«из чего это?»
«апельсиновая кожура, хорошего года — 1947-го, кажется».
«о’кей, я готова, вторая часть».
она сворачивает карты, садится, по-военному выпрямив спину, предупредительно говорит: «ты будешь видеть… и узнавать вещи, которые в принципе нельзя видеть и знать».
«галлюцинации?»
«вроде того. это…»
«часть защитных механизмов установки?»
«нет. побочный эффект ее работы, один из многих, ее работа сама по себе влияет на…»
«а люди, которые там сидят, их это никак не затрагивает? или у них есть защита, которой нет у нас?»
«ты имеешь в виду наголовники или что-то типа фольги? забудь, нет, там, куда мы пойдем», я припоминаю, она мне эго показывала на планах, «люди не ходят, когда посылаются волны, это одна из причин для выбора этого пути, чтобы… мой… чтобы нанести вред, который мы нанесем, когда они нас обнаружат, то охранников, бегущих за нами, охватят те же дезориентирующие эффекты… и хотя они и предупреждены, как ты и я, их… конституция слабее, мы более… неуязвимы».
она пробует это слово на вкус, не уверена, говорят ли так еще сегодня.
«старомодное выражение, но я понимаю, что ты хочешь сказать: защищены, привиты, как это так?» «потому что мы уже всю свою жизнь проводим с чем-то, что очень… сродни этим машинам, работаем как они. у нас в голове есть то, чего нет в головах других людей, для нас не будет ничего необычного, только marginally… немного сильней, и внушительней. будто мы, you know… насмотрелись черно-белого кино, а на территории haarp потом вдруг… well, всё в цвете».
я знаю, что сейчас ночь, потому что наниди приглушает свет, возможно, только ради меня; невероятно, что в начале пятидесятых уже были регулировщики яркости, хотя, возможно, это более поздние модификации.
я слишком долго и безрезультатно думаю о том, что могло бы случиться, наниди говорит, Константин слишком много хотел сделать на свой страх и риск, поэтому и пустился в эти международные детские козни, а так как у «служб», кем бы они ни были, и так «другие заботы» были, говорит наниди, то его пустили на самотек, «но в итоге, впечатлившись продвижением мероприятия, которое затеял его друг доктор, набросали заключительный план, поэтому я здесь —
я должна была переманить тебя, и по возможности его. службы не хотят обличать haarp, они не полагаются на благодатное влияние разоблачений…» нет, они просто хотят как можно более основательно вывести из строя эту штуковину, если получится, то полностью «снять с сети», какой сети? наниди знает много, говорит мало, как раз то, что я, по ее мнению, должна знать, — и именно поэтому я все же думаю, что если б я не последовала ее совету, в гостинице в анкоридже, а вместо этого с открытым забралом всю эту конспиративную хрень просто-напросто
она разговаривала, я слышала, и — голос другой? речь шла о тестах, поездках, галлифрее или
«с кем… скажи-ка, там есть телефон внизу, он работает?»
«приходил друг твоего деда, он сожалеет, но не может помочь».
«приходил, сюда?… доктор? приходил? ты же была… там, где запасы, наши супы и эм-м…»
«он приходит и уходит, на этот раз он ушел и больше не придет».
«очаровательно, рука помощи!»
она пожимает плечами: «у некоторых больше дел, чем
у нас. и поважнее».
приходится проглотить, а иначе что толку, глотаю.
«гех хен ишеш эгнаро, эгнаро, эгнаро, эг… гех…»
после завтрака начинает моросить, угасающее дыхание, которое не хочет кончаться, это страшнее всего, что я слышала, и звучит так, будто прервется нескоро, спустя несколько минут я не выдерживаю и действительно иду в коридор, как и хотела наниди, иду вперед, иду назад, скрежеща зубами, думаю о всем что ни попадя, пытаюсь подумать о чем-нибудь успокаивающем: художества мамы, ворчанье папы, все номера телефонов, которые знаю, номера сотовых, штефани, ральф
сижу на металлической лестнице, после того как мара умерла, и так измучена, будто сама проделала всю работу, помогала, как акушерка при родах, позже рядом подсаживается наниди и в самом деле предлагает пачку сигарет, ее сигарета уже горит: «it’s alright, система вентиляции вытерпит, а после… если наша миссия удастся, то ты вовсе отвыкнешь, потому что мы тогда ненадолго заляжем на дно, посреди дикой природы, на северо-запад отсюда, там нет сигаретных автоматов».
она говорит вопреки тишине, которая хочет разлиться— по этой бетонной яме, по этому склепу.
«как мы там будем жить, на что, посреди этого лона природы?»
