Оля, видя все это, лишь устало качала головой.
– Кому что ты пытаешься доказать? К тебе не станут относиться лучше. Даже если ты начнешь здесь ночевать, это не поможет.
– Мне не надо, чтобы они относились ко мне лучше, – мы обе знаем, что это невозможно. Я просто хочу лишить их всех формальных поводов для моего увольнения.
– Вряд ли тебе это удастся.
Даше казалось, что ее никто не слышит, не понимает ее мотивов и не желает понимать. Ее злило, что все считали, будто им виднее, что она должна делать, говорить, думать и чувствовать. Всем казалось, что они знают лучше, потому что они старше, опытнее, мудрее. А знают ли? Куда их завели эти знания о том, как лучше? В конечном счете они сами себя загнали в такую же ситуацию, а то и похуже, причем доведя ее до точки невозврата.
Все чаще Даша задумывалась о том, чем же измеряется жизненный опыт. Измеряется ли он количеством прожитых лет? Наверное, жизненный опыт у каждого свой. Наверное, он измеряется событиями, через которые мы прошли, людьми, с которыми состояли в тех или иных отношениях, жизненными ситуациями, в которые попадали, и тем, как мы из этих ситуаций выходили, какие вопросы себе задавали, а главное, какие выводы потом делали. Можно прожить многие десятилетия, но так и не приобрести жизненного опыта в том смысле, в котором его обычно понимают. Такие люди, как правило, тоже, конечно же, попадали в самые разные ситуации и сталкивались с самыми разными людьми, но не делали никаких выводов после таких встреч и событий. Они, как и все, тоже порой задают себе вопросы «зачем?» и «за что?», но разница в том, что кто-то находит ответ, а эти люди – нет. Потому что они привыкли мыслить немного в другой плоскости и не умеют проводить причинно-следственную связь. Можно в шестьдесят лет не понимать того, что некоторые понимают в двадцать. И причины этого кроются не только в пресловутом жизненном опыте, но и в поведении, воспитании, условиях жизни, которые, безусловно, влияют на то, что принято называть «жизненным опытом». Подчас люди в зрелом возрасте, имея приличный жизненный багаж, совершают очень опрометчивые поступки, последствия которых, казалось бы, должны были предвидеть. Но сложность характеров, личные амбиции, жизненные обстоятельства и непредсказуемость самой жизни в определенный момент могут перечеркнуть весь накопленный так называемый «жизненный опыт».
Даша видела, как заметно переменилось отношение к ней Людмилы Петровны. Поначалу та не оставляла попыток убедить Дашу уволиться прямо сейчас:
– Дашенька, тебе лучше уйти, это оптимальный для тебя вариант, поверь мне. Ведь я тебе добра желаю.
Даша лишь молчала в ответ, в то время как ей хотелось закричать, да так громко, чтобы слышали все: «Да почему же вы все вокруг решили, что я нуждаюсь в ваших советах?! Почему я должна тратить свою жизнь на угождение людям, которые при любых других обстоятельствах про меня и не вспомнят?! Люди не стесняясь высказывают мне, какой я “должна” быть и как “должна” поступать!»
Нет, она не будет. Не позволит превратить себя в «расходный материал». Пускай воспитывают своих детей, внуков, рассказывают своим женам и мужьям, как те должны жить. А ей они никто. Они сами демонстрируют это каждую секунду каждым словом, каждым действием. И никто, абсолютно никто не желает ей добра, все спасают себя… Так ничего и не добившись, Людмила Петровна была вынуждена все же вернуть Даше отозванное заявление об увольнении по собственному желанию. После этого она стала держаться если не холодно, то заметно отстраненно. Дашу это, конечно, очень огорчало, ведь Людмила Петровна была едва ли не единственным человеком, который хорошо здесь к ней относился с самого начала ее работы и частенько ее поддерживал, но Даша уже оставила все попытки убедить кого-то в чем-то – это было бесполезно. Надо было карабкаться из этой выгребной ямы самой.
Глава 53
Иван Валерьевич сидел у себя в кабинете и нервно курил сигарету за сигаретой. За дверьми его кабинета опять скопилась масса народу, но сегодня он решил никого не принимать – ничего, подождут. Настроение было паршивое. Раздумывая о внезапно свалившихся на него проблемах, он услышал, как галдеж в коридоре неожиданно стих, а ему на смену пришел глухой звук шагов, уверенно и стремительно приближающихся к его кабинету. Вот на ком он сейчас отыграется, кто бы там ни был.
