Ознакомительная версия.
Я спокойно положила пистолетик на крышку комода и стала неторопливо одеваться – натянула черные кружевные трусики, которые накануне вечером он спустил с меня зубами, встав на колени, на них – джинсы, потом полупрозрачную маечку на голые грудки и сунула ноги в туфельки из змеиной кожи. Подхватила сумочку. Направилась к двери. Сделала вид, что забыла оружие.
Он не пошевелился.
Пришлось добавить последнюю каплю.
– Ой, – сказала я, взявшись за ручку двери, – кажется, я забыла свое обручальное кольцо.
И вернулась забрать его с прикроватного столика – огромный, в три карата, солитер.
– Ты уходишь? – он наконец расклеил рот.
– Ухожу, – подтвердила я, обернувшись, с порога. – Ты меня больше не интересуешь. Ты занимал меня только в качестве придурка-папеньки, трахающего собственную дочку. А так... таких, как ты, знаешь, сколько... еще и побогаче. И помоложе. И с фаллосом вместо пиписьки – так что и притворяться не надо будет.
На этот раз провокация сработала.
Он, как я несколько минут назад, прыгнул кошкой, достигнув в один прыжок комода, и схватил пистолет. Крохотная игрушка утонула в его большой ладони.
– Бах... бах... – сказала я, приставив свой указательный палец к своему же виску. – Это единственное, что остается сделать, чтобы я тебя пожалела. – И, нагло улыбнувшись, облизнула остреньким язычком алые губки, чуть прикрыв при этом глазки. Надо же мне было еще разок проверить свою власть над ним.
И я поняла, что никуда эта власть не делась, – его младший брат немедленно отдал честь.
Я опять расхохоталась, на этот раз смехом русалки.
Он смутился.
Я повернулась, открыла дверь и сделала шаг в новую жизнь.
Сзади раздался выстрел.
Все люди сволочи. Есть еще дураки и уроды. Но они тоже сволочи.
Полюбуйтесь, в каком положении я оказалась, связавшись с ними. В своей так называемой новой жизни. Сижу в инвалидном кресле, с атрофированными ногами и позвоночником, из несгибаемого стержня превратившимся в трухлявый ствол. Только голова осталась в полном порядке, несмотря на все происки старой ведьмы – моей свекрови. Это она науськала нанятых медиков признать меня психически неполноценной с, как это там у них называется, маниакально-депрессивным синдромом, короче, параноиком, за свои действия не отвечающим. А я очень даже отвечаю, им самим и не снилось так отвечать, как я отвечаю. И сыночек ее приговорен к минимуму наказания как «совершивший внеправовые действия в состоянии аффекта» – всего четыре года заключения. Еще бы, самые лучшие европейские адвокаты были привлечены ею к процессу, наделавшему столько шума в прессе. В результате он в тюряге, а я – в кресле-каталке, в полной зависимости от старой деспотичной карги, мстительной и изощренной надзирательницы, получившей полную власть над несчастной инвалидкой, в муках которой повинен ее долбаный отпрыск.
Отыгрывается она на мне самым подлым и в то же время самым простым способом – отказывается слышать мои мольбы отвезти меня в туалет и запрещает прислуге ко мне приближаться, обрекая меня на унизительное обмачивание, а иногда на что и похуже. Она считает этот способ издевательства самым действенным в моем случае – унижение за унижение, как она говорит. Хотя сыночку ее это теперь вряд ли поможет – его самого лечат от приступов психопатической агрессии в швейцарской тюремной больнице. Но ему-то там особого вреда не будет, а вот мне, по прогнозам врачей, грозит прогрессивный паралич, так как в позвоночнике моем затронут самый главный нерв. И здесь мне не помогут все мои денежки, обладательницей которых я теперь являюсь. Вернее, могла бы являться, если бы не доказанная с помощью подкупленных медиков моя умственная неполноценность. В результате моя новоиспеченная belle mere[11] «великодушно» взяла на себя все заботы о своей несчастной belle fille[12]. Более того, идиотам-докторам удалось установить, что их сложносочиненный диагноз, в переводе на нормальный человеческий язык обозначающий мою умственную и психологическую неадекватность, является результатом наследственного сифилиса. Именно этим, по их оценкам, объяснялась моя беспричинная агрессивность, вызванная синдромом завышенной оценки собственной персоны, параноидальная мания поиска виновника неудач своей жизни и невзрачности внешности (в том смысле, что я дура, считающая себя светочем познаний, злобная зверушка, принимающая себя за проницательного психолога, и, наконец, уродина, уверенная в своей абсолютной неотразимости).
