Ознакомительная версия.
– То есть взлом все-таки состоится?
– Абсолютно верно, – печально констатировал Печкин.
– Не хочу сглазить, но, по-вашему, существует ли вероятность того, что мы найдем Гришку? – обратилась Марья к гостям.
– Поживем – увидим, – невнятно прохрипел Печкин.
– Значит, если Илларион совершил все эти мерзости, то девушка Огурцова с ним в доле и соответственно к ним причастна? – воскликнула Машка.
– Причастна, причастна, а насчет доли сомневаюсь. Судя по всему, Илларионушка делиться ни с кем не любит.
– Господа офицеры, тогда объясните мне, недалекой, в чем соль? Куда и почему исчез Гришка, убили ли его? И зачем все это понадобилось Иллариону? – Машка подперла подбородок кулачками.
– Э-э-э, знаешь, если забыть про Союз Девяти и всю эту мистику, то я склонен поверить в то, что суть дела Вольского довольна проста. Деньги, или ревность, или месть.
– Как ты можешь не принимать во внимание чудесное? Ведь меня Гришка два раза спас. Я у Ленки Коршуновой на сеансе чуть дуба не дала от страха. Папку видела. Гришку видела. И еще восемь фигур. Это не считается?
– Маруся, я не ученый по тарелочкам, и не генетик, и не специалист по данной теме. Я не могу опираться на чудесные спасения, видения и явления. И я не работаю экстрасенсом. А главное, совершенно не желаю заниматься расшифровкой мистических знаков судьбы. Я работаю с реальностью. А в высших силах ничего не понимаю.
– Если ты не понимаешь ничего в высших силах, то это не означает, что их не существует, – закричала Марья.
– Ничего мистического в Огурцовой я не заметил. А твои видения, прости, конечно, не доказуемы.
– Значит, я все придумала? Или с ума сошла?
– Немного преувеличила от расстройства чувств, – примирительно заметил Илья.
Зря он так выразился. Ох, зря.
Машка пришла в ярость. Она забегала по тесной кухне, затем выскочила в комнату, сделала круг и вернулась к гостям.
– Идиоты. Получается, если вы с позиции здравомыслия объяснить происходящее не можете, значит, происходящего не было. Вы оба идиоты. Так рассуждают только идиоты.
Мужики переглянулись и застонали.
– Машуня, кончай агитировать. Мне ехать пора. Илья, проводи меня. – Печкин вышел в прихожую и стал натягивать куртку.
– Ты к Василисе? – встревоженно спросила Машка.
– Нет, Василису на ночь оставим. Сейчас к Ольге съезжу. Потом назад к вам. Не грустите. Я быстро. – Анатолий Михайлович многозначительно взглянул на напарника.
– Мы грустить не будем, мы чуть-чуть повоюем, немного поругаемся, – успокоил Илья. – Правда, Машенька?
– Очень остроумно, – зашумела Машка.
– Все, пока. Соблюдайте осторожность. Маш, это тебя касается в первую очередь. Никаких походов в магазин и в аптеку. Илья, не проспи. Я позвоню.
Когда за Печкиным захлопнулась дверь и Марья уже открыла рот для протеста, Илья перекинул строптивую женщину через плечо и немного с ней попрыгал. Высоко не получилось.
– Отпусти сейчас же, хулиган!
– Не ругайся. Тебе не идет, рыбка моя золотая.
Он бережно усадил Марью в кресло и расположился на полу, крепко сжимая ее лодыжки.
– Придется тебе слушаться меня беспрекословно. Будем ждать реакции Иллариона и сидеть тихо-тихо. Никаких телодвижений. Только по моему разрешению и по моей команде.
– Я не собака, чтобы команды выполнять, – капризничала Машка, – отцепись от меня.
– Не злись, рыбка. Лучше поцелуй меня.
– Разбежался, – надула губки Марья. И чмокнула его в макушку.
Илья закрыл глаза и расплылся в блаженной улыбке.
– Голодный? – спросила Машка.
– Очень-очень, а ты готовить умеешь?
Машка, кряхтя, встала и направилась на кухню.
– Умею, разумеется, но не люблю, – ворчала она.
Илья шел за ней по пятам.
Пока Машка рыскала в холодильнике в поисках котлет, Илья читал газету и благодушно хмыкал.
От резкого звонка в дверь Марья подпрыгнула и зажала рот руками.
– Это Илларион. Господи, помоги, – прошептала она в панике.
Илья фыркнул и успокаивающе возразил:
– Наверное, Толик вернулся, забыл что-нибудь.
– А чего же домофон молчал?
– Ну, кто-нибудь вошел и Толик с ними.
– Ладно, я открою, но сначала спрошу, кто там, – пробурчала Марья.
Она на цыпочках подкралась к входной двери и заглянула в глазок. Это был не Печкин.
Она присела на корточки и стала подавать знаки Илье.
– Иди сюда, это не Печкин, дурак ты, – шипела сквозь плотно сжатые зубы Марья и рукой манила к себе любимого.