Дверь открылась, и Иван Валерьевич увидел Степана Андреевича. У него в руках были какие-то бумаги, которые он положил Главному на стол.
– Что это? – резко спросил Иван Валерьевич, не глядя на документы и не притрагиваясь к ним.
– Это объяснительные, которые написала Романова, – коротко пояснил заместитель. – Вот, передала.
Степан Андреевич с удивлением смотрел на то, как лицо руководителя покрывается багровыми пятнами, а потом резко белеет, теряя мгновенно все краски. Главный рывком схватил со стола принесенные Степаном Андреевичем бумаги и с силой отшвырнул их в сторону – документы рассыпались по ковру.
– Я не буду ничего читать! Мне не нужно, чтобы она здесь работала! Сделай все, чтобы ее здесь не было! Уволь любым способом! И не хочу больше ничего слышать о ней!
Перед Дашей стояла проблема, которая грозила ей большими неприятностями… Голос Оли вернул девушку от размышлений к реальности:
– Пойдем, нас Степан Андреевич вызывает. Хочет поговорить с нами обеими.
Даша примерно догадывалась, о чем пойдет речь. Сейчас ей снова будут рассказывать, что она должна уйти, что для нее так будет лучше, и все в таком духе. Внешне Даша была абсолютно спокойной, но нервы были на пределе – сердце в груди бешено колотилось, дыхание участилось. Даша неимоверным усилием воли заставила себя перестать теребить смявшийся под ее беспокойными пальцами рукав платья. Натянуто улыбнувшись, она кивнула Оле, и они вышли из кабинета.
Степан Андреевич пригласил их почему-то не в свой кабинет, а в конференц-зал. Едва дождавшись, пока Оля и Даша сядут напротив него, он тут же заговорил наигранно небрежным тоном:
– Даша, ты делаешь слишком много ошибок. Я постоянно возвращаю подписанные тобой документы. Это недопустимо. Ты не справляешься со своими обязанностями.
– Что? С чем я не справляюсь? Да ваши сотрудники совершают сотни ошибок каждый день! Хоть бы раз нормально начислили зарплату! – в голосе Даши звучал металл.
Степан Андреевич самодовольно ухмыльнулся, делая глоток кофе, только что сваренного в кофемашине в приемной.
– Это все эмоции. Они никому не интересны. Тебе лучше уйти. А если останешься, то можешь загубить свою дальнейшую жизнь. Ну сама подумай. Уйдешь сама, по-тихому, устроишься на новую работу. Если нас кто спросит – скажем: «Да, была у нас такая, неплохо работала». – Степан Андреевич немного помолчал для усиления эффекта своих отвратительных слов и улыбнулся так, будто они обсуждали последние светские новости. – А если будешь поднимать крики – вылетишь отсюда с такой записью в трудовой, с которой никогда и нигде больше юристом работать не будешь. Ну зачем тебе это?
«Ого, – подумала Даша. – Вот и пошли реальные угрозы. Хотя чего я ждала? Это был лишь вопрос времени. Это только в сказках добро всегда побеждает зло. А это не сказка, а какое-то артхаусное кино с элементами ужастика». Она перевела взгляд со Степана Андреевича на Олю, ища поддержки. Но та молча смотрела куда-то в пол. «И чего я ждала? – снова подумала Даша. – Здесь каждый сам за себя, давно уже пора это понять, а я все никак не могу».
– Советую тебе хорошенько подумать, – подняв руку, подвел итог беседе Степан Андреевич, давая понять, что на самом деле выбора Даше никто не предлагает и думать тут не о чем. – Только не долго.
Даша молча вышла из конференц-зала, не став дожидаться замешкавшуюся Олю. Она по-прежнему не собиралась увольняться раньше времени, но теперь ее стали одолевать сомнения. А может, и правда – она плохо работает и ни на что не годится, поэтому ее работа здесь не складывается? Может, и правда она не справляется со своими обязанностями, но сама этого не замечает? Когда с завидной регулярностью, почти каждый день тебя называют глупой и не способной хорошо работать, невольно начинаешь этому верить. И убедить себя в обратном уже оказывается очень сложной, почти непосильной задачей.
