Ознакомительная версия.
Вновь радужная пелена замерцала в ее сознании, но теперь у нее достало сил ухватиться за ее краешек. Наконец-то она сумеет отдернуть ее, чтобы поток воспоминаний освободился и хлынул на поверхность. Вспыхнувшие точками воспоминания медленно сближались, обещая стать картинками.
Молния яркой вспышкой разорвала тьму. На сотую долю секунды Алиса повернула голову в сторону. Эта сотая доля секунды стала фатальной. Ее спутник бросился на нее и отшвырнул на капот «Шелби». Алиса нажала на спусковой крючок, но пуля пролетела мимо.
Противник навалился на нее всей своей тяжестью, крепко зажав левой рукой. Новая вспышка молнии осветила все ярким светом. Алиса подняла глаза и увидела в руках Вога шприц. Все поплыло у нее перед глазами. Во рту стало кисло от железного вкуса. Она видела, словно в замедленной съемке, как блестящая игла приближается к ней, потом вонзается в вену на шее, а она бессильна, она не может ничему помешать…
Гэбриэл нажал на шприц и ввел в вену находящуюся в нем жидкость. Она обожгла тело молодой женщины, словно электрический разряд. Острая боль взорвала решетку, которая держала в плену ее память. Алисе показалось, что всю ее охватило пламя, что сердце стало готовой взорваться гранатой.
Белая вспышка света ослепила ее.
Открывшееся привело ее в ужас.
Еще секунда, и она потеряла сознание.
Я вспоминаю…
За три месяца до сегодняшних событий
12 июля 2013
Воздух Парижа пропитан ощущением опасности. Неделю назад, в час, когда служащие покидают рабочие места, теракт залил кровью столицу. Камикадзе с взрывчаткой в поясе подорвал себя в автобусе на улице Сен-Лазар. Итог был плачевен: восемь убитых, одиннадцать раненых.
В тот же день на четвертой линии метро, на станции «Монпарнас-Бьенвеню», был найден рюкзак со взрывчатым веществом и гвоздями. По счастью, оперативная группа по разминированию успела обезвредить эту самопальную бомбу раньше, чем она взорвалась, сделав свое черное дело.
Парижан охватила паника.
Все вспомнили о терактах 1995 года. Чуть ли не каждый день появлялись надписи на памятниках. Возвращением терроризма пугали газеты и тележурналы. Отдел борьбы с терроризмом активизировал свою деятельность, взяв под более жесткий контроль исламистов, анархистов и ультралевых. Их останавливали, проверяли, допрашивали.
Меня все это ни в коей мере не касалось. Но в один прекрасный день Антуан де Фуко, заместитель начальника отдела по борьбе с терроризмом, попросил меня принять участие в допросе одного из подозреваемых. Его задержание продлевали уже трижды, и последний срок подходил к концу.
С 70-х годов, с самого начала карьеры, Фуко много лет работал вместе с моим отцом, потом их пути разошлись. К тому же он был одним из моих наставников, когда я училась в полицейской школе. Он считал меня хорошей ученицей и даже приписывал мне особое умение вести допросы, которого на самом деле у меня не было.
— На этот раз без тебя не обойтись, Алиса, — сказал он.
— Чего конкретно вы от меня ждете?
— Мы уже три дня пытаемся разговорить этого типа. Молчит как рыба. А у тебя он может заговорить.
— Почему? Потому что я женщина?
— Нет. Потому что ты умеешь это делать.
В обычное время подобное предложение мне бы понравилось, пощекотало бы мое самолюбие. А тут — ни капли адреналина. И я первая этому удивилась. Я почувствовала только усталость и желание как можно скорее оказаться дома. Этим утром у меня уже началась мигрень, она изнуряюще сверлила мне череп. А сейчас был вечер, жаркий летний вечер. Воздух раскалился добела. Париж задыхался в объятиях смога, да и денек выдался не из легких. Офис превратился в раскаленную печь. Я чувствовала, что вокруг витает влажное облако телесных испарений, и готова была на все ради банки ледяной кока-лайт, потому что автомат у нас не работал.
— Но послушай, если твои люди ничего от него не добились, не понимаю, чем смогу помочь я, если подключусь.
— Подключись, — продолжал настаивать Фуко, — я видел тебя в деле.
— Только зря потратите время. Я не знаю его досье…
— Мы сыграем на неожиданности. Таландье согласилась. Словом, ты выходишь на линию огня и заставляешь его выдать имя. После этого отпускаем вожжи.
Я колебалась, но на самом деле выбора у меня не было.
