Однако Егор принес неутешительные новости. Починить машину оказалось не по силам даже рукастому Митяю, собравшему некогда свой трактор из кучи разрозненного хлама. Точнее, починить он мог, но лишь при наличии запчастей, за которыми придется ехать в город. А добраться до города можно будет только после возвращения Славика — у него единственная машина на ходу в деревне.
— Вот такая сложная схема, — заключил Егор.
— А когда вернется этот Славик?
— Марина говорит, к вечеру. Ты уже знакома с нею?
Самообладания Лары хватило только на то, чтобы выдавить:
— Да.
Чтобы не растравливать душу, она без дальнейших расспросов и бесед вооружилась фотоаппаратом и принялась снимать все подряд. Камера в руках делала ее свидетелем, а не участником, жизнь через объектив не трогала и не задевала.
К вечеру Лара знала Гагавку наизусть. Все здесь было иначе. Лица людей, как и окружающая природа, были суровее, в их чертах сквозила неуступчивость, выживание — даже у Марины, у которой вкрадчивая ласковость вошла в привычку. И Лара не могла точно сказать, то ли это наследие ссыльно-каторжных и золотодобытчиков течет в их крови, то ли сам климат заставляет местных обитателей подстраиваться. Речь у всех была быстрая, четкая, ни московской тягучести, ни оканья — словно вообще без местечкового говора.
Заглядывая поверх заборов, Лара видела кое-где удивительные дворы с сохранившимся деревянным настилом прямо поверх земли, которые так удобно мести и о которых раньше она только читала. Видела крепких женщин с красивыми лицами, которые сами кололи дрова, носили воду, крыли замысловатым матом пастуха, некоторые даже дымили вонючей махоркой. Вера уже успела объяснить ей, что привычка эта — лагерная, не столько ради курения, сколько для отпугивания мошкары.
Завидев Лару с фотоаппаратом, Митяй норовил ухмыльнуться и стать в позу поинтересней, Вера смущалась и отмахивалась, и только Владик вел себя совершенно естественно, не обращая внимания на такие мелочи. Лара поняла, что его голова занята множеством разных дел, он с одинаковым упоением рисовал на вросшем в землю бетонном колодезном кольце рыжим кирпичом, пускал щепки-кораблики в доверху наполненной водой бочке и собирал на огороде жуков в банку керосина. Еще несколько лет назад о такой напасти, как эти полосатые жуки, здесь не слышали, и, по выражению Митяя, «их завезли с Запада, как и всю заразу».
Маринкин ухажер Славик, детина с огромными руками, сплошь испещренными синими, как контурные карты, наколками, приехал уже в сумерках. Договорившись отправиться в город завтра с утра, Митяй и Славик без промедления сели пить в сарае, зазывая к себе Арефьева. Ни у кого не возникло и мысли, что москвичи собрались ночевать в машине. Видя Ларину озадаченность, Вера уговорила пойти спать к ней.
— Постелю вам тут? — женщина проводила ее в дальнюю комнату и кивнула на высокую панцирную койку, заваленную подушками. — Поместитесь вдвоем?
Лара вспыхнула:
— Нет, что ты! Я лучше на полу лягу. Мы… мы не вместе.
— Разве? — отозвалась Вера.
— Да, мы… брат с сестрой. Двоюродные.
— Ах, вон как…
По ее виду было ясно, что она ни на секунду не поверила Лариным словам. Но спорить не стала, вытащила с антресолей свернутый старый матрас, залитый чем-то желтым, и бросила на пол.
— Ты ляжешь тогда на кровати, а на полу уж пускай твой… братец.
Сетка на койке качалась и поскрипывала всю ночь, при каждом Ларином движении, но она все равно хорошо выспалась. Даже комары, умудрившиеся просочиться в избу, не донимали ее — возможно, потому, что перед сном она сбрызнула аэрозолем уши, ведь обычно ее тревожили не укусы, а нудный надоедливый писк. Тело привыкло к дальней, нескончаемой дороге, и неустроенность с каждым днем сносилась легче, так что, едва открыв глаза под крик петухов, Лара уже готова была ехать дальше. И только потом вспомнила Гагавку и вытекшее машинное масло, а значит — вынужденный простой.
В маленькие окна бил солнечный свет и растекался по дощатому полу. Матрас был аккуратно скатан в рулон и отодвинут к стене, и Лара улыбнулась, представив, как Егор сопел на нем ночью и как осторожно двигался утром, чтобы ее не разбудить. Возможно, все происходило совершенно иначе, но думать именно так было приятнее всего.
Она застала Егора на кухне, завтракающего вместе с Верой и Владиком. Парнишка с ногами забрался на ящик с комбикормом и при виде Лары стеснительно потупился.
— А, проснулась, — кивнула Вера. — Чего сделать, чаю или кофе?
