Да, ответила Стелла.
Тогда ей нужно ехать в мою больницу. Знает ли она, как называется моя больница?
Стелла произнесла ее название.
– Правильно, – сказала я. – Ты поедешь туда, и я буду там тебя лечить.
Я был убежден, что смогу лучше всех справиться с этой задачей. И хотя возвращение Стеллы в больницу могло показаться нежелательным, а то и просто опасным, теперь я был в состоянии настоять на своем.
Макс приехал повидаться со Стеллой. Я сказал ей о предстоящей встрече, и она взмолилась, чтобы я не вынуждал ее проходить через это испытание. Однако я спокойно и твердо настаивал на том, чтобы она увиделась с ним. Стелла назвала меня жестоким мерзавцем. Я напомнил, что, раз буду лечить ее, она должна мне доверять. Сказал, что встреча нужна как Максу, так и ей.
– Эта история подкосила его, – сказал я. – Помирись с ним.
– Помириться? – сказала она.
– Для блага вас обоих.
Тут Стелла согласилась.
Они встретились в голой камере с деревянным столом посередине и единственным высоко расположенным зарешеченным окном. Стелла была очень встревожена, когда ее привели туда, позволив иметь при себе пачку сигарет и зажигалку. Макс был уже там; он поднялся, и они стояли, глядя друг на друга. Дверь закрылась.
– Здравствуй, Стелла.
Первым ее побуждением было повернуться и выйти, но ей не хотелось разочаровывать меня. Она села. Макс тоже. Он похудел, хотя и раньше был худощавым. В нем появилась хрупкость; казалось, если его ударить, он разобьется, как тонкий фарфор. Макс предложил Стелле сигарету. Он казался постаревшим, особенно заметно это было в движениях и осанке, достигшим той стадии, когда мужчины считают, что уже утратили силы, и начинают культивировать старческую манерность, словно уже почти окончательно сдали и их нужно беречь. Стелла взяла предложенную сигарету, подумала: какой он ее видит? Распутница, загубившая его жизнь, превратилась теперь в бледную, толстую ведьму, утопившую его сына.
– Чего ради ты хотел меня видеть? – спросила она.
Это удивило Макса. Открыв рот, он издал легкий, похожий на кашель смешок.
– Извини, – сказал он. – С места в карьер. Не думал, что об этом понадобится спрашивать.
Стелла ждала, когда он заговорит о цели визита.
– Полагаю, тебя не интересуют мои соображения о том, что случилось с нами. О том, кто за это в ответе.
Ну прямо бухгалтер, подумала она. Графа дебета и графа кредита. Я возьму на себя вину за одно, ты за другое. И потом мы сможем спокойно спать.
– Только не знаю, имеет ли это по-прежнему какое-то значение. Ну скажи хоть что-нибудь.
– В воде был Эдгар.
Макс кивнул.
– Я это предполагал.
Наступило молчание, и Стелла вновь почувствовала беспокойство. Оглянулась на дверь. Ей хотелось, чтобы вошли полицейские и увели ее.
– Ты все еще ненавидишь меня? – спросил Макс.
Стелла вспомнила недавний сон – она лежала с Максом в постели, полной дерьма, – и сказала ему об этом. Макс отшатнулся.
– Значит, да, – сказал он. Негромко фыркнул. Стелла пристально смотрела на него. Он прикрыл рукой рот и уставился на нее пустыми глазами. Она отвернулась.
– Значит, и мне нужно ненавидеть тебя?
Подобная арифметика ее не интересовала.
– Это кажется несправедливым по отношению к Чарли, – сказал Макс.
Очевидно, то был удар по больному месту, но заметного воздействия он не оказал. Снова молчание. Может, они будут сидеть здесь, пока Макс не подойдет к двери и не позовет полицейских? Стелла хотела попросить его об этом, но тут он заговорил:
– Знаешь, что будет дальше? Шок постепенно пройдет, ты начнешь ощущать вину. Я знаю, что говорю. Вина будет поистине ужасной. Она тебя опустошит. За тобой будут пристально надзирать, чтобы ты не покончила с собой, – вот до чего тебе будет скверно. В конце концов при помощи Питера Клива ты примиришься с тем, что сделала. Когда это произойдет, ты больше не будешь ненавидеть меня и, надеюсь, себя. Будешь только очень печальной и не забудешь своей печали до конца жизни.
Тут Стелла запустила в Макса зажигалкой и попыталась перелезть через стол, чтобы вцепиться ему в лицо. На ее вопли вбежали полицейские. Они увели Стеллу, оставив Макса поздравлять себя с блестяще проведенным психиатрическим собеседованием.
