Ознакомительная версия.
— Правда, мама?
— Только я этого не помню. Твой отец утверждает, что ему приходилось отводить меня в дом, укладывать и давать выпить воды, и, в конце концов, я засыпала. Если со мной такое бывает, то не сомневаюсь, что и твой отец тоже боится.
— Чего боится?
Мама пробормотала еле слышно:
— Думаю, страшно было просто жить день за днем. Самое страшное, когда ты обнаруживаешь, что не осталось риса. Когда я думала, что мои дети станут голодать… мои губы пересыхали от ужаса. Бывали и такие дни.
Отец никогда никому из вас не рассказывал, что с мамой иногда происходило нечто подобное. Когда ты позвонила ему после маминого исчезновения, он рассказывал тебе разные истории из прошлой жизни, чтобы растянуть разговор, но так и не признался, что иногда мама вставала ночью и, не просыпаясь, бродила по дому, пытаясь спрятаться.
Ты смотришь на часы. Сейчас 10 часов утра. Проснулся ли Ю Бин? Позавтракал ли?
Сегодня ты проснулась в 6 утра в старом отеле, окна которого выходят на железнодорожный вокзал Термини. После маминого исчезновения гнетущее отчаяние давило на твое тело и душу, словно ты постепенно погружалась в холодную, черную воду. Ты сделала попытку встать с кровати, и Ю Бин, который спал повернувшись к тебе спиной, обернулся, чтобы обнять тебя. Ты осторожно убрала его руку и положила на кровать. Он прижал ладонь ко лбу и пробормотал:
— Поспи еще немного.
— Я не могу спать.
Он снова повернулся к стене. Ты некоторое время смотрела на его упрямую спину, а затем ласково погладила своего друга, которого ты перестала обнимать с тех пор, как пропала мама.
Члены твоей семьи, опустошенные безрезультатными поисками мамы, чаще мрачно молчали, собираясь вместе. А затем вы все начинали вести себя чересчур импульсивно. Кто-то, уходя, демонстративно пинал дверь ногой, кто-то наливал саке в большую пивную кружку и залпом опустошал ее. Отгоняя от себя мысли о маме, которые не давали вам покоя, пронизывая привычное существование, все вы думали только об одном: если бы мама была здесь. Если бы мама еще хоть раз позвонила и сказала в трубку: «Это я!» — она ведь всегда так говорила. После ее исчезновения вы не могли более десяти минут поддерживать спокойную беседу. Один-единственный вопрос: «Где же сейчас мама?» — витал в воздухе, заставляя вас волноваться и не давая думать ни о чем другом.
— Думаю, сегодня я хочу побыть одна, — наконец, решаешься произнести ты.
— И что ты будешь делать одна? — спрашивает он, по-прежнему глядя в стену.
— Хочу побывать в соборе Святого Петра. Вчера, ожидая тебя в вестибюле отеля, я записалась на экскурсию в Ватикан. Я должна одеться и идти. Мы встречаемся в вестибюле и в семь двадцать уезжаем. Нам объяснили, что в Ватикан такие огромные очереди, что если мы не успеем к девяти часам, то придется ждать два часа, чтобы попасть внутрь.
— Ты могла бы пойти туда завтра вместе со мной.
— Мы ведь в Риме. Здесь столько других интересных мест, куда мы можем пойти вдвоем.
Ты тихо умылась, чтобы не беспокоить его. Хотела вымыть голову, но подумала, что громкий звук льющейся воды будет мешать ему, и просто зачесала волосы назад, собрав в хвост, а затем внимательным взглядом окинула свое отражение в зеркале. Одевшись, ты вышла из ванной и сказала так, будто только сейчас об этом вспомнила:
— Спасибо, что привез меня сюда.
Ю Бин натянул простыню на голову. Ты знаешь, что все это время он проявлял недюжинное терпение. Он представил тебя как свою жену людям, с которыми вы здесь познакомились. Вероятно, ты уже была бы его женой, если бы мама нашлась. После утреннего семинара вы с ним были приглашены на обед с несколькими другими супружескими парами. Если он пойдет в ресторан один, его начнут расспрашивать, где его жена. Ты еще раз посмотрела на своего друга, который по-прежнему лежал с головой укрывшись простыней, и вышла из номера.
После исчезновения мамы твое поведение стало чересчур импульсивным. Ты могла напиться в баре или же внезапно садилась в поезд и ехала в деревню, в родительский дом. Ночью в городе, лежа без сна, ты смотрела в потолок своей студии, а затем вдруг вставала с постели и принималась бродить по улицам, расклеивая повсюду листовки, не обращая внимания на то, ночь на дворе или занимается заря. Один раз ты вломилась в полицейский участок и принялась вопить, требуя найти твою маму. Когда Хун Чолу позвонили из участка, он тут же приехал и выразительно посмотрел на тебя, не говоря ни слова. Тогда ты принялась вопить на брата, который с какого-то момента стал относиться к отсутствию мамы более спокойно и даже время от времени ходил играть в гольф.
— Найди маму! — визжала ты.
В твоем отчаянном вопле слились воедино протест против бездействия людей, знавших маму, и ненависть к самой себе, неспособной отыскать ее. Брат спокойно слушал твои визгливые выпады:
— Как ты так можешь? Почему ты не ищешь маму? Почему? Почему?
