Илья Бояшов - Безумец и его сыновья

И сказала бабушка, выпроваживая внучку:

— Ну, зови скорее едоков! Пусть несут с собой сковороды. Видно, крепко согрело вино овец. Я же приготовлю пока дровишек.

Как вышла старуха, монах плута разбудил да все тому рассказал. Проснулись у пройдохи зубы. Вскочил проверять котлы да бадьи за печкою — и увидал повсюду человечину. Сделался плут полотном:

— Не сняли с меня шкуру комиссары, не повесили казачки, видно, лишь для того, чтоб ободрали меня волколаки! Ох, и ловко нас, грешных, отделают!

Ответил монах:

— Встанем по обе стороны двери. Войдет ведьма с вязанкой, бежать бросимся — а там и Каурая. Господь нас не оставит!

Вернулась старуха, толкнул ее плут на котлы с чанами:

— Ишь, чего удумала, проклятая. Зубы свои человечиной оттачивать!

Завопила ведьма, возгорелись огни по деревне — спешили уже гости к ужину. Отвязал плут Каурую, сам на нее вскочил и дождался товарища. И так закричал, поддавая пятками ее бока:

— Выручай, ленивая! Не тебя ль жалели до поры до времени?

Подгонял он лошадку, целовал ее холку.

Монах же за спиною его читал молитвы.

Наутро попалась еще деревня: плут с монахом стучали в избы. Открыла одна старуха ветхую избенку. Плут набросился на старую:

— Нет ли у тебя кадок с человечиной? Не любишь свеженького сырца да студенька из человеческих косточек?

Зашамкала беззубая старуха:

— Мне помирать скоро, оттого и отворила безбоязненно. Мясо мое давно с костей слезло, немного вы его наскребете. Бояться мне нечего, жду не дождусь, когда предстану перед Христом!

В избе увидали они иконы. Шепнул монах:

— Здесь не будет подвоха.

Спрашивал плут бабушку:

— Отчего у вас от путничков прячутся? На все засовы запираются?

Та поведала:

— Оттого мы пугливые, что не стало никакого житья от нечисти. И в спокойные времена бывало разное — с этой же войны вовсе лютуют оборотни. Мы на кладбище не ходим уже давно, а кто помрет, сбиваемся кучей и хороним быстро, с опаской. Только часто наутро могилы вырыты, покойники достаны — видно, что не звери пируют над ними! А сейчас и вовсе худо стало! Взялись ходить оборотни по деревням, врываются в избы, как волки в овчарню, — с недавних пор и к нам повадились. И заведено у злодеев — как постучат кому ночью в избу, знай, на следующую ночку и пожалуют!

Поглядел на монаха плут:

— Не пора уносить ноги от здешних мест? Разве отыщется Бог посреди вурдалаков?

Монах его не слушал:

— Позови-ка всех, бабушка!

— Что ты надумал? — взъярился товарищ. — Ты ли не видел наполненные чаны? Не слышал, как клацают волколачьи зубы?

Отвечал монах:

— Негоже детей да вдов оставлять на съедение!

Побежала бабка звать народ, собрались стар и млад. Мужички здесь оказались хлипкими — кто без руки вернулся с войны, кто скрипел деревяшкой. Взвился плут:

— Не с ними пойдешь? Хороши будут помощники! Из трех молодцов едва соберем одного!

Монах спрашивал:

— К кому последней ночью стучались гости?

Вышла одна вдова. Наказал монах:

— Отправляйся нынче к соседям, а я в избе твоей заночую.

Не сдержался пройдоха:

— Куда же ты напрашиваешься? Не терпится пойти на холодец внучке да бабушке с родственничками? Да в уме ты, в полном здравии? Оставаться на верную гибель! Нет, такого я не выдержу, пойду запрягать Каурую. Подамся прочь, пока засветло!

Не слушал монах товарища, наказывал принести к себе все иконы и свечи.

А сам направился в избу.

Плут, увидав такое, бросил шапку оземь:

— Беги не беги, а суждено — везде подберет Костлявая! Однако, много одной молитвой сделаешь?

Подозвал он калек-мужичков:

— А что, сермяжные, не ставили вы на зверя капканы, не рыли ямы? Кто из вас на самого хозяина хаживал, загонял кабанов в западни? Несите-ка заступы! Не впервой мне разговаривать с землицей!

И тогда взялись покалеченные помогать. Плут возле порога избы, в которой молился монах, вырыл яму. Послал он баб за ветками и жердями, заложил ловушку досками, нащипал лучин, наготовил хворосту. А здесь и снег подоспел — заворошил ловушку.

Как свечерело, послышался в перелесочке вой. Воскликнул Алешка:

— То не гости долгожданные собираются отужинать?

