Он покраснел. Он не снял курточку, даже рукава не закатал. Зашел по колено в воду и занялся стиркой.
Мне расхотелось ловить рыбу. Такое со мной случается редко.
— Давай мне кеды!
Он неумело, по-детски жулькал модные штанишки, я выгребал грязь из его резиновой обуви. В конце концов кеды немного побелели.
— Высохнут — будут еще белее! — успокоил я его. — Ты не думай о них. Вернемся и перекрасим. У меня перекрасим. Отец и не заметит!
У Коли перекосилось личико. Стало злое, как у хорька.
— При чем тут отец!..
— Ну и слава богу, что ни при чем. Не сердись! Просто перекрасим, и все.
— Нечего их перекрашивать! — Он вырвал у меня кеды и побежал из воды.
Вот тебе и рыбалка! Вот тебе и свобода… Чертов шеф.
Я взял спиннинг и отошел подальше, чтобы успокоить нервы. Я мог зашвырнуть грузило на семьдесят метров. Это мой предел. Но и этого достаточно, чтобы многие рыболовы завидовали мне. Я сделал яростный взмах и краем глаза заметил, как застыл возле дерева маленький психопат Коля. Он смотрел туда, куда летело сейчас натягивающее леску грузило. Оказывается, я не знал еще своего предела. Почти все сто метров лесы легли на гладкую воду залива. Леса была сухая и тонула очень медленно.
Коля еще постоял и начал развешивать кеды.
«Не так, кверху подошвой!» — чуть не крикнул я, но сдержался. Я почувствовал, что леса быстро пошла вперед. Осенью карась очень разборчив, клюет осторожно, и его нужно вовремя подсечь, а сейчас он звереет от голода и засекается сам. Намертво. Рыба была еще в глубине, но упиралась так, словно уже наткнулась на песчаную стену. И странно она себя вела. Не ходила кругами, а подергивала и раскачивала лесу. У стены она забуянила. Катушка вырывалась у меня из рук, пластмассовые ручки больно били по пальцам. Я воткнул в песок удилище и стал выбирать лесу, словно это была просто закидушка.
Вот оно что! На мелководье вышли сразу два карася. Да каких!
Коля дышал за спиной. Я не оглядывался, некогда было. Рыба билась на песке. Она обрастала песком и становилась еще крупнее. Коля не подходил к ней. Стоял у меня за спиной и молчал. Я поснимал карасей с крючков, опустил в новый металлический садок и бросил садок в воду. Тем-то он и удобен, этот садок, что его можно бросать в воду, и рыба никогда из него не уйдет. С капроновым много мороки. Нужно завязывать и обязательно прикалывать колышком. Он легкий, а карась сильный.
Коля удалялся к мотоциклу. Он что-то насвистывал и уже не смотрел, как я зашвыриваю на середину залива каплеобразное свинцовое грузило.
Рыба клевала без перекуров. Но на первый вечер пятнадцать крупных карасей достаточно. На уху и жареху.
Коли не было. Брючки и кеды висели на дереве.
Я достал из рюкзака котелок, спустился с ним к воде и стал чистить рыбу. Потом я чистил картошку.
Появился Коля. Руки у него были в сухой земле. Он спустился к воде, метрах в пятнадцати от меня, стал отмывать руки.
Я сходил за дровами и развел костер. Солнце снижалось, было уже не так жарко, я надел рубашку. Костер горел ровно, вода в котелке бурлила, в ней металась круглая картошка. Пора было закладывать рыбу.
— Я возьму у вас два червяка?
Взрослый человек сказал бы: «Я возьму у вас пару червей?!»
Я почувствовал себя виноватым. Я и был виноват, если честно.
— Конечно! Мог бы и не спрашивать. Я копал на двоих.
— Мне только два! — отрезал Коля. Взял червяков и направился к своему рюкзачку.
Боже! Ну и закидушка у него. Почти миллиметровая переметная леса. Узел на узле. Грузило величиной с крышку от моего нового котелка. Крючков я не разглядел.
Раза два он забрасывал неудачно. Борода. Грузило шлепалось в трех метрах от берега. Летели брызги. Потом он разложил лесу вдоль берега, посмотрел на меня и размахнулся. Грузило завыло, как крупнокалиберный снаряд, в какой-то точке полета напряглось и вырвала из песка дощечку. Коля бросился в воду, выловил дощечку, оглянулся — не смеюсь ли я — и остался стоять в воде. Он терпеливо ждал поклевки.
Я попробовал уху. Готова… Перцу. Да… Сыпать ли перец? Мальчишкой я терпеть его не мог.
Уха остывала без перца. Коля стоял в воде и ждал поклевки. Я подошел к нему и стал рядом. Он взглянул на меня. Мне показалось, что он вот-вот заплачет.
— Здесь не будет клевать.
— П… почему? — еле слышно отозвался он.
— Здесь совсем мелко. До глубины у тебя не хватит лески.
