Миссис Килларни очутилась за нашим столом с ребенком на руках.
— Попробуйте сало с капустой, что приготовила Бесс, и скажите, что вы об этом думаете.
Мама бухнула ей в тарелку целый черпак.
— Спасибо, миссис Мара, — сказала миссис Килларни. — Очень вкусно пахнет.
Она набросилась на сало с капустой.
Мы тоже принялись пожирать сало с капустой, затем двенадцатифунтовую головку сыра и, наконец, пирог с морской капустой.
— А малышка прекрасно готовит, — сказала миссис Килларни, вытирая усики тыльной стороной ладони. — Вам повезло, потому что я вернусь к вам не скоро.
— Нам так вас не хватает, так не хватает, — залопотала мама.
До сих пор ребенок вел себя спокойно. Со стыдливым любопытством я поглядывала на него краем глаза. Он лежал на коленях миссис Килларни, и, пока она ела, крошки еды падали ему прямо на лицо. Когда звуки пережевываемой пищи смолкли, он проснулся. И запищал.
— Малыш проголодался, — подсказала мама.
Миссис Килларни кивнула, расстегнула корсаж и высвободила огромный, разбухший от молока шар, на который бэби набросился с таким же рвением, как мы на сало с капустой. Мысль о том, что эта прожорливая мягкая хризалида (может быть) — мой племянник, ошеломляла меня не меньше, чем мысль о том, что однажды я вынесу на себе какого-нибудь козла и мои маленькие твердые груди станут такими же шарами, как у миссис Килларни, а также о том, что ей пришлось когда-то стоять на четвереньках перед моим братом. Я плохо себе представляла, как все происходило, не могла вообразить эту сцену. Я в нее не верила. Все путалось и мешалось у меня в голове, я никак не могла в этом разобраться. А обжористый бэби продолжал сосать: у мамы был растроганный вид, у Мэри — брезгливый. Тут Джоэл поднял глаза и сказал:
— Миссис Килларни, лучше бы вы спрятали свое добро с глаз долой.
— Это еще почему? — спросила мама. — Миссис Килларни не делает ничего дурного.
— А! — воскликнула кормящая. — Наконец-то сударь соизволил ко мне обратиться.
— Спрячьте, я вам говорю!
— Грубиян!
— Спрячьте, спрячьте!
— Наглец!
— Ну, ну, ну, — запричитала мама. — Не будем ссориться из-за такого пустяка! Джоэл, если это зрелище тебе противно (непонятно почему?), возьми и отвернись. Думаю, малыш скоро насытится.
— Это девочка, — с достоинством произнесла миссис Килларни.
— А как ее зовут?
— Саломея[*].
— О! Какое восхитительное имя! — засюсюкала мама.
— Я дала ей это имя в память о мистере Джоэле. Так он называл меня в моменты нашей близости.
— Саломеей? — спросила Мэри, пристально глядя ей в глаза.
— Да, мисс. Он говорил так: «Ты станешь моей Саломеей, но сохранишь семь своих покрывал»[*].
— Нет, ну каков мой Джоэл?! — гордо провозгласила мама. — Воображения у него хватает; было бы желание.
И она присоединилась к нашему смеху. Нас с Мэри от смеха просто выворачивало наизнанку, пучило аж до слез.
— Черт-те что! — пробурчал Джоэл и выдавил кривую гримасу. — Черт-те что! И к тому же все неправда!
— Как не стыдно!
— Убирайтесь!
Джоэл попытался принять достойный вид.
— Пум-пум, — прокомментировала Мэри.
Мы изнемогали от смеха.
— Я обращался с вами слишком хорошо, — объявил Джоэл. — С женщинами так всегда. С ними по-хорошему нельзя.
Я досмеялась до того, что пришлось бежать кое-куда. Справив малую нужду, я уже собиралась вернуться в столовую, где шум усилился, как вдруг в дверь позвонили.
— Я открою, — крикнула я, но в столовой вряд ли меня услышали.
Я открыла дверь. Передо мной стоял мужчина в надвинутой на глаза шляпе, руки в карманах. Ни идиотский фонарь, освещавший улицу перед домом, ни хилая лампочка в коридоре не позволяли мне разглядеть его лицо. Мужчина был с меня ростом, широк в плечах и чуть горбился.
Еще не отойдя от развеселого состояния, я оторопела. Наконец с трудом промямлила:
— Что вам угодно, сэр?
Глухим голосом он спросил, по-прежнему ли здесь живет миссис Мара. Я ответила утвердительно.
— Прекрасно, — промолвил он.
Затем тщательно вытер ноги о половичок, вынул руки из карманов, решительно отодвинул меня в сторону и вошел.
— Сэр! — глупо крикнула я, следуя за ним. — Сэр!
Дойдя до конца коридора, он остановился.
— Ну и гвалт! — прошептал он.
— Сэр! — повторила я.
Он снял шляпу и уверенно запустил ее в сторону вешалки. Затем взял меня за подбородок:
— Ты — домработница?
