Антон сказал, что хочет пойти посмотреть на большой праздник абхазов. Ларис не пошла и его отпускать не хотела, потому что боялась, что он уже пьяный от чачи. Антон тогда развел руки в стороны, а потом быстро свел указательные пальцы и точно попал кончиком одного пальца в другой. И сказал:
– Вот видите. Я не пьяный. Сами попробуйте.
Ларис попробовала три раза, и ни разу у нее не получилось. Она стала смеяться и сказала:
– Я что, сама пьяная, что ли, ой, Господи, прости меня в этот день.
Отпросившись у Ларис при помощи этого трюка, который выпал из его памяти, как мелкая монетка из кармана, Антон пошел по широкой тропе, устремлявшейся в сторону серых руин на восточном склоне горы. На самом деле он был пьяным, но по-хорошему. Было приятно и легко, как может быть человеку, который ничего не помнит и поэтому ни о чем не жалеет. Пока Антон шел вниз по склону горы, он опять увидел пастуха, Артуша. Тот тоже шел вниз, а коровы шли с ним, как друзья. Артуш шел, не касаясь земли. Просто плыл невысоко над землей – тихо-тихо летел, как Ларис и сказала. Артуш летел и смотрел поверх голов пыльных коров – туда, где вдали висел в воздухе храм Эчмиадзина.
Через полчаса Антон вышел на обширную поляну на восточном склоне. Абхазы толпились у серых руин. Они были похожи на армян только на первый взгляд, потому что одеты были тоже в основном в черное. Но вели себя они по-другому. Они не шутили и не смеялись. Они молчали и чего-то ждали. Антон хотел спросить у кого-то, что здесь происходит, но не знал у кого. Он прошел чуть вперед, ближе к руинам. И вдруг кто-то взял его за локоть. Антон обернулся. Это была Аэлита. Она сказала Антону:
– Сейчас будет говорить глава сельсовета. Раньше сначала говорил старый жрец, но сейчас молодой разрешил, чтобы сказал пару слов глава сельсовета – тот попросил, у него скоро выборы.
Антон кивнул, хотя ничего не понял.
В это время толпа пришла в движение, устремилась вперед. Вскоре впереди показался человек. Антон улыбнулся и сказал:
– На Михалкова похож.
И сам удивился – тому, что вспомнил Никиту Михалкова. Совсем, казалось бы, бесполезные вещи извлекала из темноты его память, пострадавшая от гнева титанов. Глава сельсовета действительно был похож на Михалкова, только очень скромного. На нем был не модный потрепанный пиджак, и, наоборот – совершенно новая, полчаса назад вынутая из упаковки и в спешке не выглаженная, сохранившая все линии сгибов белая рубашка. Еще у него были усы и печальные глаза, как у Михалкова; только усы были не такие роскошные и глаза более грустные, чем у мэтра кино. Он сказал:
– Дорогие братья, абхазы. Сегодня у вас большой праздник. Я пришел, чтобы вас поздравить и сказать. Местная администрация и я. Вот. Всегда. С большим уважением относились к обычаям, которым столько веков, что даже ученые не знают, сколько конкретно. Я что хочу сказать? Дорогие мои. Я хочу сказать спасибо! В первую очередь, конечно, жрецам семьи Аублаа. За то, что столько веков все это делают. Спасибо, дай Бог вам здоровья. Пользуясь случаем, хочу сказать спасибо всем, кто голосовал за меня, за мою, хочу сказать, кандидатуру на прошлых выборах. Я надеюсь, вы еще раз поддержите того, кто всегда вам поможет, чем сможет. Дай Бог вам здоровья. С праздником!
Произнеся эту короткую речь, глава сельсовета удалился. Видно было, что он немного волновался, речь скомкал – хозяйственником он был опытным, а оратором не очень: времена ораторов прошли давно, времена хозяйственников давно наступили. Но абхазы отнеслись снисходительно к его взволнованной речи. Поаплодировали даже немного.
Аэлита наклонилась к Антону и сказала:
– Он неплохой человек. Потому что у нас воровать нечего.
Антон спросил Аэлиту, указав на руины:
– Что это за место?
Девушка ему рассказала:
– Семь святилищ есть у нас. Все в горах, высоко. Это – самое старое. Ибрагим говорит, оно было, когда по земле ходили мамонты, и еще даже раньше, когда на земле только райские птицы жили, и еще муравьи, и мы еще. Мы всегда были, Ибрагим говорит. Ибрагим старый жрец был. Теперь внук его – Кучка, молодой жрец. А мы с Сократом – внуки Кучки. Мы жрецы, весь наш род, Аублаа. Сколько это святилище есть, столько наша семья есть. Сократ тоже жрец будет, когда старым станет. А я не могу, даже когда старая буду, потому что я женщина.
Антон спросил, глядя на молчаливых абхазов вокруг:
– А почему армяне там, на кладбище, смеются, пьют, поют. А тут все молчат?