«как дикие сестры галахер, сэм и эйлин, в дикой долине реки коппер. они будут думать, мы вместе со всеми взлетели на воздух, эту штука разлетится на такие мелкие кусочки, что от нее…»
«ладно, это всё детали…» «тебе понравится, ветки на крыше, костерчик стреляет, рыбалка, охота, снимать шкуру, дубить, бревенчатый дом, the frontierwomen, the whole shebang»[141].
«а костерчик этот не выдаст нас нашим охотникам?»
«они меньше всего будут рассчитывать, что мы останемся в стране, скорее подумают, что мы расщепились или скрылись за границу…»
«tertium non datur»[142], люблю слегка блеснуть классической лабудой от муруна.
«что мы для начала отсидимся здесь, такое им в голову не придет».
«ладно, раз так. я в этом во всем новичок, но выбора у меня нет, верно? я вряд ли могу сказать: ну его на фиг, этот анти-haarp-терроризм, давай смоемся отсюда тихой сапой».
«не можешь, потому что я — я могу и одна все это провернуть, но тебе-то куда податься?»
«сдаться органам власти? ха-ха».
«fine», говорит наниди, «it’s settled then»[143].
так вот это просто, когда ты — она. а она — это ты.
013502
наниди спит, потому что скоро начнется, и именно поэтому не сплю я.
мара, которую я не знала, лежит в пластиковом мешке в трубе, так оно предусмотрено в fallout shelter[144], герметично закрытая, я совершила ошибку, спросив наниди, не могли бы мы взять мертвую с собой и где-нибудь похоронить; глупо, наверно, было, потому что на это времени нет.
сколько у нас еще времени?
я хочу, чтоб все уже было позади, и в то же время страшно этого боюсь.
на столе, аккурат чтобы завтра утром сразу нашинковать их в бумагорезке посреди коридора — она таким способом уже уничтожила кое-какие бумаги, в том числе и схемы haarp, — пара документов из фонда наниди.
длинный список:
мариетта, джорджия
грин маунтэйн, хантсвилл, алабама
пустыня мохаве, аризона
синклер и северный административный округ, техас
пентагон, северная вирджиния
шайенн-маунтин, колорадо
канеохе, гавайи
омаха, небраска
маунт везер, блюмонт, вирджиния
норе бэй, онтарио, канада
олни, мэриленд
горы сент-фрэнсис, миссури
горы адирондак, нью-йорк
розуэлл, нью-мексико
?, юта
вопросительный знак, юта. что все это выше моего понимания, слишком мягко сказано, что будет дальше? может, Вы знаете?
013505
на спине наниди: поначалу не могу распознать, потому что я и от дневного света вообще отвыкла, цветостойкий душ из фотонов, выглядит, как прямоугольный рюкзак из кожи, обмотанный парой кабелей, мешок темно-рыжего беличьего цвета, провода цвета зеленой травы, деревьям мы, вероятно, кажемся настолько же мало вменяемыми, как и они нам. сумеречно, наниди говорит: «час утра», идеальное время, должно вот-вот достаточно стемнеть, она ставит на землю два рюкзака, которые несла на плечах, отстегивает задний.
«мне тоже, э-э?», мой рюкзак довольно сильно давит и заставляет двигаться медленнее, да и нога не согласна с тем, как я на нее напираю, вдобавок через раненый глаз прорезается полоска сливочного сияния, который, судя по всему, даже выздоравливает, чего мне еще надо.
наниди отряхивает рюкзак, штуковина прочная, отрывает провода и бросает их на землю, на рюкзаке спереди, как теперь вижу, есть маленькая ручка, чтобы держаться, как у гимнастического снаряда, а перед ней что-то вроде полусферы из слоновой кости в красной оправе, величиной с кулак: компьютерная мышка? провода… оно твердеет, оно вытягивается, оно выглядит как, черт: опорки, подпорки? шарики касаются снега, напряжение между проводами приподнимает мешок, подушку — читай: двухместное нечто, выше, еще выше: и он парит, движимый — чем? этого я не знаю.
«это… ведь ты это не всерьез, наше средство передвижения?»
«планер, надо просто выбросить провода, остальное сделает поле, не такой уж и мощный, не так уж сложно освоить, все бы уже давно могли себе завести, вместо дурацких машин».
«ты шутишь».
«хватить пялиться, сзади садись», говорит наниди и садится на эту штуку, будто тысячу раз это делала, вот бы штефани видела, с ума б сошла.
«тебе придется ухватить меня за бедра, крепко», она вешает рюкзаки между проводами, дает понять, что мне надо свой при себе держать.