Я оттолкнула его руку. Я была почти уверена, что узнала его.
— Нет. Я — Салли.
— В таком случае, — сказал он спокойно, — можешь поцеловать своего отца.
Мне этого совсем не хотелось. Мужчина обхватил меня и поцеловал. У него была колючая щетина, холодные серые глаза и изрядно помятый вид. Я вдруг подумала, что совершенно ничего не помню о нем. А еще заметила, что его куртка протерлась и вся в пятнах.
— Что там за шум? — спросил он.
Казалось, он был заинтригован и озадачен.
— Наша прежняя экономка уверяет, что Джоэл — отец ее ребенка. Вы пришли как раз вовремя.
Он немного подумал и спокойно сказал:
— Черт. Хорошее начало.
Он почесал голову и шагнул к вешалке:
— Что-то мне опять захотелось смыться.
Шум в столовой усилился: неразборчивый гул из ругани, смеха, стонов и звуков передвигаемой мебели.
— Все-таки загляну, — решился папа. — Это хоть весело?
— Местами, — ответила я неуверенно.
Он тихонько открыл дверь в столовую, и мы увидели Джоэла, который, вытащив из штанов свой прибор, пытался расплющить его щипцами для колки орехов. Мама дико визжала:
— Не делай этого, Джоэл! Ты его повредишь!
Миссис Килларни вопила, ребенок пищал, Мэри, закатив глаза к потолку, истерично хохотала.
— Очень мило, — прошептал папа.
Первым его заметил — и узнал — Джоэл.
— Отец! — воскликнул он.
Он выронил щипцы и натянул штаны. Мама обернулась и с криком «Джон!» ринулась к нему в объятья. Мэри никак не отреагировала.
— Здрасте всем, — сказал папа.
Он раздал поцелуи семейному кругу, уважительно поклонился миссис Килларни и пожал ей руку. Одарил улыбкой младенца. Затем сел, налил себе стакан уиски и с задумчивым видом осушил его маленькими глотками.
— Ты принес спички? — спросила у него мама.
— Конечно.
Он пошарил в кармане, вынул совершенно новый коробок и бросил его на стол.
— Спасибо, — сказала мама.
— Подобрал бы щипцы, — сказал папа Джоэлу.
Джоэл встрепенулся, но щипцы подобрал.
Потом папа обратился к миссис Килларни:
— А вы, уважаемая, что намерены делать?
— Ах, сэр, я так рада, что вы здесь. Я вам сейчас все объясню.
— Не стоит. Я уже знаю. Вы уверяете, что этот огрызок — мой внук? Так вот, правда это или нет, идите отсюда на хер, и причем немедленно.
— Нет! — произнес Джоэл.
— Что ты сказал?
— Я сказал: нет. Она останется здесь, или уйду я.
— Она уйдет отсюда на хер, а ты можешь уйти вместе с ней, если тебе так хочется.
— Хорошо.
Джоэл встал и подошел к миссис Килларни. Помог ей подняться со стула и торжественно объявил:
— Миссис Килларни, позвольте мне разделить вашу жизнь. Мы воспитаем нашего ребенка в чести и достоинстве!
Мы с Мэри встретили это заявление энергичными аплодисментами. Мама прослезилась.
— Завтра заберу свои вещи, — продолжал Джоэл. — Прощай, мать, прощайте, сестры, простите, что покидаю вас. Меня призывает долг.
Подхватив миссис Килларни под руку, он вышел, а мы проводили их бурными аплодисментами.
— Что касается вас, — произнес папа, — если хотите здесь остаться, то ведите себя тихо, не то получите по первое число.
Мы замерли. Входная дверь хлопнула. Воцарилась тишина.
Мама нашлась первой. С легким укором в голосе она обратилась к папе:
— Джон, долго же ты ходил за коробком спичек.
— Спички — это плевое дело, — ответил папа. — Труднее было найти коробок.
И он налил себе еще один стакан уиски. Так я проиграла брата и выиграла отца.
25 января
Вялый, но суровый, он кристаллизует домашнюю атмосферу в кусок режущего льда или сгущает в подобие вязкого клея. Он пьет почти столько же, сколько и Джоэл (нет, все-таки намного меньше), но это никак на нем не отражается. Он нечасто покидает дом, по правде говоря, после своего возвращения он вообще еще не выходил. Мама светится от счастья, Бесс — запугана до смерти. Мэри заявила, что уйдет из дома, как только станет почтовой служащей.
Да, жизнь в доме заметно изменилась.
30 января
Мы с Мэри пошли проведать Джоэла. Он живет на очень крутом повороте улочки, идущей от Кросс Кевин-стрит возле Политехнического института до Нью-стрит. Первый этаж дома занимает лавка потрохов и требухи. Мы перешагнули через закисающие свиные головы, циррозные телячьи желудки и прохудившиеся бычьи яйца и стали взбираться по занозистым ступеням темной лестницы, посреди которой проложил себе русло ручеек мочи.