Он покраснел. Сильнее, чем тогда, днем. И стал сматывать закидушку.
— Иди одевайся. Прохладно уже.
— Я не замерз…
У него была гусиная кожа.
— Сейчас поужинаем, и я покажу тебе место, где можно ловить твоей закидушкой.
Он молчал. Сматывал леску.
— Ты обиделся?
— Нет…
— Правильно, старик! Если бы я на всех обижался, то нажил бы кучу инфарктов.
Коля прыснул. Он продолжал сматывать лесу, не глядел на меня, но лицо его излучало нарастающее веселье.
— Вы… специально так сказали, да?
— Как сказал?
— Ну… так. Кучу инфарктов. Чтобы насмешить, да?
— Нет, само собой получилось.
Значит, шеф упоминал свои возможные инфаркты не только в кругу коллег.
Коля стоял у костра. Очень близко. Ноги его начинали наливаться краснотой огня. Он смотрел на костер и о чем-то думал: глубоко, сосредоточенно. Я жарил на крышке котелка рыбу. Жарил на воде, но так, чтобы она была вкуснее, чем на масле. Животы у карасей раздулись. В них были лук и мелкий лавровый лист.
— Одевайся, — еще раз попросил я, — пора к столу.
Он молчал. Не шевелился. Мне непонятно было его молчание.
— Я… не хочу есть.
И тут я заметил, как он сглотнул слюну. Меня пробило жаром. Не от костра.
— Вот что, Коля, у настоящих рыбаков есть такое правило: кто бы ни поймал рыбу — едят все. Если кто-нибудь отказывается, его больше не берут с собой. Значит, он не уважает товарищей.
Коля метнулся к одежде. Господи! Как он одевался. Он не мог попасть ногой в штанину.
— Есть будем из одного котелка. Ты не против?
Он был не против. Он мотал головой и пронизывал меня счастливым взглядом.
— Держи ложку. Ешь!
— А вы?
— Потом я. Да ешь, я ведь люблю с перцем. Я насыплю много перца. А ты пока ешь так.
— Я тоже буду с перцем.
— Ну хорошо! Тогда ты начинай с жарехи. С жарехи начинать даже лучше. После нее хочется пить, а тут тебе — уха.
— Давайте вместе начнем с жарехи!
Мы начали с жарехи.
— Ой! Подождите!
— Что такое? — заботливо спросил я.
— Я сейчас, подождите!
Он вернулся со своим рюкзачком.
— Вот!
В руках у него поблескивала бутылка водки, В горло мне проскочила кость. Я зашелся в припадке кашля. Коля испуганно садил мне кулачками по спине.
— Ты… Это… Сам купил?
Он не ожидал вопроса. Наверное, Коля думал, что я буду просто рад его подарку. Он, отвернувшись, смотрел на розовую воду залива.
— Ешь, Коля, ешь. Просто не надо было тратить на это деньги. Ты, наверное, думал, что я очень уважаю эту штуку?
— Я не покупал. Она стояла в холодильнике…
— Ну, это еще хуже! Отец подумает…
— Он сам сказал…
— Что сказал?
— Чтобы я взял.
— Нет, серьезно?
Коля повернулся. У него был удивленный взгляд.
— Вы думаете, что я украл?!
— Я и не думал так.
— А что же тогда вы…
Он что-то пробубнил.
— Извини, я не расслышал.
— Вы же сами сказали, что на рыбалке не считаются… Или… с этим считаются?
Вот и попался! Я почувствовал себя карасем на крышке котелка.
— Ты прав. Извини, старик, если обидел! Только сегодня обойдемся без нее. Сегодня нет нужды ее открывать, правда?
Коля засмеялся.
Мы подчистили все, что было сварено и сжарено. Мы выпили целый котелок чаю. Солнце село, кругом было розово и желто. «И-ди в За-гон! И-ди в за-гон!»— кричала вечерняя птица. Совсем рядом, на мелководье, тяжело шевельнулась вода. Выходили на пастбище сомы.
— Курить хотите? — спокойно спросил Коля.
— Я не курю.
— …Я тоже брошу. Вы только отцу не говорите.
— Я уже давно разучился ябедничать. А тебе легко бросить. Вот сегодня целый день не курил — и хоть бы что.
— Курил. Когда червей копал…
— Слушай, Коля! Если ты дашь слово, что больше не будешь курить… Я все же подарю тебе спиннинг.
— Я и так брошу…
Я отыскал в банке толстых черных червей, насадил на крючки. Теперь я не старался сделать ошеломляющий заброс — легонько взмахнул удилищем и придержал большим пальцем катушку. Еще не совсем стемнело. Метрах в тридцати от берега расходились тонкие круги. Там упало мое сорокаграммовое грузило.
Я медленно-медленно выбирал лесу. Катушка шла мягко, грузило скользило по дну.
Сом взял недалеко от берега. Я почувствовал, когда он подошел. И перестал выбирать лесу. Он неторопливо засасывал червя. Тут спешить нельзя.