Теперь все вышеизложенное (а особенно последнее соображение) мне каждый божий день заново издевательски разъясняет моя новоиспеченная родственница – ведьма-свекровь. И делает это она всегда одним и тем же способом – подвозит меня, беспомощно сидящую в инвалидном кресле, но не сломленную духом, к большому старинному зеркалу и оставляет надолго одну, предоставляя возможность, как она говорит, «созерцать адскую штучку в облике корявого отродья». И удивляется, как это ее сыночек сразу не распознал во мне шизофреничку, – от меня этим, по ее словам, за версту разит. А все дело в его комплексах – всю жизнь, дурачок, считал, что его не может полюбить нормальная женщина...
При этом она каждый раз не забывает напоминать мне, что «аристократок по мужу не бывает, а бывают только выебанные мужем-аристократом плебейки...»
Ха! Как бы не так! Я отвечаю ей (мысленно, так как говорить мне сложно – язык распух) на это, что она больше похожа на пьяную педикюршу, чем на графиню.
Просто она мне завидует – несмотря на неподвижность, привлекательность моя ничуть не пострадала, и даже в таком состоянии я их все равно всех переиграю – следующая операция по изведению этого рода уже начинает зреть в моей гениальной голове. Старая каша сварена и съедена. Может быть, я объелась самую малость. Но с моей идеальной фигурой не нужно бояться пары лишних килограммчиков. К тому же ложечка, волшебная серебряная ложечка, при мне. Старуха может выебать мое кресло, но она не доберется до моих мозгов. А если ей нравится нюхать мои испражнения, то пусть.
Теперь я начну именно с нее, со старой карги. А если ДНК не подтвердит нашего родства с папочкой, заживу с ним полноценным аристократическим семейством после его выхода из тюрьмы. И никакая ведьма нам больше помешать не сможет.
На любую проблему можно смотреть по-разному – видеть в ней всего лишь проблему или суметь усмотреть в любой проблеме массу возможностей.
Недаром я посвятила его в самую суть чувственности! Все равно он теперь без меня жизни не мыслит!
А что касается того скрюченного чудовища, которое отражается в их загаженном мухами зазеркалье, с атрофированными ножками, несоразмерно большой головой с раздутыми губами, пускающими слюни, и бессмысленным взглядом, то мне нет до него никакого дела. Убила бы это чучело, если бы могла, чтобы не мешало мне наслаждаться своим совершенством...»
Я поставил жирную точку – «шедевр» был закончен. Оставалось подобрать эпиграф.
Порывшись в электронных записных книжках, я раскопал искомое достаточно быстро. Мой любимый Грошек меня не подвел. «Литераторы – это скучные, ущербные люди, которые хотят восполнить пробелы в личной жизни своими фантазиями...» – поставил я в верхнем углу первой страницы. В конце же, искренне полагая, что читать гораздо труднее, чем писать (по крайней мере, для меня), я поблагодарил будущего читателя за долготерпение, позволившее ему дочитать опус до конца.
Теперь можно было отложить эту галиматью на пару недель – отлежаться, потом пробежать свежим глазом, исправить очевидные несуразности и отправить агенту.
Глава 21
«Писанина заняла у меня почти неделю, позволяя хотя бы на время...»
Писанина заняла у меня почти неделю, позволяя хотя бы на время, проводимое за компьютером, отвлекаться от собственной ситуации. Я просто переключал мозг на соседнее реле. Единственной моей связью с прошлой жизнью была Карвалиха, которой я регулярно звонил справиться о состоянии Додика.
Сволочь первые два дня отказывалась есть и орала ночами благим матом, требуя взять его в постель, что было чуждо традициям португальских матрон. Карвалиха сопротивлялась сколько могла, но в результате Пришелец победил и женщина сдалась ему на милость. Теперь она щебетала и присюсюкивала: тварюга волшебная спит у нее на голове и, милашка, вылечила ее от мучившей несколько месяцев мигрени.
Сегодня она сообщила мне нечто неожиданное. Видела, мол, вашу чикиту и даже говорила с ней.
Страшно напрягшись, я поинтересовался, как это случилось. Оказалось, Карвалиха шла ко мне убирать квартиру, а девушка сидела в скверике, напротив подъезда, как она уточнила, очень грустная.
Общительная Карвалиха подошла поздороваться, и они перебросились парой ничего не значащих слов. Нина про меня не спросила, да Карвалиха ничего и не знала, включая место моего пребывания. Зато спросила про кота, почему я его с собой не взял. На что добрая женщина ответила, что там, куда я уехал, для животных очень долгий карантин и что у меня не было другого выхода.
Ознакомительная версия.