Лара выбрала кофе и вскоре пожалела: горячая коричневая жидкость в чашке пахла цикорием, кошками, чем угодно, только не кофе. Но капризничать было бы наглостью, так что она отхлебывала мелкими глотками, обжигаясь и почти не чувствуя кислого вкуса. Владик, поглядывая на нее, покачивался из стороны в сторону и ладонями скатывал в шарик хлебный мякиш — точно так же когда-то в детстве делала маленькая Лиля. От резкого воспоминания Лара вздрогнула и плеснула кофе на клеенку.
В окно стукнул Митяй, и Егор, залпом допив чай, вышел во двор. Лара, заторопившись, выскочила следом, испуганная, что он так просто и уедет, не попрощавшись, ничего ей не сказав. Поездка в город должна была занять не так уж много времени, но впервые за последнее время Лара столкнулась с необходимостью не по своей воле потерять Егора из вида. Пусть даже на несколько часов, но они расходились в разные стороны — и ей это не понравилось.
У калитки она вкратце поведала о своем вчерашнем знакомстве с Владиком. Егор покачал головой:
— Лара, Лара. Ты как Чип и Дейл, вечно спешишь на помощь. Сначала спасаешь, потом спрашиваешь, надо ли.
— Но было полное ощущение…
— В том-то и дело. Со стороны все может казаться совершенно не тем, чем является. Но ты делаешь скоропалительные выводы, торопыга… А поскольку ты еще и добрая, как мы помним… — зеленые с охристыми крапинками глаза Егора, обратившись к ней, расплескали озорное тепло.
— Если бы ты знал, что я иногда думаю… Я не добрая, — вздохнула Лара.
— Еще какая. Ты, наверное, можешь встретить на улице знакомую, которую не видела лет пять, а назавтра уже соглашаешься посидеть с ее ребенком. Ведь так? Скажи «да».
Лара энергично замотала головой из стороны в сторону.
Митяй гаркнул через всю улицу, что он и Славик готовы ехать. Егор зашагал в его сторону, остановился, замешкался, возвратился к Ларе и пристально оглядел ее. Она тут же ощутила его и свой рост, маленькую себя и большого его, и осторожно подняла глаза. Когда Егор молча передал ей ключи от джипа — просто так, на всякий случай, — было в его случайном прикосновении что-то такое, из-за чего она едва удержала брелок негнущимися пальцами и растерянно сморгнула.
— Я скоро, — пробормотал он.
Когда «уазик» Славика, громыхая и дребезжа, скрылся в клубах дорожной пыли у кромки дальнего леса, за которым, за пределами этого мирка, тянулась трасса к большим городам, Лара зашла в незапертый Митяев сарай и взяла с переднего сиденья джипа рюкзак с урной. Он пролежал здесь всю ночь, оставленный, но не забытый. Лара знала, что вчера повела себя по-детски, но никак не могла с собой совладать: она оставила Лилин прах здесь в отместку. После рассказа, поведанного Егором, она была обижена на сестру. А сегодня по привычке уже чувствовала неловкость перед нею.
— А вот и врешь! И не краснеешь! Дурак! Ничего ведь не соображаешь, а еще врешь! — донеслось с улицы гневно и звонко. — Отдай!
— Но это же мое… — Лара узнала в озадаченном отклике голос Владика и выглянула наружу.
Бойкий мальчишка лет восьми что-то отнимал у Владика, несмотря на то что был ниже его на две головы. Владик не отпускал вещь, издалека напоминавшую желтую тряпочку, и тянул на себя.
— Отдай шлем… — тянул он плаксиво. — Папа правда летчик.
— Ага, летчик! У тебя вообще нет отца и не было никогда! — мальчишка брал нахрапом.
Рот Владика выгнулся коромыслом. Паренек выпустил из пальцев желтую тряпочку, отступил, ссутулился, сразу становясь меньше ростом. Лара поняла, что он сейчас расплачется. Это же понял противник и среагировал мгновенно: отскочил в сторону, схватил с земли засохшую коровью лепешку и запустил ею в голову Владика, ловко закрутив, как закручивают фрисби на белых калифорнийских пляжах. Владик успел увернуться, и мальчик нагнулся за очередным кизяком, входя в раж.
Лара оказалась рядом с мальчишкой мгновенно. Она схватила его за шиворот и сильно встряхнула.
— Ты что творишь, а? Ну-ка отдай сейчас же! Слышишь?
Мальчик ойкнул и от неожиданности послушался: сунул ей в руки тряпочку и по-заячьи отскочил. Лара смерила обоих грозным взглядом и снова обратилась к обидчику:
— Не смей больше говорить ему гадости. А то его папа…
Мальчишка ухмыльнулся:
— Ага, папа… Хорош гнать…