– Потому что у армян сегодня Пасха. А у нас – День сотворения мира. Пока мира нет еще. А когда мира еще нет – кто будет смеяться, что будут пить, что будут петь? Ничего еще нет. Никого еще нет.
Антон кивнул. Хотя не понял ничего.
Аэлита сказала:
– Имей терпение. Потом, когда мир появится, тоже будут пить и петь. Подожди.
Антон стал ждать и молчать – как абхазы вокруг.
Вскоре перед толпой появился молодой жрец – Кучка. Антон очень удивился, почему Аэлита его так называла – молодой жрец: на вид Кучке было лет девяносто. Его поддерживал под локоть Сократ – брат Аэлиты. Но потом Кучка коротким уверенным жестом убрал свой локоть из рук Сократа, и тот отошел от него и встал за его спиной, у правой руки. Потом Кучка Аублаа сделал еще один резкий и властный жест, как будто призвав всех к тишине, хотя все и так стояли молча. Когда он сделал так рукой – все стали стоять, как показалось Антону, еще тише. Слышно было теперь только пение птиц, и даже, как шевелятся листья на деревьях вокруг руин. Тишина продолжалась с полминуты. Все стояли и смотрели на жреца, а он – куда-то сквозь людей. Потом жрец сказал:
– Я – Кучка Аублаа, из рода Аублаа. Я говорю – можно открыть.
Толпа сейчас же пришла в движение. Все стали пятиться назад. Абхазы широким кругом встали вокруг поляны. В центре круга теперь стоял Кучка. К нему подошел Сократ, у которого в руках была лопата. Сократ стал копать. Ему было семь лет, но копал он как мужчина, который всю жизнь только этим и занимался. Орудовал лопатой он не быстро и не медленно, не меняя темпа, спокойно, уверенно. Сократ копал, а Кучка и все остальные абхазы молчали и смотрели, как мальчик это делает. Теперь в тишине было слышно только, как вонзается в землю лопата через равные отрезки времени.
Сократ выкопал скоро довольно глубокую, в полметра глубиной, и широкую, диаметром в метр, яму. И отошел в сторону.
Тогда Кучка Аублаа поднял вверх руки и стал смотреть на небо.
Толпа медленно, очень осторожно, не толкаясь, стала сходиться вокруг ямы. Антон и Аэлита тоже пошли вперед вместе со всеми. Скоро Антон смог увидеть, что там.
Внутри ямы была видна широкая горловина большого кувшина. Аэлита сказала Антону, что это кувшин Мира. В нем двадцать ведер красного вина, которое своими руками сделал первый абхаз на земле. Каждый год в этот день этот кувшин открывают и берут из него немного вина, чтобы мир мог опять появиться и никуда не исчез. Потом кувшин опять на год закрывают. А когда в следующий раз открывают, в нем опять столько же вина, сколько было. Мир не меняется.
Кучка Аублаа взял из рук Сократа веточку иглицы.
Антон в эту секунду вдруг вспомнил, где он видел такие же тонкие ветки с колючими листьями, похожими на широкие иголки. Метлой, сделанной из таких веток, дворник подметал двор креативного штаба, и Антон тогда спросил у Эдо:
– Это что, понтийская иглица?! Она же занесена в Красную книгу!
Антон, готовясь к поездке, посмотрел фильм об уникальной природе Кавказа, где говорилось о всяких редких видах, которые еще есть шанс спасти, но кто именно будет спасать, показано не было.
– Занесена, да. Повезло! – печально подтвердил тогда Эдо. – Кто бы меня занес в Красную книгу, а? Растений много, а я один.
Антон еще хотел вспомнить, кто был этот Эдо и что за двор подметал дворник краснокнижной метлой. Но не смог.
В это время Кучка Аублаа правой рукой взялся за ручку на круглой глиняной крышке, закрывавшей горловину кувшина. Потянул крышку вверх с силой. Крышка была тяжелой, и жрец напряженно вздохнул, когда приподнял ее в воздух. Потом Кучка положил ее на землю рядом с кувшином и заглянул в него первым, а потом и все, кто стоял рядом, это сделали.
В кувшине было вино. Темно-красное, почти черное. Легкое волнение прошло по поверхности, когда Кучка снял крышку. Потом вино успокоилось, и в нем стало видно небо.
Вся толпа, как один человек, с облегчением вздохнула. Антон посмотрел на Аэлиту. Она кивнула ему молча и таинственно улыбнулась. И опять стала смотреть, что делает Кучка Аублаа, и Антон вместе с ней.
Жрец веточкой иглицы очень аккуратно убрал с поверхности вина мелкие травинки и частички земли, которые упали в вино, когда он открыл крышку. Потом веточку он отдал Сократу. А взамен принял у Сократа черпалку, сделанную из тыквы, ею Кучка набрал немного вина из кувшина. Выпрямился, сразу став как будто намного моложе. Закрыл глаза и сделал первый глоток из черпалки. Потом еще один. Выпил так все набранное вино. Открыл глаза, опрокинул черпалку в воздухе, с нее на землю упало несколько капель.
