Скоро снова пойдет дождь, но сейчас мы качаемся туда-сюда, и мне интересно, думает ли Матео о том, что если мы, два Обреченных, качаемся на качелях друг рядом с другом, то вся конструкция может рухнуть и убить нас? А может, мы раскачаемся до таких высот, что буквально вылетим с сидений и умрем при падении? Но я чувствую себя в безопасности.
Мы замедляемся, и я кричу Матео:
— Плутонцы развеют мой прах в этом парке.
— Место твоих перемен! — кричит Матео, и качели уносят его назад. — А сегодня есть какие-то перемены? Кроме очевидных?
— Да!
— И какие же?
Я улыбаюсь ему, и наши качели останавливаются.
— Я отдал свой велосипед. — Я знаю, о чем он на самом деле спрашивает, но не клюю на его наживку. Он должен сам сделать первый шаг, я не могу украсть такой момент, слишком он важен. Матео встает, а я продолжаю сидеть на качелях. — Странно думать, что я в последний раз оказался в этом парке. Во плоти, с бьющимся сердцем.
Матео оглядывается. Он тоже тут в последний раз.
— Ты когда-нибудь слышал о том, как Обреченные превращаются в деревья? Знаю, звучит как сказка. Но организация «Живая урна» дает возможность поместить прах человека в биоразлагаемый контейнер, внутрь которого кладут древесное семечко. Оно вбирает в себя питательные вещества из праха или типа того. Я сначала думал, это фантастика. Но нет. Наука.
— И, может быть, тогда мой прах не будет развеян по земле, на которую гадят собаки, а я продолжу жить в виде дерева?
— Да. И другие подростки будут вырезать в твоей коре сердечки, а ты сможешь производить кислород. Людям нравится дышать, — говорит Матео.
Начинает моросить; я встаю с качелей, и за спиной лязгают цепи.
— Пойдем куда-нибудь, где посуше, чудо в перьях.
Вернуться в обличии дерева было бы прикольно, тогда я как будто снова провел бы детство в парке Алтеа. Но вслух я об этом не говорю, потому что, блин, нельзя расхаживать по городу, рассказывать кому ни попадя, что ты хочешь быть деревом, и ожидать, что тебя воспримут всерьез.
ДЭМЬЕН РИВАС
14:22
Дэмьену Ривасу не позвонили из Отдела Смерти, потому что сегодня он не умрет, и он думает об этом с досадой, ведь жизнь, которой он живет в последнее время, совсем его не радует. Дэмьен всегда был любителем острых ощущений. Он забирался на новые американские горки каждое лето, стоило только дорасти до нужной отметки. Крал конфеты в магазине или деньги из отцовского кошелька. Дрался с теми, кто был здоровее, как Давид на фоне Голиафа. Возглавлял уличные банды.
Играть в дартс с самим собой — занятие не то чтобы захватывающее.
Разговаривать с Пеком по телефону — тем более.
— Звонят копам только трусливые сучки, — говорит Дэмьен громко, чтобы Пеку было слышно его по громкой связи. — А звонить за кого-то еще вообще было против всех моих правил.
— Знаю. Ты любишь, только когда копов вызывают из-за тебя, — отвечает Пек.
Дэмьен кивает, как будто Пек его видит.
— Нужно было самим с ним разобраться.
— Ты прав, — соглашается Пек. — Копы так этого Руфуса и не поймали. Наверное, забили на него, потому что он Обреченный.
— Давай-ка свершим правосудие сами, — предлагает Дэмьен. По его венам разливаются возбуждение и решительность. Все лето он прожил далеко от опасного края и вот теперь становится все ближе и ближе к нему, своему самому любимому месту на земле.
Вместо мишени он представляет лицо Руфуса. Он бросает дротик и попадает в яблочко: острие вонзается Руфусу ровно между глаз.
МАТЕО
14:34
Снова идет дождь, теперь еще сильнее, чем тогда, на кладбище. Я чувствую себя птичкой, найденной в детстве, той, по которой барабанил дождь. Птичкой, покинувшей гнездо, когда она еще не была к этому готова.
— Нужно куда-нибудь зайти, — говорю я.
— Боишься простудиться?
— Боюсь попасть в ряды тех статистических единиц, кого убивает молнией. — Мы прячемся под навесом зоомагазина, и щеночки на витрине отвлекают нас от размышлений о дальнейших планах. — У меня идея. Тебе как исследователю окружающего мира может понравиться. Как насчет покататься на поезде туда-сюда? Я так много чего не успел посмотреть в собственном городе… Вдруг нам попадется что-то прикольное? Впрочем, забудь, это тупость.
