«А ты знаешь, что пресс-секретарь этой суки встретила вчера на тусовке твоего Ярика и сказала, что Гортензия собирается подавать на «Бытие» в суд? – поведал Асеевой Габаритов. – За тот снимок, где ее Заозерный за задницу лапает. Девица эта начала Ярику заливать, что Гортензия с Заозерным даже не приятели, а коллеги – Миша у нее в каком-то клипе снимался. Если так на свою невинность упирает да еще судом грозит – точно он ее потихоньку трахает. Вот увидишь, эта проститутка в Сочи со своим хахалем обязательно где-нибудь засветится! Без фоторепортажа о шурах-мурах между ними можете не возвращаться!»
Все попытки официально выяснить, в каком номере остановилась Гортензия, ни к чему не привели. Администрация отеля категорически отказалась предоставлять подобную информацию «просто отдыхающим». Уля доказывала, что они журналисты, совала под ответственные носы редакционное удостоверение, врала, что аккредитацию на фестиваль они не получили из-за досадной оплошности какой-то секретарши в оргкомитете (на самом деле «Бытие» просто отказались аккредитовать за его «бульварную направленность»). Не помогли ни посулы, ни угрозы привлечь администрацию отеля за отказ в предоставлении информации сотрудникам СМИ.
Тогда Асеева и Федулов начали прочесывать этажи с элитными номерами, опрашивая портье и горничных. Те, напуганные угрозами увольнения за «чрезмерную болтливость», молчали, как партизаны. Наконец «бытийцам» повезло. На седьмом этаже они наткнулись на странную женщину, обрезавшую засохшие листья на цветах в холле.
– Гортензия, Гортензия, – нахмурилась тетка, припоминая, где она слышала это имя. – А это не та, что про любовь поет? И все больше про несчастную: про расставания, про разлуку?
– Она, она! – обрадовалась Уля.
– Так я сегодня видела, как она в семьсот третий заходила. Дверь ей какой-то мужик открывал. Я еще подумала, ейный муж, что ли?
– Точно в семьсот третий? – не могла поверить своей удаче Уля.
– Да точно. Чай, у меня глаза-то на месте, – обиделась тетка. Но, получив за информацию 100 рублей, смягчилась и даже вызвалась показать дверь, за которой скрылась Гортензия.
– А вы чё, ее фантомы, что ли? – поинтересовалась тетка, когда они шли к заветной двери по коридору.
– Кто мы? – переспросила Уля.
– Ну эти, которые везде за артистами ездют, цветы им дарют, автографы спрашивают.
– А, фанаты, – догадалась Асеева. – Да, да, мы ее фанаты, вот хотим автограф взять, сфотографироваться вместе.
– Ну вот, пришли. – Тетка ткнула пальцем в табличку с номером «703». – Вы только тут, в коридоре, Герань эту не караульте, охрана обходом пойдет, выгонит взашей, а потом еще и на входе скажет, чтоб вас больше не пускали.
– Спасибо, мы разберемся, – сухо отбрила добровольную консультантшу Асеева. – Вы можете быть свободны.
Тетка ушла, а Асеева с Федуловым стали считать, сколько дверей до той, за которой живет Гортензия, от торца коридора. Прикинули: в каждом номере по одному окну и одной лоджии. Теперь надо было спуститься вниз и найти точку, с которой лоджия Гортензии хорошо бы просматривалась.
Нашли таковую метрах в двухстах от основного корпуса гостиницы. На крыше ангара, куда на зиму стаскивают лодки и катамараны. Женя порыскал по окрестностям и откуда-то приволок приставную, сваренную из арматуры лестницу. Хотели залечь на крыше на всю ночь, но вовремя вспомнили, что федуловская камера не снабжена прибором ночного видения, и решили часов до пяти утра вернуться в номера. Лестницу спрятали в густой траве.
Завели на сотовых будильники и легли спать. Федулову, чтобы разбуженный ни свет ни заря сосед не стал задавать вопросов, пришлось соврать, что утром он отправляется на рыбалку. Мужичок попросил разрешения присоединиться, но фотокор сказал, что свободных мест на яхте нет.
В четверть шестого Уля и Женя уже заняли позицию на крыше, еще раз порадовавшись, что обнаружить их с земли практически невозможно, – вокруг ангара росли огромные кусты олеандров. Федулову даже пришлось срезать несколько веток, чтобы в объектив не попадали листья.
Через полчаса Асеева начала ворчать:
– И чего мы в такую рань приперлись? Она дрыхнуть до полудня будет, а мы, как идиоты, тут париться. Ой, жестко-то как! Мне что-то в бедро впилось! Надо было, блин, хотя бы покрывало из номера взять. Федулов, сгоняй за покрывалом, а?