Женское отделение больницы состоит из двух корпусов, при каждом просторный огороженный двор с клумбами, газонами и скамейками. С южной стороны дворы заканчиваются террасами, поэтому дамы, которым разрешено выходить из палат, могут прогуливаться среди цветников и спускаться по каменным ступеням между поросшими травой склонами, как и мужчины, отгороженные, разумеется, внутренней стеной. Многие из моих пациентов находятся в женском отделении; собственно говоря, оно давно уже является моей сферой деятельности. Я испытываю чуть не хозяйскую гордость, оглядывая его аккуратные дорожки, дворы, террасы.
Стеллу привезли на другой день в полицейском автобусе и госпитализировали. Я не спрашивал, каково ей было подниматься на холм в таком виде транспорта, миновать свой прежний дом, въезжать через ворота женского отделения, а не главные, а оттуда направляться к приемному отделению, расположенному за административным отделом. Стелла безучастно стояла, пока полицейские передавали мне ее документы, потом я провел с ней недолгое собеседование, затем сопроводил в приемный покой с санитаркой, знающей свое дело, – молодой женщиной по имени Мэри Мюир. В просторной общей душевой Стеллу попросили раздеться. Она повиновалась. Ее завели в душевую кабину и вымыли. Я устроил ей тщательный физический осмотр, потом она надела хлопковую рубашку, и мы повели ее в отведенную ей комнату.
– Вот мы и на месте, – сказала Мэри, отперев дверь. Там были койка, зарешеченное окно, туалет и раковина. В двери окошко, тоже зарешеченное. Я вошел следом.
– Что дальше? – спросила Стелла.
– Располагайся, выспись как следует, – ответил я. – Тебе что-нибудь нужно?
Впоследствии Стелла сказала, что тогда видела только ключи в руке женщины, стоявшей в дверях. В ответ на мой вопрос она покачала головой.
– Подождите!
Мы остановились в двери.
– Да?
Стелла хотела сказать рассудительным тоном – пожалуйста, не уходите, пожалуйста, не закрывайте дверь, пожалуйста, не держите меня под замком! Когда ее арестовали, она сидела под запором, но там почему-то было не так. Она полагала, что, когда окажется здесь, кошмар окончится или станет менее жутким. Но туг она ничего не смогла сказать, как призналась впоследствии, при виде наших холодных лиц с чуть приподнятыми бровями, поэтому покачала головой.
Дверь со стуком закрылась, и Мэри заперла ее.
Час спустя она вернулась. Стелла лежала на койке, глядя в потолок. Мэри принесла ей чашку чая и несколько таблеток. Стелла спросила, что это за лекарство, и услышала в ответ, что их прописал доктор Клив.
Она села, проглотила таблетки, выпила немного чая. Мэри сидела в изножье койки и наблюдала за ней. Она сказала, что главный врач очень обеспокоен ее состоянием.
– А кто теперь главный?
– Вы не знаете?
– Раньше был Джек Стреффен, но разве он не ушел на пенсию?
– Да, доктор Стреффен ушел. Главный теперь – доктор Клив.
Я считал, что будет лучше, если она узнает об этом неофициально, от кого-то из служащих. Да, когда Джек уходил, его должность предложили мне, потому что никто не знает больных лучше меня. Я неохотно согласился. Стелла сказала, что, когда погружалась в сон, последняя ее мысль была о Максе, о его надеждах на то, что эта должность достанется ему.
Наутро санитарка по фамилии Пэм принесла ей завтрак на подносе. Стелла крепко спала и толком не проснулась, была после лекарств осовелой, вялой. Она сидела на краю койки с подносом на коленях, голова ее то и дело падала на грудь, и поднос заскользил с колен. Пэм подхватила его, не дав ему упасть, и поставила на пол. Стелла снова забралась под одеяло и заснула.
Проснулась она вскоре после полудня, услышав, как в замке поворачивается ключ. На сей раз к ней вошел я и присел на койку.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая?
Я погладил ее руку.
– Отвратительно.
Стелла потерла лицо. Затуманивание сознания, вызванное лекарствами, казалось, постепенно проходит. Я извинился, сказал, что прописывать вновь поступившим пациентам сильнодействующее снотворное – стандартная процедура, дающая служащим возможность увидеть, в каком состоянии те находятся.
– Они видели только, – сказала Стелла, – как я спала.
– Это пройдет. Через день-другой выпустим тебя в дневную палату.
Стелла зевнула.
– Очень кружится голова, – сказала она.
– Я знаю. – Я потрепал ее по колену. – Завтра навещу тебя.
Я поднялся и ушел. Стелла вновь опустила голову на подушку и уставилась в потолок. Вечером, когда Мэри Мюир принесла ей таблетки, она сказала, что ей столько не нужно, но Мэри не обратила внимания на ее слова, а у Стеллы не было сил сопротивляться.