Но твой брат мог только вместе с тобой бродить по ночному городу. Ты обыскивала вестибюли станций метро, одетая в мамину норковую шубу, которую прошлой зимой привезла из родительского дома, или же несла шубу в руках, чтобы в том случае, если мама найдется, тут же укутать ее в теплый мех. Твоя тень с шубой в руках промелькнула на мраморных стенах множества зданий, когда ты проходила мимо бездомных, которые спали на улицах, укрывшись газетами или коробками из-под лапши. Твой телефон был включен круглосуточно, но никто больше не звонил, чтобы сообщить, что видел женщину, похожую на маму.
Однажды ты отправилась на станцию, где отец потерял маму, и столкнулась со старшим братом, который бесцельно стоял посреди зала. Вы уселись рядышком, наблюдая, как приходят и уходят поезда, пока метро не закрылось на ночь. Брат сказал, что сначала ему казалось, что мама вот-вот подойдет к нему и, похлопав по плечу, скажет: «Хун Чол!» Но теперь он уже не думает, что это возможно. Он сказал, что утратил способность размышлять, что его мысли абсолютно пусты. И когда ему не хочется после работы возвращаться домой, он приходит на эту станцию.
Как-то, в один из выходных, ты пришла к нему в дом. Ты увидела, как брат выходит из машины с клюшками для гольфа, и завопила:
— Ах ты, кретин! — и закатила сцену.
Если даже твой старший брат смирился с исчезновением мамы, кто же тогда сможет отыскать ее? Ты схватила его клюшки и швырнула об землю. Все вы медленно становились сыном, дочерью и мужем, чья мать и жена пропала. Привычная, повседневная жизнь продолжалась и без мамы.
В другой раз ты пришла на место исчезновения мамы рано утром и снова столкнулась с братом. Ты подошла к нему сзади и крепко обняла в неярких лучах рассвета. Брат сказал, что, возможно, только мы, ее дети, представляли мамину жизнь наполненной одной болью и самопожертвованием. И ощущали свою вину. Мы умаляли значение ее жизни, считая ее абсолютно бессмысленной. Брат хорошо запомнил, что говорила мама, если в жизни случалось хоть что-то мало-мальски хорошее. Она говорила: «Огромное спасибо! Мы должны благодарить жизнь за это!» Мама выражала благодарность за крошечные мгновения счастья, которые случаются в жизни каждого из нас, и потому она просто не могла быть несчастной. Когда ты попрощалась, брат вдруг заметил, что мама, скорее всего, не узнает его, даже если вернется. И он этого боится. Ты заверила его, что для мамы он был самым дорогим человеком на свете, и она всегда узнает его, где бы он ни был и как бы жизнь ни изменила его внешность. Когда брата призвали в армию и отправили на военную базу, были дни, когда родителям разрешалось навещать своих детей. Мама готовила рисовые пирожные и, водрузив их на голову, отправлялась навестить Хун Чола, заодно прихватив с собой и тебя. И хотя сотни солдат в одинаковой форме демонстрировали одни и те же приемы тэквондо, она всегда узнавала твоего брата в этой массе. Для тебя они все были на одно лицо, но мама радостно улыбалась и указывала на него: «Вон твой брат!»
В кои-то веки вы мирно разговаривали с братом о маме, но затем ты снова не выдержала и, повысив голос, спросила, почему он больше ничего не делает, чтобы найти ее.
— Почему ты говоришь о маме так, будто она уже никогда не вернется?! — завопила ты.
Брат ответил:
— Скажи, ну что еще я могу сделать? — Потеряв самообладание, он оторвал несколько верхних пуговиц на своей белой рубашке и не смог сдержать слез. После этого случая он перестал отвечать на твои звонки.
Только после маминого исчезновения ты вдруг осознала, что истории, когда-то рассказанные ею, накопились в тебе, словно бесчисленное множество книг на полках твоей памяти. Ее повседневная жизнь будто продолжалась, как и прежде. Мамины привычные слова, которые ты не принимала близко к сердцу или вообще пропускала мимо ушей, когда она была рядом, теперь ожили в твоей душе, накатывая, словно морские волны во время прилива. Ты поняла, что ее жизненные принципы не изменились даже после окончания войны и даже тогда, когда у семьи появилась возможность спокойно прокормить себя и не бояться голода. Когда семья время от времени собиралась вместе, вы усаживались за стол вместе с отцом и обсуждали президентские выборы, а мама готовила и подавала еду, мыла посуду и развешивала сушиться влажные тряпочки для мытья посуды. Мама заботилась о том, чтобы ворота, крыша и крыльцо были в полном порядке. Вы не помогали ей в этой работе, которую она выполняла без передышки, даже ты считала это вполне естественным и принимала как само собой разумеющееся, как ее прямую обязанность. Иногда ты думала, что мамина жизнь абсолютно безрадостна и бессмысленна, хотя именно мама, которая никогда не наслаждалась комфортом, изо всех сил старалась сделать вашу жизнь лучше, именно мама ласково гладила тебя по спине, когда тебе бывало одиноко.
Ознакомительная версия.
