Я как раз сидел на очке, когда позвонила Лиз, обозвала меня тормозом за то, что я ее не разбудил, и просто потребовала возвращаться как можно скорее. Оказывается, нам светит еще одна вечеринка.
19.30. Дома
Все кончено. Мой личный рекорд пал. До сегодняшнего дня я мог с гордостью говорить, что не пропустил ни одного домашнего матча нашей команды. А теперь… ну не начинать же все сначала. Самое поганое заключается в том, что я не то чтобы опоздал или не смог попасть на стадион. Все еще веселее: меня загребли в кутузку. И все из-за этой чертовой Лиз.
Не пригласи она меня на свою идиотскую вечеринку, я бы не стал вчера напиваться. Не налившись, я бы ни за что не проспал и не примчался к «Викерейдж Роуд» в самый последний момент. А окажись я там вовремя, мне бы хватило времени на то, чтобы разобраться с билетами совершенно спокойно, вместо того чтобы скандалить с величайшим козлом и уродом из перекупщиков, с которым мы сцепились чуть ли не у самых ворот стадиона. В общем, если бы не все эти «если», полиция ни за что не стала бы хватать нас обоих, швырять в свой фургон и увозить к чертям собачьим в какой-то дальний участок. Само собой, эта скотина перекупщик оказался куда более опытным в таких делах и мгновенно выкрутился, заявив, что он-то как раз покупал билет на последние деньги у меня — спекулянта. Его обвинения показались копам вполне убедительными, а меня продержали под замком чуть ли не три часа. Именно столько времени потребовалось, чтобы мною заинтересовался единственный человек в этом участке, у которого нашлась хотя бы капля мозгов. Другие полицейские только потешались над моими объяснениями. Этот же, посмотрев на двадцатидевятилетнего парня, совершенно серьезно заявляющего о том, что не воспользовался лежавшим у него в кармане абонементом на весь сезон, поскольку не хотел сидеть рядом с друзьями, с которыми две недели назад перессорился и с тех пор не разговаривает, решил, что вероятность правдивости показаний задержанного достаточно велика. В общем, сказав мне еще пару ласковых, он без дальнейших проволочек пинком под зад выставил меня из участка.
Судя по всему, какие-то темные силы сообщили игрокам «Уотфорда», что меня не будет на трибунах. Команда собрала в кулак всю свою волю и сыграла едва ли не лучший домашний матч за сезон. По крайней мере, так утверждает телетекст. Но, несмотря ни на что, наши проиграли. Ну, хоть в этом отношении ничего принципиально нового без меня не произошло.
Ко всему вышесказанному следует добавить, что чувствую я себя просто хреново. Во-первых, я еще не отошел после вчерашнего, а во-вторых, у меня с утра маковой росинки во рту не было. Что-то проглотить мне удалось, только когда меня выпустили из участка. Беспокоит меня и еще одно: я, убей бог, почти ничего не помню из того, что со мной было вчера вечером. Обычно в таких случаях выясняется, что я наделал каких-нибудь, скажем так, глупостей. Вот только этого мне и не хватало.
10.15. Дома
Вчера вечером позвонил Лиз, чтобы поставить ей в вину все мои неприятности. Вместо этого она подробнейшим образом описала мне все, что было скрыто от моей затуманенной «Будвайзером» памяти. При этом в каждом ее слове я слышал сладостное чувство совершаемого возмездия.
Выяснилось, что когда мы вернулись к ней домой, я решил продолжить веселье и не придумал ничего лучше, как взяться за бутылку бренди. Это и было моей роковой ошибкой. Вот ведь придурок можно подумать, я себя не знаю. Редкий случай чтобы я, смешав бренди с каким-нибудь другим напитком, не натворил всякой фигни. На этот раз впав в мрачное, но болтливое состояние, я стал пытаться убедить Лиз, что поскольку мы оба одиноки, а следовательно, не живем регулярной половой жизнью, то нам следует отбросить всякие предрассудки, сомнения и условности и начать заниматься сексом друг с другом. Причем делать это, по моим словам, нам следовало бы постоянно, при каждой встрече. По всей видимости, это должно было помочь нам поддержать должную форму и отточить сексуальную технику, с тем чтобы когда-нибудь, если кто-то из нас встретил бы подходящего человека, не ударить в грязь лицом и не забыть, как, куда и что делается в постели.
