Поппи:
— Конечно. А ты?
Я:
— Думаю, да.
Поппи:
— Это хорошо.
Сказать бы, что я ее люблю, да не выходит как-то. Очень уж возвышенно получается. И глупо. Пришлось эти слова проглотить. Пусть до поры до времени посидят у меня в животе.
Поппи:
— Будешь отправлять мне эсэмэски?
Я:
— Ладно.
Поппи написала свой номер у меня на руке. Щекотно. Цифры вышли лиловые. Я пришел в восторг, будто получил сообщение с наилучшими пожеланиями. Не стал ей говорить, что у меня нет телефона. Ничего, одолжу у Лидии, думаю, не откажет. Попрошу себе телефон на день рождения, всего-то месяц остался. Пусть будет без камеры, неважно. Главное, чтобы с Поппи можно было поговорить…
И тут Поппи меня поцеловала. Ни с того ни с сего. Несколько раз, прямо в губы. Восхитительно. На этот раз я не испугался. Поцелуй был теплый и совсем не мокрый. И никакого языка. Дыхание ее пахло апельсиновым «Тик-таком». Микита моментально вылетела у меня из головы, забыть и затоптать.
Я закрыл глаза, продолжая идти вслед за Поппи. Какие мягкие у нее губы. Само умиротворение. Так бы и заснул навсегда.
Коннор Грин:
— Эй, глядите, у Гарри деревяшка! Что случилось, сегодня что, Праздник Деревяшек?
Коннор Грин принялся кидаться в нас ватными шариками. Я словно пробудился от сладкого сна, когда и просыпаться-то не хочется.
Поппи:
— Отсохни, Коннор.
Мы подошли к воротам, где Поппи ждала мама. Хорошо бы их машина сломалась и я проводил Поппи до дома пешком!
Поппи:
— Ну, пока.
Я:
— Пока.
Поппи помахала мне рукой из машины, и я помахал ей в ответ. И вовсе не педики это придумали. Я понял, почему люди машут друг другу. Показать, что они вместе. Я облизал губы. На них остался вкус дыхания Поппи. Это единственный супердар, который мне нужен.
Дин говорит: подождем до понедельника и пойдем в полицию. Нам надо собрать все вещдоки и подготовить речь. Дин должен решить, какие игры он желает получить вместе с «Плейстейшн». Еще надо все рассказать нашим мамам и в участок отправиться вместе с ними, а то вдруг копы нам не поверят. Дин говорит, нам могут устроить экскурсию, надеюсь, покажут камеру пыток. Вот бы запихать Убейцу головой в ведро с водой и держать, пока не признается. В Англии в тюрьмах стоят телевизоры и даже проходят состязания по бильярду. Никакой смертной казни. Нам бы дожить до понедельника, и все будет отлично.
Льет дождь. Я набрал в грудь побольше воздуха и изготовился. Посмотрим, за сколько я добегу до дома.
Если уложусь в семь минут, Поппи меня не забудет. К тому же и с полицией все пройдет гладко.
Чтобы разогреться, я стал размахивать руками, постепенно наращивая темп. Кровь потекла бойчее. После разминки я побежал.
Бежал я быстро. По склону холма, по подземному переходу. Из груди у меня вырвался крик:
Я:
— Поппи, я люблю тебя!
Эхо так и загремело. Никто не слышал.
Пробежал мимо настоящей церкви, мимо креста.
Пробежал мимо центра «Юбилей».
Мимо камер наружного наблюдения, пусть снимут меня на счастье.
Мимо чужих голубей. Вообразил, что они приветствуют меня.
— Голуби, я люблю вас!
Глупо? Вовсе нет. Просто замечательно. Пробежал мимо лужайки и мертвого лестничного замка. Супербыстро, никогда еще так не бегал, даже ног своих не видел. Никому меня не догнать, я побью мировой рекорд.
Мимо леди в инвалидном кресле. Она меня даже не заметила. Мимо домов и начальной школы. Ноги начали уставать, но я не снижал темп. Даже прибавил. Губы все еще пощипывало, где поцеловала Поппи. Дар рос внутри меня.
Мимо дерева в клетке.
Я:
— Дерево, я люблю тебя!
Пнул на бегу банку из-под кока-колы. Чуть не грохнулся, но устоял. Вот и наша башня. Я почти дома. Добегу до лестницы — и все тогда сбудется.
Подземный переход. Начинаю задыхаться. Слова уже не выговариваются. Могу только кричать на одной ноте.
Я:
— А-а-а-а-а-а!
Какое эхо! Еще бы, никто не мешает.
