Горбун продолжал бесноваться.
— О, я знаю, кто управляет этим вашим сраным Королем! Всякие Рабиновичи, Штетельманы и Кацеленбогены! Жалкий писака? Жидовский выкормыш!
— Возможно, все проще. Народ просыпается от дурного сна… Просто Король угадал то, что давно зрело внутри каждого из нас. Нам надоело жевать сухари. Народ захотел деликатесов… севрюжинки. И не надо везде искать еврея. Это не умно… Искали уже. Хватит.
Повисло молчание. Горбун с интересом уставился на меня. Потом сказал:
— Может, вы и правы… Возможно, придется отправить моих писательниц на пенсию. Тем более что они ее заслужили. Хотя жаль. Какой, однако, поразительной работоспособностью они отличались! Как-то Маша Концова рассказывала мне, что у нее вдруг распухла и посинела рука. Правая. Рабочая! Она к врачу. Тот ее расспрашивать. Оказывается, накануне Машка работала с утра до ночи. А пишет она по старинке: рукой. И написала в один присест, остановиться не могла! — 97 страниц. Вот рука у дуры и распухла… Да, — задумчиво протянул горбун, — за ней никакой Дюма не угнался бы… Хотя, пишет она такую чушь! Но ведь читают! А сколько она денег мне принесла! И себе!.. К сожалению, эти идиотки — и Машка, и Алина, и Маринка — мало образованы. Они и слыхом не слыхивали о Джойсе или Миллере. Если им назвать эти имена, они примут их за собачьи клички. Читаешь их романчики, и, кажется, будто они позавчера прошли алфавит, вчера научились читать, а сегодня взялись за ручку. Будто до них и не было вообще никакой литературы… Но ведь читают!
Понемногу горбун успокоился. Он подошел к тумбочке на витых ножках, взял в руки колокольчик и жестом мажордома, сзывающего гостей на обед, потряс его у себя над головой. Раздался мелодичный звон.
Переваливающейся походкой в столовую вошла толстая неопрятная старуха. Горбун строго посмотрел на нее и коротким кивком указал на пол. Старуха, с протяжным стоном опустившись на колени, принялась руками подбирать осколки. Когда она встала, горбун сказал:
— Ну, ведьма, бегом на кухню! И передай там, чтобы начинали жарить колбасу. Мой гость давно не едал это блюдо.
И горбун захохотал. Он топал ногами, подпрыгивал, хватался обеими руками за огромный трясущийся живот, видно, опасаясь, как бы тот от смеха не оторвался. Я внимательно следил за его действиями. Отсмеявшись, он подошел к рубильнику, который был скрыт портьерой, и повернул свое лицо ко мне:
— Вас не затруднит ремнями прикрепиться к креслу? — любезно осведомился он. — Или на помощь призвать моих помощничков с топориками и ледорубами? Не надо? Хорошо, тогда закрепитесь покрепче! Вас ожидает непередаваемое ощущение!
Почему этот ненормальный упомянул жареную колбасу? Неужели Дина?..
Я слышал, что психически больные люди очень часто обладают острой наблюдательностью и фантастической проницательностью, и поэтому не очень удивился, когда горбун сказал:
— Мне стоит сказать "опля", и ваша возлюбленная через короткое время окажется здесь. А пока… развлечемся!
И он положил руку на рубильник.
— Жареный человек, — захихикал горбун, — пахнет не хуже жареной колбасы. А что здесь удивительного? То же мясо… А если его еще и чесночком приправить!.. Вы любите чеснок? Почему вы не молите о пощаде? — вдруг рассердился он.
— Не знал, что вы еще и людоед.
— До сегодняшнего дня не был. Вы мне нравитесь. Интересно, каковы вы на вкус?
— Не вижу ничего интересного. Вы же сказали, мясо — оно и есть мясо.
— Вы фаталист?
— Станешь тут фаталистом… Что вам от меня нужно, черт бы вас побрал?
— Наконец-то! Ах, серебряный вы мой! Наконец-то я услышал от вас разумный вопрос. Мне нужно, чтобы вы сглазили кого-то, кто подкапывается под меня.
— А если это не один человек, а миллионы людей?
— Плевать! Что значит какой-то миллион в сравнении со мной?!
— Вы хотите, чтобы я стал участником преступления?
— Да! Тысячу раз — да! Подумайте, какое это богатое ощущение — знать, что от одного твоего слова или жеста, или каприза зависит жизнь миллионов людей? Я дарю вам возможность испытать то, о чем мечтают многие.
Он снял руку с рубильника. Я перевел дух.