За этим последовало еще некоторое количество бренди, а следовательно, дела пошли еще веселее. В какой-то момент я заявил Лиз, что она просто классная девчонка, а значит, у нас нет другого выхода, как поскорее пожениться. И дело далее не в том, что нам очень приспичило, а в том, что я хочу детей, причем как можно больше и как можно скорее. Ну а потом, уже допивая оставшийся бренди, я впал в слезливо-хнычущее состояние, в котором, не приходя в сознание, и заснул у нее на диванчике.
Не скажу, что мне было приятно выслушивать все это, тем более что Лиз рассказывала все очень четко, последовательно и подробно, словно выступая со свидетельскими показаниями в суде. Слава богу, она еще, кажется, не въехала, что если мужчина в двадцать девять лет и говорит честно о том, что у него накипело, то именно тогда, когда напьется в стельку. Лиз же восприняла все это как одну большую, пусть и неумную, пьяную шутку. Вот только пропустив накануне матч и просидев три часа в участке, я еще оказался вынужден раз пять подряд выслушать от нее что-то вроде: «Ишь ты, переспать со мной захотел — как же, разбежался». По эффекту такие слова могут сравниться лишь с хорошим, от всей души, пинком футбольной бутсой промеж ног. Самое поганое заключается в том, что если даже у наших отношений и был шанс перерасти в нечто более интимно-близкое, то этот росток я затоптал собственными ногами. Теперь уж точно презервативы на встречу с Лиз можно не захватывать. Предохранился я так, что лучше не придумаешь.
19.35. Дома
Чтобы поднять настроение, сходил в гости к Лу и детям. Этот прием срабатывает просто безотказно. Ну что может сравниться с прочитанной тебе восьмилетним профессором лекцией на тему, почему покемоны — это круто? Посидишь, послушаешь и проникнешься мыслью, что и вправду, пожалуй, ничего важнее на свете нет.
09.25. На работе
Вот блин. Джулия вернулась из отпуска. Мало мне других заморочек, так теперь придется еще и разбираться, прав ли я был в своих предположениях по поводу того, что она со мной заигрывает. Впрочем, чует мое сердце, что я опять обломаюсь, и все это окажется всего лишь игрой моего изрядно перевозбужденного воображения. Не могу не признать, что выглядит она отлично. По всей видимости, общение с новым хахалем хорошо на нее действует. Или он сам хорошо ее… С одной стороны, это, конечно, не моего ума дело, а с другой — было бы интересно узнать.
10.30. На работе
Коротко доложил Джулии, как обстоят дела, что происходит в отделе и что было сделано из оставленного ею списка.
Не заметил никаких признаков заигрывания с ее стороны. Глядя через ее плечо на монитор, успел полюбоваться в отличном ракурсе вырезом на ее блузке. Какого черта, ну почему это выглядит так возбуждающе?
10.50. На работе
Звонила Лиз или, как она теперь себя называет, миссис Эллис. Звонила только для того, чтобы в очередной раз поиздеваться надо мной. По-своему оно, конечно, и лучше, что она находит случившееся забавным, но в глубине души мне очень неприятно, что обернулось все именно так.
И вправду, неужели сама эта мысль настолько смешна и абсурдна? Я лично так не думаю — в отличие от нее. Впрочем, вряд ли у меня когда-нибудь вновь появится охота выяснять у Лиз, что она на самом деле по этому поводу думает.
12.00. На работе
Вышел на десять минут из отдела, а вернувшись, обнаружил на своем столе небольшой пакет с запиской от Джулии. По собственной глупости я было подумал: это что-то вроде подарка, ну, например, за то, что я так хорошо проработал всю неделю за двоих. Вскрыв пакет, я обнаружил в нем две фотопленки. В записке в сугубо официальных выражениях была высказана просьба проявить и напечатать их как можно скорее. Такую просьбу от начальницы можно расценивать и как распоряжение. В общем, Джулия, по всей видимости, сама того не подозревая, одернула меня и поставила на место.
14.20. На работе
Отнес пленки Джулии в проявку и спокойно пошел выпить пива. Один. По правде говоря, такое положение дел мне порядком надоело. Хотя я прекрасно понимаю, что так просто вся эта история с ребятами не разрешится. Проблема в том, что мы мужчины, а значит, ни за что не признаемся друг другу в том, что были неправы.
Представить себе только: отдай я эту злосчастную десятку, я не пропустил бы воскресный матч и мой рекорд остался бы при мне. Утешает только то, что ребята об этом не знают и, надеюсь, не узнают никогда.