– Заходи, – сказал Дарий и широко распахнул перед Конкордией дверь.
Она замялась, но то было не жеманство, и Дарий, взяв рыжую за руку, завел в дом. Быть может, даже без всякого корыстного умысла. Тем более, состояние его матчасти оставляло желать лучшего. Но в пику Пандориных выходок столь маленький реванш вполне уместен. Конечно уместен, что и говорить. Но пригласил он ее не в спальню, отмеченную флюидами любви, самодеятельным и вполне безобидным развратом с неповторимыми ароматами мускуса, а в комнату, где у него мастерская и где он в последнее время рассматривал свой усугубленный недугами Артефакт. Посадил девушку на тахту, на которой давно никто не спит, хотя иногда после трудов праведных художник обременяет ее своим грешным телом. Отдых фавна на красном с желтыми павлинами покрывале.
Он сел за мольберт и стал распаковывать кисти.
– У меня кончились некоторые краски, но я попытаюсь оставшимися сделать твой набросок… Сними кофту и сядь ближе к секции…
– А это обязательно? – веснушчатое лицо Конкордии зарделось кумачом. Так густо краснеют только рыжие люди.
– Нет, конечно, но желательно. Художника, как и врача, стесняться не надо. Ты ведь у гинеколога не спрашиваешь – обязательно садиться в кресло или нет…
– А если придет Пандора? Что я ей скажу?
– Говорить с ней буду я, но она не придет. Ну так как?
– Мне как-то неловко, я еще никогда в такой роли не была. Может, просто расстегнуть кофточку, и этого будет достаточно?
– Не думаю… Впрочем, попробуем, только сделай так, чтобы твои волосы падали на одно плечо… Открой лоб и положи левую руку на колено, а правой рукой как бы поправляй сбившуюся на сторону прическу… Замечательно, примерно так… И не стесняйся, не съем я тебя… «Боже мой, – поймал себя на слове Дарий, – сколько раз и скольким говорил я эту банальщину…» Подумал, но не устыдился, потому что был в своей стихии и не имел… по крайней мере в ту минуту не имел никаких темных намерений в отношении рыжеволосой, не столько красивой лицом, сколько статью, великолепной Конкордии…
И когда она распахнула блузку и приспустила ее с плеч, обнажились выдающиеся холмы, при виде которых дух Дария возвысился и в пахах что-то похотливо заныло. Проклятый Артефакт снова дал о себе знать. Но усилием воли… Бесстрастностью творца… Рассудочностью покалеченного кобеля… На картон легли первые мазки… И в этот ответственный момент из-под тахты показалась головка Найды с ее зелеными любопытными глазами, и не успел Дарий отреагировать, как кошка вскочила на тахту, а оттуда – на колени Конкордии…
– Стоп! – Дарий поднял руку. – Не прогоняй, пусть останется. Это, конечно, не горностай, но с твоими волосами и цветом драпировки черная шерстка Найды будет неплохо сочетаться… Погладь ее, она это любит…
И пока Дарий что-то изображал на картонке, и пока Конкордия, преисполненная терпения и важности момента, неподвижно сидела на тахте с Найдой на коленях, время отбивало свою неустанную, продолжающуюся вечно чечетку. Зная, кем Конкордия работает, Дарий поинтересовался: можно ли игральные автоматы подкрутить так, чтобы они ни черта не выдавали? И не получил ответа, потому что она крупье и стоит возле ломберного стола, возле которого играют в карточные игры – покер, очко или блэк-джет… Она всего лишь крупье, раздает карты и играет с клиентами. И все по честному? Исключительно! А про автоматы она не знает, ими занимаются другие, но единственное, что ей известно… вернее, слышала разговор директора казино с мастером, который настраивает автоматы… Все дело в чипе. В такой малюсенькой хреновине, от которой и зависят размеры выигрышей… А значит, и судьба играющего: возврат клиенту может колебаться от 70 до 20 процентов, а в некоторых местах такого процента вообще не существует… Игрок может всунуть в хайло автомата миллион и не получить назад ни сантима… Жулики, прохвосты, сплошные Флорианы, зарабатывающие на наших нервах…
– Я так и думал… А что такое ГСЧ? – спросил Дарий и взглянул на Конкордию.
Но та даже пожать плечами не могла, поскольку боялась испортить заявленную художником позу. И Найда притихла, уткнув свою бело-черную мордочку в колени девушки. Кошке было уютно, Конкордия испытывала какую-то сопричастность к чему-то для нее не очень понятному, и им обеим было хорошо.
– Возможно, какой-то прибор, но точно сказать не могу.
– Это генератор случайных чисел. ГСЧ… По-моему, с помощью умельцев он вполне может перестать быть случайным… Пожалуйста, поверни лицо чуть влево, а то тень от волос преломляет линию подбородка… Еще немного подними голову, а руку пока опусти… Наверное, затекла…
– Нисколько, я так могу сидеть целый день…
– Такой жертвы от тебя не потребуется, но я удивляюсь себе – почему до сих пор я не просил тебя позировать? Странное дело, рядом такая классная натура, а я как слепой…
– А вы очень заняты своей Пандорой. Все говорят только о вас, такая парочка. Вы ее тоже так же рисуете?
