Что-то за этим должно последовать. Никита выглядел ужасно.
Не дай бог, если он решится на что-то. Наймет убийц? У него нет денег. Сестра ни при какой погоде не даст ему взаймы, мать тоже.
Другой вопрос, почему он не ест и не пьет в их доме? Речь не о том, что он не хочет объедать детей, прекрасно не так давно объедал.
То, что Никита психически болен, Леля заметила уже давно. Эти беспричинные вспышки злости, даже бешенства, какие-то нелепые подозрения и не менее странные попытки связать между собой ничем не связанные события (Леля купила маникюрные ножницы — стало быть, у нее появились деньги, значит, она «принимает с улицы»… Вот он и сидел вечерами дома, видимо, сторожил. Или просто хотел насолить своим присутствием, выжить).
Он, однако, не знал, что Леля вот уже два месяца подрабатывает. Она, помирая от робости, ночью расклеила объявление о гуляльной группе, что «Педагог с медицинским образованием набирает детей, прогулка и обед, с десяти до пяти ежедневно».
Приводили иногда семеро детей, плюс имелось своих двое, довольно много.
Два часа в любую погоду она болталась со своим детским садом в соседнем парке. Потом приводила весь выводок домой, разогревала их питание прямо в баночках, ставя посуду в кастрюлю с водой, и дети ели своими ложками из собственных баночек. После чего Леля с ними рисовала и немного занималась английским, в пять их разбирали.
Свои дети чувствовали себя среди детского коллектива прекрасно.
Леля даже устраивала дни рождения с песнями, подарками и конфетами. Что пригодилось, так это старое пианино Никитиной бабки. Лелю, как каждого интеллигентного ребенка, учили музыке.
Единственное, чего Леля не позволяла родителям, — это оставлять детей после пяти, ни под каким видом.
Отставшего ребенка она тут же везла к нему домой.
И заранее предупредила, что это стоит как день пребывания, такое было поставлено условие, и детей разбирали дружно.
Никита не должен был знать о группе. Мало ли что придет сумасшедшему в голову.
Свои дети быстро привыкли к новому распорядку, в холодильнике даже была специальная коробка под названием «на сладкое», куда Леля складывала сушки и карамельки для общих чаепитий. Свои дети знали, что оттуда брать ничего нельзя.
Тем не менее, хоть Леля и существовала в постоянном напряжении, но жизнь как-то организовалась.
Изо дня в день — дождь ли, снег ли, вереница детей переходит улицу по тоннелю, выныривает с той стороны и бредет в парк на игровую площадку. Там горки, карусельки, там дети играют и бегают, там беседка, где можно укрыть их от дождя. Илюшка вечно дерется, у него постоянно мокро под носом, Мефодий часто рыдает — ангел с льняными кудрями, Кирюшу приводят на час позже прямо в парк и с сумочкой с обедом в виде подарка Леле, она с этим делом вынуждена таскаться по парку. На первое ему дают суп из пакетиков, на второе рыбные консервы с порошковым пюре (всегда), на третье яблоко, хлеб положить забывают. Был праздник, когда Кирюше сунули котлету. Ребенок всегда рад простому чаю с сахаром и сушками.
Леля устраивает чаепитие в полпятого с чем-нибудь, что положили родители, плюс добавляет простые сушки с маком из коробки «на сладкое». Ребятки любят угощаться чужим.
Глеб и Анечка, собственные дети, помогали Леле, да и ребята, все до единого, аккуратно закрывали крышечками свои пустые после обеда банки и убирали их вместе с ложками в собственные пакеты.
Перед Новым годом они даже выучили английскую сценку («Little mouse, little mouse») и разыграли ее перед папами-мамами-бабушками.
Был настоящий утренник, пришли родители, из большой комнаты убрали стол, и дети в белых колготках, чешках и в масках выступали.
Им всем были вручены подарки. (Родители принесли пакеты, эти пакеты малышам и вручили, на каждом была карточка с именем.)
Только мама Кирилла забыла о подарке, в самый последний момент приволокла ребенка и убежала. Несчастный был не в костюме, и белых колготок у него не оказалось, однако же Глебушка по указанию находчивой Лели быстро дал ему свои запасные, и Кирилл с блеском выступил в роли мыши (из таких полуброшенных детей в интеллигентных семьях часто вырастают таланты).
Дашенька и Клавдия пели песенки, а Илюша, Мефодий, Аня и Глеб водили хоровод.
Сима, вечно заплаканный ребенок, да и Тамарочка, крошка едва 3-х лет, сказали вдвоем стишок поанглийски.
Родители были растроганы, некоторые плакали, бабушка Симы, к примеру (в кого внук и удался полностью).
