Черт меня подери, если сегодня я, как обычно, зарулю в спальню, вновь натяну мерзкий холодный кондом и совершу этот чинный, благочестивый обряд. Я был по меньшей мере наполовину честен, когда, еще до Контакта, сказал, что достаточно лишь влечения и желания, а французские штучки мне без надобности. И все же, все же…
Нет. Сегодня, дружище, трахать будут тебя. Тебя будут сегодня баловать. Для начала у тебя отсосут. Затем ты будешь иметь ее в задницу, пока она не запросит пощады. Дальше, независимо от того, захочет она или нет, а особенно если не захочет, она будет… дайте-ка подумать…
Какая наивность! А тут еще этот фильм — он назывался «Дневная красавица». Это была история красивой девушки, вышедшей замуж за человека настолько деликатного, любезного и преуспевающего, что у нее не было иного выхода, кроме как ходить вечерами в бордель, где ее трахали толстые китаезы, клыкастые гангстеры и где она, в общем, неплохо проводила время. Не забудьте еще, что я читал много американской беллетристики и что Норман незадолго до этого рассказывал мне о девушке, которая так любила у него отсасывать, что они решили, что им удобнее спать валетом, ее ноги у него на подушке.
— Бунюэль расширяет понятие мнимого сострадания, в результате чего оно включает в себя деструктивную тиранию непроизвольных побуждений, — объяснял я, пока мы шли домой. — Почему ты не принимаешь таблетки?
Мы продолжали идти, наше дыхание испарялось в ноябрьскую ночь. Это была тема, которую мы до сих пор обходили молчанием. Ее рука заерзала в моей.
— Мне не нравится чувствовать… — Рейчел поколебалась, затем продолжила, — что мое тело — это вроде машины, что я сама вроде машины… — Рейчел поколебалась, затем продолжила, — которую программируют. Положи это в меня, и получишь… — Рейчел поколебалась, затем продолжила, — получишь задуманный результат.
Ого. О чем это она? Говорит так, словно заполняет анкету. «А как насчет меня? — хотелось мне крикнуть. — Что, по-твоему, чувствую я, надевая на себя этот унитаз в миниатюре?» (Вдобавок, это неоправданно дорого. Через неделю после Контакта я побывал в Сохо и закупил по бросовым ценам презервативы «Снайпер» — с тех пор я каждый день перекладывал по три штуки в одну из розовых пачек из-под «Пенекса». Я ведь понимал, как она будет огорчена, если узнает, что я трахаю ее по дешевке. Есть ли предел моей тактичности?)
Очевидно — нет. Вместо того чтобы сказать: «Ты быстро привыкнешь», или «Фигня», или «Пора взрослеть», — вместо всего этого я остановился под фонарем на площади, погладил ее по щекам, ткнулся носом ей в ухо и прошептал:
— Думаю, я тебя понимаю.
Но в этот вечер…
Обычно я сползал по ее заторможенному телу, целуя груди, живот, бедра, чтобы воткнуть свою голову ей между ног и расшевелить этот труп с помощью языка (который к тому времени уже превратился в мускулистый окорочок). В результате каждодневных тренировок мои действия достигли такой скоординированности, что, когда я вновь поднимался по ее телу, мой (предварительно вытертый) рот и (снаряженный) член одновременно попадали в свои цели.
Но в этот вечер я расположил свои бедра возле ее головы, свою же голову направил к ее ногам и стал, сопя, сползать по кровати, уперев ноги в стену над подушкой для придания всей конструкции дополнительной опоры. Выполнено блестяще. Когда мой язык проник внутрь нее, я скосил глаза. Вот он, прямо возле ее лица. Но она взяла его большим и указательным пальцем, как если бы это был кусочек сахара. Мои глаза полезли на лоб, когда она начала гонять крайнюю плоть взад- вперед. Если уж ты можешь ссать в мою кровать (подумал я), не говори мне, что ты не можешь сосать мой хуй. Так что я уткнул его ей в щеку, практически возле носа. Рейчел взяла его в рот и почти тут же вытащила — с гримасой отвращения, по которой можно было прочесть: «Еще хуже, чем я думала».
Однако именно я испытывал стыд, чувствовал себя гнусной скотиной и ощущал свою неправоту. В подтверждение этому, когда я встал, чтобы подышать прохладным воздухом у окна, на ее лице были слезы.
Место действия: актовый зал подготовительной школы Эдисона, где учится Рейчел.