— Власть над миром! — продолжал сумасшедший с упоением. — Как это прекрасно! Я буду конструировать ближайшее и отдаленное будущее, а вы творчески воплощать мои гениальные задумки в жизнь. Мы с вами сравняемся с самыми великими людьми, когда-либо жившими на земле! Да что сравняемся! Превзойдем! Мы уподобимся древним языческим богам! Наши статуи…
Я смотрел на страшного горбуна, и ждал, когда же подействует мой сглаз. Я мысленно как бы отдалился от объекта своего беспощадного эксперимента. Я вспомнил свои прежние жертвы: лысого бандита, погибшего под троллейбусом, несчастного толстяка в венецианском ресторане, — и мне представилось, как горбун… О, скорее бы! Я давно прекратил вслушиваться в чушь, которую нес этот безумный "властитель мира". Я видел, как горбун жестикулирует, кривит губы в насмешливой гримасе, как, раскрывая рот, произносит какие-то слова, и ждал.
Вот он опять положил руку на рубильник. Рука пошла вниз…
Не видать королеве Марго этой ночью пылкого художника. Его зажарят заживо, как жертвенного барашка.
— Искры! Из человека летят искры! — услышал я радостный возглас горбуна. — Он искрится, как бенгальские огни! Он поет гимн огню и воет, как сбесившаяся корова! Человек стервенеет от боли и ужаса! А потом, — голос горбуна замер от восторга, — а потом он превращается в головешку!
На меня внезапно снизошел покой. Или — безразличие… Я понял, что никакими способностями не обладаю. Скоро в этом убедится и горбун. И плохо тогда придется мне. Мог ли я предположить, что меня ждет смерть на электрическом стуле!
Я умру, и исчезнет — для меня! — все. "Умрешь и все узнаешь. Или перестанешь спрашивать" — написал классик, которого всегда обвиняли в отсутствии чувства юмора. Вот уж не сказал бы! Так мог пошутить только гениальный острослов.
Умрешь — и все узнаешь… Вот для меня и наступит последнее мгновение, при мысли о котором приходит в ужас каждый почти с рождения.
Ну, что мне стоит взять и согласиться с горбуном? И попытаться — для виду — сглазить Юрка. Ну, почему бы не сглазить его, моего непотопляемого дружка, ведь его от этого не убудет? Все равно все эти мои сглазы — случайные совпадения и ничего больше. Вот если бы дотянуться до ледоруба…
— Прекратите, — прохрипел я. — Я сделаю все, что вы хотите!
— Золотой вы мой! Я уж теперь и не знаю, как мне с вами поступить… Так хочется послушать, как вы будете завывать… В то же время, не скрою, мне нужна ваша помощь. Этот ваш сраный Король… Он отказал мне… Вы должны на него воздействовать… Но все-таки сначала я вас немного помучаю. Кстати, вы крепко пристегнули ремни? Ну, вот и славненько! Не могу отказать себе в удовольствии послушать, как меня молят о пощаде! Я понимаю, что похож на садиста, но знали бы вы, как это захватывает! В наш пустой, не богатый событиями век только и остается, что развлекаться футболом и подобными шутками. Не бойтесь, это будет длиться недолго. Может, это вам даже понравится. Вы, часом, не извращенец? Среди вашего брата этого добра навалом… Некоторые обожают, когда им причиняют боль. Ну, приступим… Вы только немножко повоете, а там…
Глаза безумца сверкнули…
А теперь настало время задаться вопросом — а не надоел ли мне этот окаянный горбун?
А Вам, почтенный Читатель? Вместо того чтобы, лежа на диване, читать об увлекательный похождениях четырех симпатичных проходимцах в мушкетерских плащах или о неуправляемом полете на воздушном шаре группы патриотично настроенных джентльменов, Вы вынуждены вместе со мной следить за рассуждениями психически неуравновешенного субъекта о его претенциозных планах переустройства миропорядка.
Могу понять такого читателя. Мне и самому осточертел этот плешивый горбун, но слов из песни не выкинешь. Был этот горбун в моей жизни, что поделаешь, был…
В общем, "сработал" мой сглаз. Когда я уже приготовился распрощаться с жизнью и надеялся лишь на чудо, это чудо и произошло.
(Допускаю, что сглаз и породил это чудо лишь потому, что мне тогда тоже надоел горбун. И еще допускаю, что именно это и является непременным условием успешного сглаза, в природе которого я так до конца и не разобрался).
Рука сумасшедшего внезапно соскользнула с полированной поверхности рукоятки рубильника и оказалась зажатой этой рукояткой между электрическими контактами. Рука мгновенно рефлекторно вцепилась в контакты мертвой хваткой.
