Все трое берутся за руки и начинают водить хоровод повторяя:
Бог великий! Бог людей!
Сделай их чуть-чуть умней!
Бог великий! Бог людей!
Сделай их чуть-чуть умней!
Бог великий! Бог людей!
Сделай их чуть-чуть умней!
На небе громыхает гром и блестит молния.
Будда. Кажется, сработало!
Все трое рассаживаются по своим кроватям.
Иисус. Как же это замечательно. Теперь если я – Иисус Христос – явлюсь к ним, поумневшим, никто больше не станет меня распинать! Меня пригласят к обеду, выслушают…
Магомед (перебивает). …и от души посмеются!
Иисус. Это жестоко. Пожалуйста, не надо так говорить…
Магомед. А что? Я ничего… Умные ли люди, глупые ли – нет разницы. Только мечом их можно убедить… только мечом…
Иисус. А я говорю – словом и любовью!
Магомед. А я говорю – только мечом…
Иисус. А я говорю – терпением и милосердием…
Будда. Не ссорьтесь! Вы ведь оба правы… Только припугнув, можно действительно добиться внимания… Но только по-настоящему испугать человека нечем. Лет через двести после моего рождения кто-то хорошо сказал в эпосе Бхагавадгида… «Кто думает, что он убивает, или кто полагает, что убить его можно, оба они не знают: не убивает он сам и не бывает убитым. Он никогда не рождается, не умирает, не возникая, он никогда не возникнет…
Рожденный, однако, неизбежно умрет, умерший неизбежно родится…» Но все это только тело, жалкая временная оболочка. Так что людям ни твоего, Магомед, меча не должно быть страшно, ни твоего, Иисус, милосердия не нужно…
Иисус. Может быть, то, что ты говоришь, и верно, да только от этого страдания людские не меньше! И милосердие страждущим необходимо!
Магомед. А я говорю: только мечом… Пусть оболочка. Пусть прах. Но человек должен добиваться своего! Без этого нет смысла в жизни земной, да и вообще нет смысла! Если мы будем слизняками бессловесными, тлями бестелесными, тогда смысл мира не стоит и дорожной пыли, оседающей после того, как прошел усталый караван.
Иисус. Ну, так или иначе, мы скоро сможем убедиться, насколько мир станет лучше, если люди станут хоть на йоту умнее.
Будда (вторит ему). Не будет войн, не будет голода, не будет несправедливости, ведь все это от глупости неизбывной.
Магомед (мечтательно). И бедных слонов люди перестанут жечь огнем…
Иисус. И нас отпустят на все четыре стороны. И мы будем свободно проповедовать. Ты, Магомед, научишь людей решительности, твердости и смелости, ты, Будда, – спокойствию и самосозерцанию, а я – любви и доброте. Кстати, разве в этом и не будет заключаться наше второе и последнее пришествие? Разве не опустится на землю Царство Божье?
Магомед (прослезившись). Иногда, когда я тебя слушаю, Иса, мне хочется сменить белого верблюда на белую ослицу… Аллах ведь милосердный! Прежде всего милосердный! Я-рахман! Я-рахман!
Будда. Ребята, а вам не кажется, что мы друг друга прекрасно дополняем! Может, выпьем за это? (Достает из-за пазухи початую бутылку водки.)
Магомед (немного раздраженно). Будда, ну к чему эта клоунада? Ты же знаешь, что я не пью… Кстати, ты ведь тоже не пил. С чего это тебя так на водку потянуло?
Будда. Да приучили. Меня спрашивают мужики: «А ты буда?», я отвечаю: «Будда!» А они мне наливают! (Предлагает водку Иисусу. Тот жестом отказывается.)
Будда (немного разочарованно). Ну, не хотите, как хотите… А могли бы организовать эдакий исламо-христо-буддизм…
Магомед. Давно пора! Только, чур, все принимают нашу веру… Ну, как положено. Торжественно говорят: Бог – Един, а Мухаммед его пророк!
Будда. Можно и так … Главное, перестань быть таким сердитым!
Магомед. Я – не сердитый. Я – целеустремленный.
Иисус. А не пора ли нам возвращаться в больницу? (Подергивает плечами от холода.) Я как-то не по погоде одет. Здесь хоть воздух и свежий, но высокогорный… Дышится тяжело и холодно. Да и этот товарищ на койке (показывает на четвертую кровать) совсем от холода окочурился.
Магомед. А зачем, Будда, ты его сюда приволок? Зачем нам лишние свидетели, да еще такие?
Будда. Я его не приволакивал. Он сам приволокся. Он ведь как кот – ходит сам по себе…
Иисус. Ну да, падший ангел… Свободный дух!
Магомед. Знаете что? Прежде чем возвращаться… Надо бы проверить, как там они… люди… поумнели. А то мало ли что!