– Нельзя, – отказался Женя. – Смотри, сколько дворников вокруг: дорожки поливают, кустарники стригут. Отдыхающие вон уже круги трусцой нарезают. Увидит кто, что я с крыши спускаюсь или обратно карабкаюсь, – и все, пиши пропало. Шикарную точку засветим, а другой не найдем.
И Уле пришлось смириться. Свернувшись калачиком и подложив ладони под щеку, она попыталась заснуть. Усилия оказались не напрасными – через пять минут редактор отдела светской хроники сладко сопела, лежа на покатой, крытой нержавейкой крыше.
Вдруг ее кто-то будто толкнул. Уля подскочила и глянула в «иллюминатор», вырезанный Женькой в кроне олеандра. На лоджии Гортензии кто-то был.
– Федулов! – почти закричала Уля. – Смотри!
Женя, который, оказывается, тоже позволил себе соснуть, подскочил, как ужаленный. Схватил камеру и навел объектив на «объект».
– Вроде это не она, – пробасил он через полминуты. – Гортензия как щепка, а эта какая-то толстая…
– Ну-ка, дай мне. – Уля вырвала камеру из рук Федулова и сама припала к видоискателю. Смотрела долго, пока «объект» не скрылся в номере.
– А может, это объектив полнит? – с надеждой пытала Уля коллегу. И тут же сменила тон: – А ты, урод, хоть раз ее щелкнул?!
– Обижаете, барышня, – расплылся в довольной улыбке Федулов. – У нас это на автомате. Сделал кадров десять – не меньше.
– Все, теперь следим не отрываясь! – скомандовала Асеева и, опустившись на колени, пристроила свой треугольный зад на собственные лодыжки.
«Ни дать ни взять охотничья собака», – восхитился Федулов и попробовал устроиться тем же манером. Не получилось. «У женщин, наверное, суставы по-другому устроены», – только и успел подумать он, как неотрывно глядящая в «иллюминатор» Асеева прошипела:
– Атас! На той же лоджии – мужик!!!
Бесцеремоннно оттолкнув Улю, Федулов сменил ее на наблюдательном посту. «Вжик, вжик, вжик», – трижды едва слышно прожужжала камера.
– Все, ушел, но три кадра есть, – отрапортовал Федулов. – Только на Заозерного мужик тоже не похож. Сам коротенький какой-то, а на голове шевелюра. Миша-то почти наголо стрижется.
– Ладно, в номере хорошенько рассмотрим, – раздраженно отмахнулась Уля. – Теперь давай быстрее вниз. Они сейчас на пляж попрутся – на выходе из корпуса щелкнем.
Однако «быстрее» не получилось – лестницы, по которой «бытийцы» забирались на крышу, на месте не оказалось. Она валялась метрах в десяти. Видимо, какой-то бдительный дворник отволок ее подальше от ангара и бросил в кустах. Мало ли: вдруг детишки отдыхающих задумают на крышу залезть да и свалятся оттуда.
Стоя на карачках на краю крыши и опираясь ладонями в успевшее раскалиться железо, они с тоской смотрели на лестницу.
– Что делать будем? – первой подала голос Уля.
– Может, покричать, чтоб обратно поставили?
– А как объясним, что мы тут делали? – покрутила пальцем у виска Уля.
– Скажем, загорали, – неуверенно предложил Федулов.
– Ага, с аппаратурой и в одежде, – не поддержала коллегу Асеева. – Давай ты спрыгнешь, а потом мне лестницу подтащишь.
– Так высоко же… – испугался фотокор.
– Ничего. Там внизу трава высокая – спружинит.
Отдав кофр напарнице и наказав держать его покрепче, Федулов поднялся с корточек и сделал маленький шажок на край. Высота ангара была метра четыре – не меньше. Федулов закрыл глаза и прыгнул. В то же мгновение раздался приглушенный крик:
– Ой, мать твою!
– Чего ты там? – свесила голову Уля.
– Кажется, ногу подвернул.
– Растяпа. Кто ж так прыгает?
– Ну сама бы и прыгала, – огрызнулся Федулов и, приволакивая левую ногу, пошел за лестницей.
Спускаться с тяжеленным кофром на плече по узеньким ступенькам было непросто, но Уля справилась.
– Пошли пожрем чего-нибудь, а потом фотки посмотрим, – распорядилась Асеева. – Все равно они уже вышли. Теперь их только на пляже или вечером на закрытии и прощальном банкете ловить.
Нога у Женьки посинела и распухла. Да так сильно, что теперь он не мог натянуть на нее даже свои тряпичные кроссовки. Уле пришлось сбегать к лотку возле пляжа и купить ему за сумасшедшие деньги сланцы.
Что касается нащелканных с крыши кадров, то при внимательном и детальном рассмотрении (Женька увеличивал снимки до тех пор, пока они не начали «рассыпаться») изображенные на них «объекты» более похожими на Гортензию и Заозерного не стали.