Подал знак попрятавшимся мужикам. Сам же говаривал:

— Если бы верил я в поповские бредни, как мой несчастный монашек, искрестился бы весь, изошелся на причитания…

Улеглась метель, небо сделалось черным, и ждала приготовившаяся деревня. Послышался слабый шорох, хруст веток, и сказал себе Алешка:

— Точно, идут наши гости.

Подскочили волколаки к избе. Такой вели между собой разговор:

— Вот уже сбились овцы в овчарне, давно на них наточены ножи. Не голодать нам зимой.

Пробежали по укрытой яме и принялись скрябать дверь. И достали топоры и ножи. Плут, видя их близко, слыша их дыхание, едва держался, чтоб не выдать себя зубами.

Открылась дверь — заскочили в избу охотнички; горели там свечи, сияли перед иконами лампадки, монах осенял себя крестом. Растерялись злодеи — свет ударил им по глазам, завопил тогда Алешка:

— Ну-ка, мужики, не медлите!

И бросился разбирать доски. От истошного его крика, от молитвы да креста волколаки подались назад, в кромешную темень — и повалились в яму. Вопил плут что есть мочи:

— Не мешкайте, засыпайте ветками, хворостом, зажигайте лучины, готовьте колы!

Отовсюду уже бежали с хворостом. Посветил плут зажженной лучиной и разглядел в западне косматых татей, а с ними знакомых бабку да внученьку. Он вскричал:

— Попалась добыча! Задумали откушать и приготовили уже чаны, а самих поймала землица себе на пропитание!

Многие узнали пойманных:

— Вот кто покойников поедал, выкапывая! Вот кто утаскивал детей да невинных девушек!

Загудел огонь, и страшно завыли оборотни. Монах же творил молитву. Крестились жители, говоря:

— Волки пропадают в огне, нелюдей поглощает земля!

Плут не унимался, со всех сторон подкладывая дровишки:

— То-то отменное нынче приготовится жаркое.

Поднялся над западней огненный столб. Налегали женщины на лопаты, засыпая яму, малые дети, помогая им, споро кидали земляные комья.

Бросились затем все к избавителям и плакали от счастья. И тащили им последнее в благодарность. Алешка взялся за любимое дело: в узлы засыпал картошку и редьку, не брезговал отрубями и мочеными яблоками:

— Все сгодится путничкам.

Взялся он нагружать Каурую — кобыла упиралась и фыркала, плут же ее приветствовал:

— Что же ты, вражина, упрямишься? Посмотри на узлы — верный знак, что не пустим тебя под нож!

Так он мурлыкал. Монах, увидев это, укоризненно сказал:

— Негоже отбирать последнее у вдов, у детишек. Стоит нам о завтрашнем дне заботиться? Господь о нас позаботится!

Приказал взять лишь пару луковиц да немного пшена. И, благословив жителей, поспешил в дорогу. Мрачный товарищ со вздохом послушавшись, едва его догонял. И сокрушаясь, грозил Каурой:

— Нечего тебе радостно помахивать ушами! Не ты ли останешься без шкуры, когда позабудет про нас Господь!

Зимой добрались они до Архангельска.

Шагал монах, опираясь на посох, развевались его длинные волосы, и было ему не зябко в ветхом платье, в развалившихся сапогах. Следом плут приплясывал от холода.

Праведный твердил:

— Не дошли досюда безбожники! Остались монастыри и скиты.

Плут обрадовался концу путешествия:

— Стоять здесь должны нетронутыми деревни, богатыми села.

Но попались им навстречу испуганные горожане и обращались к пришедшим:

— Куда вы явились — прямо к черту в лапы! Подстрелят вас комиссары, как многих наших попов уже подстрелили. Попадетесь на глаза самим чекистам — обтянуты их барабаны кожей служителей Божиих. То-то разгуливают по городу молодцы, сшибают кресты с церквушек и сбрасывают колокола. Так они забавляются, хвастаются — кто более убьет да замучит священников. Один бьет пятерых, а другой за десятерых принимается!

Плут воскликнул:

— А что, люди добрые, есть ли еще место, куда не добрались большевики? Есть хоть один медвежий угол, где бы не трепыхались их флаги?

Вздыхали жители Архангельска:

— Одно знаем — от двух морей до третьего — все ими занято, вот уже повсюду строят новое царство!

Вскричал плут монаху:

— Где же ты отыщешь теперь своих странничков? Не пора тебе скидывать платье, стаскивать крест? Подстригай-ка гриву! Готов я послужить брадобреем!

Монах не слушал товарища.

Взялся по северным деревням расхаживать, словно не замечая повсюду комиссарские флаги.

И взывал к народу:

— Ищите Господа! По всем дорогам смотрите следы Его, припадайте к самой земле — не слышно шагов, не слышно посошного скрипа? Напрягайте глаза свои — не Его скрывает вьюга за околицей, не Он ли к нам возвращается?