Будда. Ну, давайте для пробы кого-нибудь сюда призовем!
Иисус. Главврача?
Будда. Он не показатель…
Магомед. Он вообще умопомешанный…
Иисус. А может быть, Санитарку?
Будда. Понравилось, как она тебе поклоны отбивает…
Иисус. Не завидуй.
Будда. Я не завидую.
Магомед. Я не против. Заодно пусть и обед принесет. Иншалла! (Колдует себе в нос.)
Те же и Санитарка. Тележки с обедом при ней нет.
Санитарка (тяжело дыша). Вот вы куда, миленькие, забрались…
Иисус. Да, матушка, да, милая. Вот решили мы человечество умнее сделать, ну, хоть чуть-чуть. Как там, внизу?
Санитарка (торжественно обращаясь к Иисусу).
Отдаваясь немому и юному соло
Побелевшего неба в расщельях домов,
По привычке взгрустнув по кресту и рассолу,
Мы внезапно постигнем нелепое: Он –
Тот, которого ждали по ветреным стойлам
Позабытых, но вряд ли прощенных эпох,
Тот, который, любя, терпким потчевал пойлом,
Охраняя всю жизнь каждый стебель, чтоб не сдох,
Тот, которого нам выдавали по каплям
Нерешенные скопом загадки времен,
Тот, за кем мы ступали по пяткам, по пяткам,
Пятясь вспять, понимая, что это не Он,
Тот, с которым мы пели, мучительно тужась,
Выводя ту небесную скатерть хоров,
Тот, которому следовал, следовал ужас
Вслед за томною вязью волхвов и даров,
За которым вполне, сколько следует нищим
То ли духом, то ль именно нищим вообще,
Мы царапали камни израненным днищем
Скорбных дней и не дней, распыленных вотще,
Тот, за кем мы успели едва ли, увы ли,
Тот, о ком мы не плакали даже крестясь,
Тот, о ком мы по рытвинам жалостно выли,
Вынимая руками из рытвины грязь,
Он, пришедший, молчит среди нас не нарочно,
Не припрятанный вящею Библией слов,
Он реальный, живой, так что сладко и тошно,
Проживает средь нас, как в пучине веков.
Не ищите, не ждите, что надо – свершилось,
Только крепче сомкните свои голоса,
Эта правда придет сквозь мирскую замшелость,
Эта правда придет, о себе голося!
Все трое доброжелательно аплодируют Санитарке. Когда аплодисменты умолкают, становится слышно, что четвертый больной тоже аплодирует под одеялом.
Сатана (из-под одеяла, приглушенно). Браво, няня! Браво, няня!
Все трое удивленно смотрят на четвертую кровать. Ведь это первые слова, произнесенные четвертым больным.
Иисус. Гляди, матушка, как ты его пробрала…
Магомед. А, что, он искусство любит…
Санитарка (гордо кланяясь). Спасибо…
Будда. Сама сочинила или заучила из какого-нибудь автора? Память-то улучшилась? Голова не болит? Мысли не давят?
Санитарка (гордо). Это экспромт…
Иисус. Недурно!
Магомед. А все же, где обед, мудрая женщина? Ведь сейчас у нас не Рамадан, чтобы голодом морить!
Санитарка (невозмутимо). А обеда не будет… Людям больше не нужна еда. Неедение – это состояние или образ жизни, находясь в котором человек долгое время – например, годы или даже всю жизнь – не нуждается в пище, при этом его тело нормально функционирует. Неедящий – это человек, который полностью достиг неедения, а потому способен не есть и не пить, так как его организму это не нужно. Это не значит, что неедящий не может есть, у него просто появляется выбор – есть или нет.
Магомед. Что ты несешь, я-хабибти! я-халяуи! Я – пророк, а есть хочу! Куда вам, неверным! Вы же с голоду передохните!
Иисус. Ну нет, я, конечно, народ пятью хлебами кормил… не скрою… Но чтоб вот так, по-простому… неедение! Восхитительно!
Будда. Что ж вы, и чаю теперь не пьете?
Санитарка (так же невозмутимо). Но мы не совсем неедящие пока… Мы почти неедящие, и иногда пьем воду, чай, кофе или другие напитки. Некоторые из нас решили время от времени, например раз в несколько недель, для удовлетворения вкусовых ощущений что-нибудь съедать: кусочек шоколадки, пирожок, сыр, хрен… Сегодня утром мы поняли, что главное – не аскетические телесные упражнения, а освобождение от самой сильной материальной привязанности – привязанности к еде. Польза, которую несет образ жизни без еды, огромна – неедящий не зависит от этой незначительной жизненной функции.
Будда. Даже мы, буддисты, до такого не дошли… Круто вы это… Неедение. Это что же, новая религия или лечебное голодание?
