– Извинись, – говорит Джонс.
– За что, интересно? Что я такого сделала? Выдала секрет, что мы с тобой трахаемся? – Джонс морщится. Он хорошо помнит о микрофонах и камерах, передающих все это на тринадцатый этаж. – Или оповестила Фредди, что его лучший зефирский дружок ему врет?
– Скажи еще, что это хороший урок…
– А что, он тебе нужен? – поднимает брови она.
– Да пошла ты!
– Это смотря куда.
* * *
Когда Джонс выходит на улицу, Фредди там уже нет. Щурясь на солнце, Джонс замечает его исчезающую за углом спину и переходит на бег. Фредди шагает быстро, но Джонс догоняет его у нового загона для курильщиков, под томными взорами нарисованных коров.
– Фредди!
Тот оборачивается. На лице у него улыбка – вернее, судорожная попытка улыбки.
– А, Джонс.
– Фредди, прости ради бога…
– Да ладно. Не надо ничего говорить. Все равно из этого бы ничего не вышло. Холли права. Я не тот парень, которому достаются девушки вроде Евы. Я тот парень, который за пять лет никуда не продвинулся. – Он издает короткий тающий смех. – Так что все к лучшему. Сэкономил мне на цветах сорок баксов в неделю.
– Нормальный ты парень, Фредди. Слишком хороший для этой конторы, – от всей души заверяет Джонс. Фредди явно думает, что он говорит так только из вежливости, и это распаляет его еще больше. – Здесь все неправильно, Фредди. Все надо менять. Просто необходимо. А если администрация ничего менять не хочет, – само собой вырывается у него, – то надо ее саму поменять.
– Чего?
– Нам требуется бунт. Революция. Сопротивление. Чтобы в «Зефире» опять хорошо работалось. – Джонс осекается – он не уверен, что в «Зефире» когда-либо работалось хорошо. – Почему компания о тебе совсем не заботится? Почему ей на тебя наплевать? Ты ведь не какой-нибудь расходный материал, ты личность. Эта компания опустошает себя изнутри, разбрасываясь своими служащими. Перемены нужны не только потому, что мы заслуживаем лучшего, ко и потому, что только так можно прекратить это самоедство.
– Ты, похоже, малость того, Джонс.
– Почему компания не может перемениться к лучшему? Только потому, что администрации это ни к чему. Значит, ее надо взять под контроль. И мы это сможем, если будем действовать все вместе. Как они нас остановят? Компания – это мы. Надо только объединиться. Создать союз.
Фредди моргает.
– Или, если хочешь, сопротивление.
– «Сопротивление» как-то лучше звучит.
– Значит, ты «за»?
– Джонс, я тебя понимаю, – вскидывает ладони Фредди. – Хорошо бы, конечно, да только ничего не получится. Во-первых, чтобы организовать здесь собрание, надо подать заявление за три недели вперед. Во-вторых, как только кадровики поймут, что ты задумал, тебя тут же выкинут.
– Знаю, но у меня есть план.
Двое курильщиков входят в загон, садятся на скамейку, хлопают себя по карманам в поисках сигарет.
– Твой план приведет к тому, что меня уволят? – спрашивает Фредди.
– Нет.
– Слово?
– Клянусь, – с полной искренностью говорит Джонс.
– Ладно, давай послушаем.
* * *
Холли сидит одна в маленькой комнате для переговоров, примыкающей к вестибюлю. Перед ней раскрытая папка и какие-то бумаги – на случай, если кто-нибудь заглянет в дверное окошко. На самом деле она ни с кем не договаривалась о встрече.
Она не думала, что ей когда-нибудь снова придется к этому прибегать. Ведь Роджер назначил ее заведовать спортзалом! Единственным местом в «Зефире», имеющим для нее хоть какой-то смысл! Сорок пять минут назад Роджер прислал ей сообщение по голосовой почте.
– Холли, я провел кое-какую работу и понял, что спортзал мы не сможем сохранить. Он себя попросту не оправдывает. Ты будешь разочарована, я знаю, но постарайся понять. Лично к тебе, поверь, это никакого отношения не имеет. Ты бы отлично справилась. Зайди ко мне, если что-то неясно.
«Я надул тебя, дура несчастная, чтобы узнать, кто стащил мой пончик». Этого он, разумеется, не сказал, но Холли и так поняла. Она повесила трубку, ощущая жжение всюду: в глазах, в ушах, в сердце. Она не смела оглянуться, боясь, что сидящая позади Элизабет увидит ее лицо и спросит, что случилось. Застыла на стуле, сглатывая снова и Снова. Но комок в горле продолжал разрастаться, и она, поняв, что вот-вот расплачется и опозорит себя окончательно, схватила какую-то папку и встала. Элизабет все-таки увидела ее лицо – красное, потное и опухшее, – но Холли, не дожидаясь расспросов, выбежала вон. Первые три переговорные комнаты были заняты, и она испугалась, что разревется прямо здесь, в вестибюле, но четвертая, слава богу, оказалась свободной. Холли влетела туда и села спиной к двери.
