
— Пол, послушай. — Она глянула на него в упор. — В таких ситуациях третьего пути не бывает. Пойми ты наконец! И не пытайся убедить себя, что можно как-то вывернуться. — Она встала, глаза ее опять наполнились слезами. — Ладно, — голос у Мальвины дрожал, — идем к машине.
Молча они зашагали вверх по холму. Сперва они держались за руки. Потом Пол обнял Мальвину, и она прижалась к нему. Так они шли минут пять-десять; более тесной физической близости между ними еще не было. За сотню ярдов до стоянки Мальвина отделилась от Пола и ускорила шаг. Она первой добралась до калитки и остановилась, поджидая Пола.
— Я хочу взглянуть на камни, — сказала она. — Попрощаемся прямо сейчас?
— Нет, я пойду с тобой. — И Пол последовал за ней через калитку.
На поляне никого не было. Но и тишины, несмотря на безветрие, тоже не было: валуны находились рядом с шоссе и каждые несколько секунд мимо проносилась машина. Тем не менее стоило им ступить в каменный круг, как на обоих нахлынуло ощущение желанного покоя, порожденное, вероятно, лишь тем обстоятельством, что они оказались в очень древнем пространстве, создававшемся с некоей священной, но теперь напрочь забытой целью.
Они стояли очень близко друг к другу, не разговаривая и не шевелясь.
— Я здесь бывала раньше, — прервала молчание Мальвина, отойдя от Пола на два шага. — Мама приводила меня сюда. Ума не приложу, что мы делали в этих местах. Она тогда развелась с мужем, своим первым мужем. Он был греком, никогда здесь не жил, — в общем, непонятно, как нас сюда занесло. И однако я запомнила эту поездку. Мать рыдала. Так противно театрально рыдала, тискала меня, говорила, какая она плохая, потому что портит мне жизнь. Мне тогда было… шесть, кажется, или семь? Нет, шесть лет. А на нас пялилась пожилая пара, смотрели и не понимали, что тут, черт возьми, происходит. На голове у женщины был зеленый платок. Дело было зимой. — Она обвела взглядом осыпающиеся, давно утратившие изначальную форму камни, словно только сейчас их заметила. — Странно, что я снова попала сюда.
— Мальвина, — порывисто произнес Пол, — не знаю, как у меня сложится со Сьюзан. Не знаю даже, выживет ли наш брак. Но если когда-нибудь я опять стану искать тебя…
Она улыбнулась:
— Ну конечно, кто тебе запретит. Только неизвестно, где я буду в это время.
— Ты ведь не уедешь из Лондона?
— Эмоционально, я имею в виду. Надеюсь, где-нибудь в другом месте. В новом. — И, пожалев Пола, добавила: — Послушай… тебе надо было сделать выбор, и ты его сделал. Это самое главное. Молодец. А теперь иди. Я сама доберусь до станции.
— Не говори глупостей… Это небезопасно.
— Погода чудесная. Я пройдусь пешком. Давай покончим с этим.
Он понимал, что она настроена решительно — и в этом последнем пункте тоже.
Мальвина взяла его за руки, притянула к себе.
— Ну же, — сказала она, — на прощанье поцелуй свою милую, как выразился бы Робби Бернс.
Но они опять не поцеловались, даже сейчас. Стояли обнявшись, и Пол вдыхал запах ее волос, нагревшейся кожи и духов, название которых он так и не узнал, а неземной покой внутри каменного круга напомнил ему о Скагене, о тамошней нерушимой тишине, и он догадался, что ему даровали еще одно мгновение, которое никогда не закончится, но навсегда останется с ним. Он изо всех сил цеплялся за него, стараясь утратить ощущение времени. Но Мальвина мягко отталкивала его от себя. В конце концов он отпустил ее и зашагал прочь.
На пути к калитке Пол оглянулся лишь однажды. Ему почудилось в приступе отчаяния, что, возможно, он видит ее в последний раз.
Глядя вдаль, на поля, она стояла одна-одинешенька в голубом летнем платье в центре круга; камни словно взяли ее в кольцо, подбираясь все ближе, как те демоны, от которых она всю жизнь пыталась убежать и о происхождении которых, как теперь сообразил Пол, он даже не догадывался.
Круто развернувшись, он направился к машине.
* * *
Когда Пол приехал в Кеннингтон, шок еще не прошел. Дома он допил виски — в бутылке оставалось две трети, — а потом извел подчистую весь алкоголь, какой смог найти на кухне. В десять часов он отрубился на диване, так и не раздевшись. В три утра Пол проснулся с дикой жаждой и ноющим мочевым пузырем. Голова пульсировала, как мультяшный персонаж, зажатый в мышеловке. Пол раздумывал, не сунуть ли два пальца в рот. Но тут он понял, что его разбудило, и едва не закричал от радости, — двойной сигнал на мобильнике: эсэмэска! Мальвина написала ему. Ну конечно, кто же еще! Как и он, она не способна это вынести. Они совершили ужасную ошибку и утром встретятся снова. Он открыл мобильник: провайдер сообщал, что Пол выиграл 1000 фунтов. Для того чтобы получить приз, он должен набрать специальный номер, после чего за звонки с него будут брать 50 пенсов в минуту.
Пол решил проявить твердость. Он не был до конца уверен, хотела ли Мальвина наказать его, либо, опасаясь тронуться умом и нанести себе непоправимый урон, она и впрямь не видела иного выхода. В любом случае он уважал ее желания и не пытался связаться с ней. Дни тянулись долго и тоскливо. Словно одержимый, каждые пять минут он проверял автоответчик и почту. Мальвина не проявлялась.