Мы устроились в кабинете под самой крышей, где работало два вентилятора. Целый час два офицера из отдела Фуко бомбардировали меня сведениями о подозреваемом. Это был некий Брахим Рахмани, известный под прозвищем «Торговец пушками» или «Подрывник». Отдел по борьбе с терроризмом уже давно взял его на заметку. Его подозревали в том, что это он снабдил взрывчаткой группу, которая устроила взрыв в автобусе на улице Сен-Лазар. Во время обыска у него нашли си-четыре,[20] бруски пластита, телефоны, переделанные в детонаторы, а кроме того еще и целый арсенал: всевозможное оружие, арматуру, бронежилеты. Три дня предварительного заключения подходили к концу, а парень так и не сказал ни слова следователю. Его жесткий диск и электронная почта за последний месяц не давали достаточных данных, чтобы подтвердить его участие, хотя бы косвенное, в теракте.
Дело было, конечно, увлекательное, но очень сложное. Из-за жары мне было трудно сосредоточиться. Коллеги говорили быстро, упоминали множество подробностей, и мне было трудно все это запомнить. В обычных условиях у меня идеальная память, но сейчас я очень боялась что-то забыть и взяла блокнот, чтобы все записать.
Наконец они закончили и проводили меня до коридора этажом ниже, где находилась следственная часть. Фуко, Таландье, все начальство уже столпилось у зеркального стекла, желая посмотреть, как я поведу дело. Теперь и мне захотелось себя показать.
Я толкнула дверь и вошла в кабинет.
Жара там стояла адская, на пределе допустимого. Прикованный к стулу Рахмани сидел за маленьким деревянным столиком, похожим на школьную парту. Сидел, опустив голову, пот лил с него градом. Он едва заметил мое появление.
Я закатала рукава рубашки и вытерла пот, выступивший у меня на лбу. Я захватила с собой пластиковую бутылку с водой, чтобы наладить контакт с допрашиваемым. И вдруг вместо того, чтобы протянуть бутылку ему, я открыла ее и сама выпила добрую часть воды.
Поначалу от воды мне стало гораздо лучше, но потом я почувствовала, что земля уплывает у меня из-под ног. Я прикрыла глаза, но голова вдруг так закружилась, что я была вынуждена прислониться к стене, чтобы хоть немного прийти в себя.
А когда открыла, полностью потеряла ориентацию. В голове белая страница, полная пустота. И жуткий страх: сейчас меня отправят неизвестно куда.
Я почувствовала, что ноги меня не держат, и опустилась на стул напротив сидящего, но перед этим спросила:
— Кто вы такой? И что я здесь делаю?
Я вспоминаю все…
Прошлая неделя
Вторник 8 октября 2013
Париж, шесть часов. Вечер ясного осеннего дня.
Солнце, готовое опуститься за горизонт, зажигает Париж алым пламенем, отражается в окнах домов, в водах реки, в ветровых стеклах автомобилей, потоком течет по улицам. Волна света слепит и уносит все, что встречает на пути.
Неподалеку от парка Андре Ситроен, опасаясь пробок, я сворачиваю на бетонную полосу, что ведет к стеклянному пароходу, который стоит возле Сены. Фасад госпиталя Пьера и Марии Кюри похож на нос футуристического пакетбота, сделавшего неожиданную остановку в южной части 15-го округа, причалившего на перекрестке. В его окнах отражается иудино дерево и боярышник, которыми по обеим сторонам засажена эспланада.
Стоянка для автомобилей. Бетонный лабиринт. Раздвижные ворота открываются, впуская в просторный внутренний дворик. Множество лифтов. Приемная.
Я иду на консультацию к профессору Эваристу Клузо, директору национального Института памяти. Институт занимает весь последний этаж.
Клузо один из ведущих специалистов Франции по болезни Альцгеймера. Я встречалась с ним три года назад, когда моя группа занималась расследованием смерти его брата-близнеца, Жана Батиста, возглавлявшего сердечно-сосудистое отделение той же больницы. Братья питали друг к другу такую ненависть, что, узнав, что у него рак поджелудочной железы, Жан Батист решил покончить с собой, но таким образом, чтобы его смерть походила на убийство и все улики указывали бы на брата. Тогда это дело произвело немало шума. Эвариста тотчас же посадили в тюрьму, но мы в конце концов докопались до правды. Выйдя на свободу, он сказал Сеймуру, что мы вытащили его из ада, и он будет благодарен нам до конца дней. И это не были пустые слова. Когда я позвонила ему неделю назад и попросила о встрече, он сразу же назначил мне день, уделив время в своем плотном графике.
Ознакомительная версия.