Она, наверное, круглая идиотка. Фредди такой подвох за милю учуял бы. Может, он и чуял, потому и обращался с ней так сурово. Ей больно представить себе, как отреагирует Фредди. Больно думать, что он разочаруется в ней.
В дверь кто-то стучит.
– Занято! – кричит она, но дверь все равно открывается. – Говорю же, занято!
– Это я.
– Фредди? – каменеет она. – Ты мне мешаешь.
– Извини. – Пауза.
– Ты уже слышал.
– Да. Мне очень жаль, Холли. Роджер – козел.
– У меня встреча. – Она поправляет на столе папку. – Люди вот-вот придут.
Ей слышно, как он топчется на месте.
– Холли, мы с Джонсом кое-что задумали… тут я не могу объяснить. Может, выйдешь на секунду? Это важно.
– Конечно. Только встречу закончу, хорошо?
Тогда Фредди делает то, чего она совершенно не ожидала, нечто такое, что может стоить ему работы: он наклоняется и легонько целует ее в щеку.
* * *
В шестнадцать десять по всему «Зефиру» распространяется анкета, напечатанная на фирменном бланке и озаглавленная ИССЛЕДОВАНИЕ УДОВЛЕТВОРЕННОСТИ ПЕРСОНАЛА. Большинство понятия не имеет, откуда эти анкеты взялись, но некоторые мельком заметили парня в красивом пепельно-сером костюме, или коротышку в очках, или блондинку с потрясающе накачанными ногами. По имени их никто не знает, но все припоминают, что видели их где-то в «Зефире». Служащие берут свои анкеты и начинают читать.
Спасибо за участие в проводимом «Зефир холдингс» исследовании. Ваши ответы помогут определить, насколько эффективна трудовая политика компании, и улучшить условия работы всего персонала.
Анкеты анонимны, поэтому личные данные просим не писать.
Служащие презрительно фыркают. Всем известно, что такое «анонимные опросы» в «Зефире». Они проводились и раньше, а потом менеджеры вызывали к себе подчиненных для дальнейших разъяснений, и конфиденциальные беседы заканчивались записями в личном деле. Анкеты осматривают на предмет скрытых регистрационных номеров и водяных знаков.
1. Хорошо ли, по вашему мнению, организован труд в «Зефир холдингс»?
Повсюду слышатся взрывы циничного смеха и предупреждения: «Поосторожнее с первым вопросом». К грубым методам, которыми пользуется компания для обмана своих служащих, все уже привыкли, но вера руководства в то, что подобные методы помогают, не перестает удивлять. Никто, впрочем, не собирается говорить об этом открыто. Положительная обратная связь ценится высоко и порой помещается в ежегодных отчетах, отрицательная приводит к кадровым расследованиям. Поэтому все, кто проработал в компании больше пяти минут, пишут то, что от них ожидают, вставляя термины типа «ориентированная на команду среда», «широкие возможности» и «производительность». Видя, как стажеры честно выводят «Я работаю здесь уже полгода и никого из администрации в глаза не видел», или «Никто не объяснил мне, с какой целью производилось слияние отделов», или «Эта анкета – первый признак того, что компанию интересует степень удовлетворенности ее персонала», старики откладывают перья, усаживают молодых и учат их уму-разуму.
2. Как, по вашему мнению, можно улучшить условия труда в «Зефир холдингс»?
Общее недоумение. Все совещаются, разбившись на группы. Хитрый вопросик, правильно? Что отвечать-то? «Никак», что ли? Это даже для «Зефира» уже чересчур. Какой-то новый уровень подхалимажа. Завязываются дебаты. Ветераны, крепкие орешки, давно уже существующие в режиме выживания, говорят, что самооценку администрации нельзя переоценить, и недрогнувшей рукой пишут «Никак». Идеалисты – в основном стажеры – принимают вопрос за чистую монету. Места для ответа оставлено много, и они заполняют его своими идеями. Остальные отвечают более осторожно, используя обороты «Если еще возможно что-то улучшить» или «Это, вероятно, слишком дорого обойдется, но»… Далее начинаются мечты. Почему служащий, уходя с работы рано, получает выговор, а если задерживается, ничего не получает? Нельзя ли компенсировать одно другим? Не лучше ли проявить к служащему немного доверия, чтобы он не заполнял график каждые десять минут, а сам поискал более продуктивные методы труда? Почему бы «Зефиру» не признать, что у человека есть какая-то жизнь и помимо компании, что он не является на свет, приходя утром на работу, и не исчезает, когда уходит? Безумные, крамольные мысли такого рода изливаются на бумагу одна задругой.