В ближнем углу — группа студентов-мужчин в смокингах. Они пьют шампанское и переговариваются. Уборщица, миссис Докинс — толстуха с неизменно плохим настроением, которая так ни разу и не назвала меня «милым», — ходит вокруг, наполняя стаканы и отряхивая смокинги. Я сижу посреди зала на стуле с прямой спинкой, взлохмаченный, с бутылкой пива в руке. Рейчел — в дальнем конце, на помосте. Судя по позе, она в глубокой медитации, — в противном случае ей должно быть крайне неудобно сидеть: совершенно голая, она сидит на подушке, опершись спиной о стену, обе ноги на весу, руки поддерживают прижатые к груди колени, влагалище вывернуто. Возле нее — перевернутая шляпа-котелок.
Я подхожу и киваю Рейчел. Она смотрит прямо перед собой. Она меня не видит. Я поднимаюсь на сцену и встаю, облокотившись на пианино, в нескольких метрах от нее. Я замечаю в котелке несколько монет: в основном медяки, какая-то иностранная монета, единственный пятидесятипенсовик. Я потягиваю пиво и жду.
Теперь, по двое и по трое, соученики Рейчел начинают отделяться от своих друзей и подходить к сцене. Они невнятно и с сомнением в голосах обсуждают морского паука Рейчел. Двое поднимаются наверх. Один из них, маленький рыжеволосый парень, подмигивает мне. Я мигаю в ответ. Рейчел широко улыбается в направлении их животов. Затем, все еще попивая шампанское, они начинают говорить увереннее. Рыжий тыкает ей в промежность лакированной туфлей. Другой нагибается, чтобы осмотреть ее зубы и десны. Они приходят к единому мнению. Рыжий ставит стакан на подоконник, снимает ремень, складывает, кладет в карман, спускает штаны и пристраивается к Рейчел.
Я делаю большой глоток пива.
Некоторое время он раскачивается и затем обмякает. Он встает, немного пошатываясь, и приводит себя в порядок. Второй парень, намного выше и симпатичнее первого, начинает производить действия в том же порядке, но в последний момент замирает. У него есть идея получше.
Подойдя вплотную, он крепко берет Рейчел за уши и направляет свой торчащий из-под рубашки массивный прибор ей в рот. В таком положении, совершив десяток толчков, он кончает ей на лицо. Рейчел шепчет слова благодарности. Они швыряют в котелок по монете и спускаются со сцены. Их место занимают другие. Процедура повторяется.
Тем временем я потягиваю пиво, смотрю на них, смотрю на стену, насвистываю мелодию.
Подходит последняя группа молодых людей. Похоже, они пьянее других. Но они почему-то тихо останавливаются возле сцены. Вдруг один из них громко втягивает воздух, оглядывается, как бы не в силах поверить, и складывается пополам от смеха. Вскоре, конечно же, все начинают смеяться вместе с ним. Они кружатся и раскачиваются, беспомощно хватаются друг за друга, ухая, улюлюкая, показывая пальцами.
О нет. Только не мы, дружище. Ты, видно, шутишь, счастливчик. С ней? Вот с этой?
Рейчел, не мигая, улыбается.
Она недостаточно красива и она мочится в постель.
Их смех сменяется моим собственным.
— Чарльз, Чарльз, Чарльз, — твердит Рейчел, — проснись.
Я просыпаюсь.
— Что тебе приснилось?
Я переворачиваюсь на спину. Реальная белизна потолка окончательно меня будит.
— Я шел по бесконечной дороге, усаженной деревьями. Ночью. Над моей головой звезды выстраивались в… незнакомые созвездия. Камни посверкивали у меня под ногами. Вдали я увидел твой силуэт, но… когда я попытался к тебе приблизиться..
— Это Невиль Беллами. Я звонил вчера миссис Таубер, она сказала — ты нездоров. Тебе уже лучше?
Все в порядке.
— Да? Я понял, что это был приступ астмы. Нет? Это был?..
— Да.
— О тело, тело! Лучше бы его вовсе не было, разве не так? Гы-гы-гы. Жизнь была бы так блаженно легка. Гораздо лучше совсем без него. Ты не согласен? Ты так не чувствуешь?
— Нет. (Можно привести много доводов в защиту такого подхода; но тогда мозгу было бы нечем себя занять.)
— Нет? Может и нет… гм. Чарльз! Твои экзамены! Как они?
— Хорошо.
— Молодец. А собеседование?
— В понедельник.
— Совсем скоро. Ну, в таком случае тебе просто необходимо заглянуть ко мне. Выпьем по стаканчику, поболтаем, может, я тебе чего подскажу…
— Да, пожалуй. — Я не мог не почувствовать себя польщенным.
— Если ты уже выздоровел. Почему бы не завтра? В обычное время?
— Минутку, э-э, мне надо подумать. Давайте я посмотрю, как буду себя чувствовать, и, если не приду, то позвоню.
— Отлично. Ты знаешь мой телефон. Тогда пока.
Как только мистер Беллами положил трубку и взялся за свой член, я поспешил на кухню.
— И что дальше?
Дженни выложила на стол пачку салфеток.