Вопрос застал Дария врасплох: он никогда даже не предлагал Пандоре стать моделью. И, быть может, это самое большое его упущение.
– Она красивая, но типичная… А ты – эксклюзив. Ты живописногенична… Как Мона Лиза… Вот так, отлично сидишь!
– Но любите вы почему-то типичных, а не таких, как я, эксклюзивных… Представляю, что там у вас получится…
– А уже почти получилось, и по-моему неплохо… Еще момент, и ты сама убедишься, что некрасивых женщин не бывает…
– Мой брат тоже так говорил, а ему Сара все равно рога наставляла. И чего ей не хватало? И дом, и машина, и дети прекрасные… – лицо Конкордии вмиг преобразилось, черты обострились, в глазах появился отблеск черного мрамора. И Дарий не упустил эту метаморфозу, быстрыми мазками закреплял, закреплял ее на картоне…
– Мне кажется, у нас с тобой что-то получилось, – повторил он. – Подойди… Только не бей, если не понравится.
И когда Конкордия встала рядом с Дарием и взглянула на то, что он изобразил на небольшом прямоугольнике, краска стыдливости залила ее лицо. Она нервно поправила кофточку, плотнее затянув грудь, и с волнением произнесла вердикт:
– Неужели я такая рыжая? Безобразина, и грудь – как у коровы вымя…
– Перестань, это ты, и очень красивая. Моя Пандора могла бы позавидовать твоей груди.
– Да у вас кошка получилась правдоподобнее, чем я.
– Если тебе портрет не нравится, я могу его смыть, – он взял в руки бутылку с растворителем, демонстрируя готовность к исполнению приговора. Но этого не случилось, Конкордия вдруг обняла его и поцеловала в щеку.
– Не надо, пусть останется. Тем более, я не доверяю своему первому впечатлению. Иной раз к нам в казино приходят такие невзрачные личности, но затем, в процессе общения, они раскрываются, и в них можно даже влюбиться.
Дарий взглянул на часы, скоро должна явиться Пандора. И он мягко сказал Конкордии:
– Ты мне очень нравишься, и твой портрет, возможно, будет представлен на городской выставке, а там посмотрим… Поверь, мы не зря теряли время, хотя я еще над ним поработаю, остались какие-то колористические нюансы… А что касается твоего брата и Сары… Знаешь, не суди ее строго. Мне кажется, в том, что так случилось, есть вина и Мусея. Он слишком был самоуспокоен, а с женщинами так нельзя, ибо женщина уважает дерзновенных.
– Да, Мусик был слабый и добрый, а этого никто не прощает. Скажите, а как вы назовете эту картину?
– Очень просто: «Конкордия с Найдой». Или же: «Женщина с кошкой».
– Вы, наверное, шутите? Это несерьезно… я бы назвала по-другому…
– Как именно?
– Не знаю, надо подумать.
Когда Дарий провожал Конкордию до дверей и когда она, перешагивая порог, взглянула на него, он увидел в ее глазах недоумение, которое легко считывалось с вопросом: «И это все?» А он между тем размышлял: что вот, дескать, если бы не Артефакт с его недомоганием, все могло бы закончиться в стиле ламбады – возвратно-поступательного движения, при котором копна рыжих волос, словно пламя, разметалась бы по красному покрывалу, а ее грудь, утыканная веснушками-звездочками, жила бы его сутью, и не было бы прекраснее момента. «Стоп, заткнись и больше о таких глупостях ни слова», – строжайше предупредил себя Дарий и пошел на кухню, чтобы приготовить что-нибудь к ужину. Ведь с минуты на минуту должна появиться Пандора…
Блаженны чистые сердцем. Но и не надо быть чрезмерно нравственным, иначе можно предаться самообману.
Мир будет лететь по Вселенной до тех пор, пока лбом не стукнется в стену бессмысленности. В самом деле, для чего движения звезд, столкновения галактик, рождение новых, черные дыры, для чего хаос, если во всем нет смысла? И если нет ни начала ни конца. Это уже само по себе бессмысленно, и только завиральное человечество толкует, что виноваты в этом или Бог, или Дьявол… Но ни того, ни другого никто в глаза не видел. Люди стали жертвами своих иллюзий, без которых они и шагу ступить не могут. И даже ветер, свирепо дующий с моря, тоже, наверное, думает о своем всесилии и божественном предназначении. Как думают злато и серебро, мрамор и гранит, вода и огонь, летошний снег и синяя птица, примостившаяся на жердочке мироздания. И все считают себя целками. И знахарями. И первыми правдолюбцами. А на самом деле человек болтлив, лицемерен, не в меру любопытен и очень ленив. И всегда и до крайности завистлив. Перескакивая от одного к другому, в неустанной постоянной погоне за интересным, за сенсацией любопытство отказывается от глубокого проникновения в сущность дела. А значит, в сущность жизни. Чел – воистину, побочный продукт бытия. Интересно, а кто же тогда… и где же тогда смысл всего, что передо мной?