Для Кирюши пришлось срочно делать подарок из подручного материала, из вечных сушек с маком, двух мандаринов и горсти карамели. Неизбалованный Кирюша был зверски рад. Чавкал, глядя в свой подарочный пакет честными маленькими глазками. Глеб и Анечка получили точно такие же пакетики.
Затем все играли в подвижные игры.
Ровно в пять дети пошли домой, за Кириллом явился суровый старший брат лет семи (их там таких имелось в наличии еще трое).
Спасибо, мамы с бабушками перед уходом помогли вернуть обратно стол.
Пришлось мыть полы в срочном порядке.
В половине восьмого ввалился Никита. Вид у него был довольно странный — глаза как-то выезжали в нижнее веко, таращились, как будто Никита боролся со сном.
Дети, лежавшие на диване перед телевизором, быстренько вскочили и пошли к себе в спальню. Никита же встал у них на пути и вынул из своего потрепанного портфеля коробку шоколада:
— Глеб, Аня, вот вам подарочек.
Лицо у него было красное (ниже лба).
Анечка нерешительно и вежливо взяла подарок, положила на стол.
— Ешьте, — сказал Никита, — угощайтесь.
Глеб открыл коробку, выудил одну конфету.
— Теперь ты, Анька, — визгливо произнес Никита. Как-то вроде дал петуха.
Аня тоже подошла, получила от Глебушки конфетку и сунула ее в рот.
— И ты, мадам, — мотнул головой Никита. — Жри. Твои любимые, с ликером!
— Ой, зачем же ты детям с ликером…
— Пусть привыкают, бабушка у них была алкоголичка!
Доволен был и добавил:
— А мать ихняя проститутка. Так что лопай, не стесняйся.
— Спасибо на добром слове, не хочется.
— Ну я уйду, ты же всё доешь, я знаю, — слишком громко сказал Никита. — Опять у него сорвался голос. Что такое!
— Именно это я и сделаю, но только когда ты уйдешь.
— Ишь ты, она еще шуткует! Голос подает!
Как ни странно, Никита удалился довольно скоро, перед тем пригласив детей съесть еще по конфетке. Дети посмотрели на маму и замялись.
Никита сказал:
— А то не получите от меня на Новый год подарочка! Глебу велосипед, а Ане что? Ну что тебе, Аня?
Малютка сказала:
— Не жнаю.
— Тогда берите.
И они взяли еще по конфетке. В коробке осталось восемь штук.
Никита, как ни странно, не задержался. Зорко посмотрев на жену, он быстро оделся и сгинул.
Только за ним захлопнулась дверь, Леля поволокла детей в ванную и дала им выпить по литровой банке воды. Затем она вызвала у них рвоту и дала еще по пол-литра. Опять вызвала рвоту. Потом последовало теплое молоко.
Дети после экзекуции легли и заснули. Они были очень бледные. Пульс уреженный.
Надо было бы им поставить обоим капельницы. Срочно в больницу.
Леля быстро-быстро все конфеты высыпала в кулек и положила подальше под ванну. Коробку же сунула в помойку. Стала собирать документы в больницу.
Тут же вернулся муж.
Вошел, не снимая сапог, в большую комнату. Леля успела лечь на диван.
— Эй, тетка! — позвал он.
Она не ответила.
Он подобрался к ней и ледяными пальцами полез щупать ей шею. Леля дернулась и привстала.
Никита аж подпрыгнул:
— Ты че людей пугаешь!
— Ой, — застонала она, — я, кажется, подхватила кишечный грипп, ломает всю и тошнит.
— А дети?
— Дети давно спят.
Он и туда прокрался, вернулся и спросил:
— А что они так рано?
— У нас были малыши в гостях, устраивали елку. Наелись конфет и всяких вкусностей, перевозбудились, устали.
Не мог удержаться, съязвил:
— Наелись? Полные желудки? Это не есть хорошо. И с какого же праздника у тебя деньги завелись? Вечеринки устраиваешь?
Промолчала.
Ушел, копался на кухне. А, ищет свою коробку. Нашел, видно, в помойке пустую, явился и встал в дверях умиротворенный.
— Ну что, понравились конфетки? Фольги в ведре полно!
— Даже слишком, — ответила еле слышно Леля.
— Ну ты слон! Схавала всё!
— Да там всего восемь было.
— Ладно, я еще приду, — заторопился Никита. — Я тут недалеко.
— Где? — умирающим голосом спросила Леля.
— Тебе не все ли равно.
Он ушел, Леля встала, сняла телефонную трубку, гудка не было. Что-то он сделал, где-то надрезал телефонную проводку, не хочет, чтобы она кому-нибудь звонила.
Дети были живы.
Все-таки промывание им она сделала быстро и очень основательно, и молока выпили. Так что делать? Вызывать «скорую», но телефон не работает. Уж не хочет ли он дождаться, когда они умрут, не хочет ли спокойно вызвать милицию и «скорую», сдать трупы в морг и так далее?