За угол. Вот и лестница. Дыхания не хватает. Останавливаюсь. Пот щиплет лицо. Похоже, я уложился не то что в семь минут, а в пять. Я добился своего! На лестнице приятный сквознячок. Подняться по ступенькам — и я дома. Обсохну, одним большим глотком выпью стакан воды. Прямо из крана на кухне налью — здесь это можно.
Я его не видел. Он появился из ниоткуда. Поджидал меня. Как я его не заметил, не обратил внимания? Глаза на затылке очень бы пригодились.
Он не произнес ни слова. Глаза говорили за него: он собирается меня уничтожить, и мне его было не остановить. И в сторону не отскочить, слишком быстро все произошло. Ткнул меня и бросился прочь. Я и не понял ничего. Меня ведь раньше не пытались зарезать. Вот ведь фигня.
В ноздри ударил запах мочи. Я повалился на бетон. «Не хочу умирать». Ни о чем больше я не мог думать. И ничего не мог сказать, кроме:
— Мама.
Это слово я прошептал. Тихо-тихо. Мама была на работе. А папа слишком далеко, ему и подавно не услышать.
Держись, я скоро. Держись.
Я схватился на живот, скорчился, будто не в себе. Руки мокрые. Нога угодила в лужу мочи, жидкость пропитала брюки. Дождинки медленно падали на лицо, сталкивались друг с другом, я любил их все, ни одну не выделял.
Стало холодно, во рту металлический привкус. А ведь я и не почувствовал, острый был нож или нет. Все произошло так внезапно. Рукоятка на секунду мелькнула перед глазами, даже не заметил, зеленая она была или коричневая. Может, я сплю? Нет, вот перед глазами огромная лужа. И это никакая не моча, это я. Я посмотрел выше: ты сидел на решетке и смотрел на меня, твои розовые глаза совсем не мертвые, они заряжены любовью будто аккумулятор. Я попробовал засмеяться, но слишком больно.
Я:
— Ты прилетел. Я знал, что прилетишь.
Голубь:
— Не волнуйся, скоро будешь дома. Когда настанет время, я покажу тебе дорогу.
Я:
— Разве я не могу остаться?
Голубь:
— Не я решаю. Тебя позвали домой.
Я:
— Больно. Ты работаешь на Господа?
Голубь:
— Прости, что больно. Долго не продлится.
Я:
— Мне нравятся твои лапки. Такие красивые, царапучие. Мне нравится твой цвет.
Голубь:
— Спасибо. Ты мне тоже нравишься, всегда нравился. Тебе нечего бояться.
Я:
— Расскажи Агнес мою историю про пассажира самолета с искусственной ногой. Подожди, пока она подрастет и научится говорить.
Голубь:
— Мы расскажем ей, не волнуйся.
Я:
— Ей понравится. Пить хочется.
Голубь:
— Знаю. Расслабься. Все будет хорошо. Ты видишь вдруг кровь. Она темнее, чем ты думал. Чума просто. Глаза закрываются сами собой. Я изо всех сил старался вспомнить, вот вспомню, и все будет хорошо, крошечные пальчики Агнес, ее пухлые щечки, и ничего не получалось. Все младенцы такие одинаковые.
Имбирные конфеты. — Здесь и далее примеч. перев. и ред.
Вездесущий элемент ганской кухни «фуфу» — своеобразное пюре из ямса, банана или маниоки, которое иногда скатывается в шарики и употребляется с супами или другими блюдами, а иногда сдабривается мясом или рыбой, превращаясь в некое подобие гуляша. Ашанти говорят: «Съел без фуфу — совсем не ел».
Холлиоукс — вымышленный пригород Честера. Герои — ученики местного колледжа, которые живут самой обыкновенной жизнью, сталкиваясь на каждом шагу с истязаниями, взрывами, автокатастрофами, самоубийствами, обманом, предательством и несправедливостью.
Имеется в виду популярный детективный сериал «CSI. Место преступления».
Британский музыкант, рэпер, музыкальный продюсер с нигерийскими и ганскими корнями.
«Фаззи-ваззи» (англ. fuzzi-wuzzi) — нарицательное название туземцев, данное британскими колонизаторами за вьющиеся волосы (fuzzi — кучерявый).
На языке племени ашанти — «белая».
Игровая приставка «Xbox» конкурирует с аналогичными приставками «Сони плейстейшн» и «Нинтендо».
Длинная линия — разрез, а точки — швы. Швы сняли, а следы от проколов остались. Мои шрамы нравятся мне больше, это точно.
Популярный продукт компании «Келлог», своего рода сухой сэндвич со сладкой начинкой посередке, предполагается, что их надо разогревать, но обычно обходятся без таких излишеств.
Клецки из давленой кукурузы.
Тинчи Страйдер (настоящее имя Квази Данкуа) — британский рэпер, его родители — эмигранты из Ганы.