— Ничего не тупость. Я прекрасно понимаю, о чем ты! — Руфус направляется к ближайшей станции метро. — И вообще у нас огромный город. Можно прожить в нем всю жизнь и ни разу не пройти по некоторым улицам или районам. Мне однажды приснилось, как я отправился в какое-то жесткое велопутешествие и шины моего велика были выкрашены светящейся в темноте краской, так что я решил раскрасить город так, чтобы к полуночи все его улицы засветились.
Я улыбаюсь.
— И как, получилось? — В этом сне выражение «гонка со временем» приобретает буквальное значение.
— Не-а, кажется, в тот сон вклинился какой-то эротический сюжет или типа того, и я проснулся, — говорит Руфус. Наверное, он уже не девственник, но я не спрашиваю, не мое это дело.
Мы снова едем в южную часть Манхэттена. Кто знает, как далеко нам удастся заехать. Может быть, мы доедем поездом метро до конечной, пересядем на автобус и на нем доберемся до какой-нибудь еще более дальней остановки. А может быть, вообще очутимся в другом штате, скажем в Нью-Джерси.
Вот и поезд, двери открываются, мы запрыгиваем в него с платформы и находим пустую скамейку в углу.
— Давай сыграем в игру, — говорит Руфус.
— Только не в «Гладиатора».
Руфус мотает головой.
— Нет. Это игра под названием «Попутчик», мы играли в нее с Оливией. Нужно придумывать истории о соседе-пассажире, кто он такой и куда едет. — Он пододвигается ближе и прижимается ко мне, после чего незаметно указывает на женщину в голубой униформе медсестры под курткой и с пакетом в руках. — Она едет домой поспать пару часов, а потом врубить погромче какую-нибудь попсу и начать готовиться к первому выходному за девять дней. Она еще не знает, что ее любимый бар закрыли на ремонт.
— Фигово, — говорю я. Руфус поворачивается ко мне и жестом меня подгоняет, мол, продолжай, твоя очередь. — Ой. Тогда она вернется домой и на каком-нибудь кабельном канале наткнется на свой любимый фильм, а во время рекламы будет отвечать на электронные письма от друзей. — Он улыбается. — Что?
— Вообще-то все начиналось довольно авантюрно.
— Вообще-то она легла спать.
— Чтобы запастись энергией и тусить всю ночь!
— Я подумал, ей захочется узнать, как там ее друзья. Наверное, она не успевает отвечать на эсэмэски и телефонные звонки, потому что обычно слишком занята, спасая жизни и принимая роды. Поверь мне, это ей тоже нужно. — Я киваю в сторону девушки с огромными, как кулаки, наушниками, крашеной платиновой блондинки. Она рисует что-то разноцветное голубым стилусом на экране планшета. — Она получила планшет на день рождения неделю назад и на самом деле изначально хотела играть на нем в игры и болтать с друзьями по видеосвязи, но потом обнаружила приложение для дизайнеров и стала от скуки с ним экспериментировать. А теперь на него подсела.
— Мне нравится, — говорит Руфус. Поезд останавливается, и девушка принимается засовывать все свои пожитки в яркую сумку-шопер. Она выбегает из вагона ровно за мгновение до того, как закрывается дверь, точно в каком-нибудь экшене. — А сейчас она пойдет домой, где опоздает на видеочат с друзьями, потому что слишком увлечена своим новым рисунком.
Мы продолжаем играть в «Попутчика». Руфус указывает на девушку с чемоданом. Ему кажется, что она сбежала из дома, но я его поправляю: на самом деле она как раз возвращается домой после серьезной ссоры с сестрой, чтобы наладить с ней отношения. Ну, то есть любому человеку с глазами понятно, что именно так все и есть. Еще один пассажир, мокрый насквозь мужчина, не смог починить машину и был вынужден оставить на обочине свой пикап — нет, погоди, свой «мерседес», поправляет меня Руфус, потому что поездка на метро для такого богача — дело весьма унизительное. Несколько студентов Нью-Йоркского университета запрыгивают в вагон с зонтами в руках — наверное, сегодня началась ориентационная неделя. У них впереди вся жизнь, и мы в скоростном режиме предсказываем, кем они станут в будущем: вот судья по семейным делам, в роду у которой сплошь художники; вот комик, которая будет выступать в Лос-Анджелесе, где все полюбят ее шутки про пробки на дорогах; вот импресарио, которая в первые несколько лет не будет особенно успешна, но все-таки дождется своего звездного часа; вот сценарист детского ТВ-шоу о монстрах-спортсменах; вот инструктор по скайдайвингу, и это забавно, потому что усы у него подкручены вверх, так что при каждом прыжке они, наверное, улыбаются против ветра.