Илья всполошился и, мгновенно оказавшись в коридоре, уставился в глазок.
Он хмыкнул и прошептал:
– Спроси, кто. Вроде ты дома одна и всего боишься, поняла?
– Я без всяких «вроде» боюсь, – огрызнулась Машка и послушно прокричала: – Кто там? – Голос ее срывался.
– Телеграмма международная, откройте и распишитесь.
– Какая телеграмма, я не жду никаких телеграмм.
– Тут отправитель господин Ле Пенье, кажется, – вежливо ответили из-за двери. – Вам знакомо это имя?
Машка молчала.
Илья изобразил динамичными бровями большой вопрос и потыкал в Машкин лоб пальцем.
– Конечно, знакомо, это президент фестиваля, – с досадой прошипела Марья. – Ты что, не помнишь, я же вас знакомила? Вспомнил? Маленький такой, толстенький, черненький.
Илья пожал плечами.
«Да мало ли с кем меня знакомили! Французы все как на подбор черненькие. Тоже мне примета! Вдобавок фамилия Ле Пенье! Не помню никакого Ле Пенье».
Илья схватил Машку за руки и свистящим шепотом стал отдавать распоряжения.
– Открой дверь и пригласи его войти, обязательно на кухню. Начнешь действовать, когда я сделаю вот так, то есть подам тебе определенный знак, кивни, если поняла. – Он продемонстрировал здоровый кулачище.
Машкины глаза блеснули. Она кивнула.
Илья бесшумно метнулся в сторону кухни, открыл дверцу встроенного шкафа и присвистнул.
Узкий стенной шкаф был забит разнообразными Машкиными вещами, которые, по ее мнению, вышли из моды, однако расстаться с ними было нелегко.
Илья выволок ворох одежды, бросил его на диван в гостиной и прикрыл дверь в комнату.
Машка округлила глаза и подбоченилась, выражая, таким образом, свое неодобрение и тревогу.
Любимый развел руками и с трудом, тихо матерясь, втиснулся в стенной шкаф.
Машка проглотила ком в горле и уставилась на кулак, появившийся из встроенного шкафа. Она перевела дух. Поднялась с коленок, набрала воздуха в легкие и прокричала:
– Одну секунду, открываю.
Звякнула цепочка, щелкнул замок, сердце заколотилось как бешеное. Сергеева распахнула дверь.
– Добрый вечер. Проходите, пожалуйста, за мной. Извините, что так долго. Я дома одна, вот и проявляю некоторую осторожность.
Высокий почтальон пробормотал нечто невразумительное и проскользнул в квартиру. На голове его восседала громадная кепка, нависающая на темные очки.
Марья боком, боясь повернуться спиной к незнакомцу, провела его на кухню и там с облегчением плюхнулась на стул.
– Давайте телеграмму.
– Ах, Мария Юрьевна, Мария Юрьевна, как же вы неаккуратны, – раздался приятный тенор, и почтальон не спеша снял кепку и очки.
Марья охнула.
Все остальное произошло молниеносно.
Илья материализовался из встроенного шкафа. Он ударил Иллариона по голове своим кулаком. Игнатьев обмяк и стал медленно-медленно падать.
Детектив подхватил обмякшее тело врага и усадил его на стул. Откуда-то из недр карманов Ильи появились наручники.
Игнатьева сковали по рукам и ногам.
Илья рассматривал здоровую кепку Иллариона.
– Где ж ты этакую красоту купил? Или украл?
Машка находилась в оцепенении и облегчения не испытывала. Ее подташнивало.
Глаза Иллариона налились ненавистью, он выругался и сплюнул.
– Ты, потише, красавец, сбавь обороты, – угрожающе произнес Илья. – Ишь, нервный какой. Сейчас будем мило беседовать. Сиди тихо, урод. – Он грубо обыскал Иллариона, вытащил мобильный телефон и углубился в его изучение.
Затем набрал номер и ухмыльнулся.
– Толик, у нас новости, навестил нас Илларионушка. Да. Почтальоном прикинулся. Кепочка, очечки, большой артист. Нет, не прав. Обижаешь. На кухне восседает. Злится очень. Ждем-с. Как Ольга? Порядок. Отбой. – Он потер руки и включил чайник.
– Будем продолжать банкет. Будешь врать или молчать? – обратился к Игнатьеву Илья.
«Почтальон» ничего не ответил и закрыл глаза.
Наступил вечер. За окном зашумел дождь.
Машка медленно сползла со стула и незаметно удалилась из кухни. Она прошла в ванную и долго-долго умывалась холодной водой. Затем накапала себе валокордина и выпила.
Долго рассматривала свое отражение в зеркале, пытаясь найти приемлемое выражение лица.
После бесплодных попыток она провела щеткой по волосам, припудрила нос и собралась с силами, чтобы вернуться к мужской компании.
«Как грустно. Вот и злодея поймали, можно сказать, с поличным. А радости или удовлетворения нет. Почему? Неужели я его жалею? Вернее, жалею себя».
Ознакомительная версия.
