Среди предводителей находился молодой физик, который якобы бывал частым гостем МИТа. Он присутствовал на лекциях ГОЛЕМА, досконально знал топографию территории и обыкновения самого ГОЛЕМА. Он считал, что случайности, которые сорвали покушение, не были обычными случайностями. Слишком очевидной была эскалация контратак. Аварии, сначала механические (заблокирование тормозов, поломка радио), сменялись несчастными случаями у людей, из которых первые заболели, вторые получили ожоги, а последние погибли. Эскалация выражалась не только в увеличении силы ударов, но и в увеличении сферы их действия. Места отдельных несчастных случаев, нанесённые на карту, оказались расположенными на увеличивающемся расстоянии от Института. Как будто некая сила выходила всё дальше против гуситов.
После обдумываний первый план был отвергнут. Новый план должен был разрабатываться так, чтобы ни ГОЛЕМ, ни ЧЕСТНАЯ ЭННИ не могли его расстроить. Гуситы решили своими силами создать атомную бомбу, спрятать её в какой-нибудь крупной столице и потребовать, чтобы федеральное правительство уничтожило ГОЛЕМА и ЧЕСТНУЮ ЭННИ. В противном случае бомба, помещённая в сердце большого города, взорвалась бы с ужасными последствиями. План разрабатывали долго и старательно. Внесённые поправки предусматривали непосредственно после отправки письма с требованиями властям произвести взрыв бомбы, расположенной на значительном удалении от населенных мест, а именно на прежнем атомном полигоне в штате Невада. Взрыв должен был доказать, что ультиматум не является пустой угрозой. Гуситы были уверены, что у президента не будет выбора, и он отдаст приказ на уничтожение обеих машин. Они знали, что это будет бурная операция, может быть бомбардировка с воздуха или ракетный обстрел, потому что отключением подачи электричества невозможно обезоружить ЧЕТНУЮ ЭННИ и, по всей вероятности, ГОЛЕМА. Они оставили, однако, правительству свободу действий в выборе средств уничтожения. Они предупреждали, что сфальсифицированную ликвидацию они смогут разоблачить, и в таком случае без дальнейших предупреждений исполнят свою угрозу. Они были в курсе того, что ГОЛЕМ, подключённый к федеральной сети, может добывать информацию обо всём, что попадает внутрь этой сети, начиная с телефонных разговоров, и кончая банковскими операциями и резервированием мест в самолётах и гостиницах. Поэтому они не использовали никаких технических средств связи, включая радио, так как допускали возможность перехвата и считали, что нет такого шифра, который ГОЛЕМ не смог бы взломать. Они ограничивались личными контактами, вне территории больших городов, а технические испытания проводили на территории Йелоустоунского национального парка. Сооружение бомбы длилось значительно дольше, чем они предусматривали, почти целый год. Им удалось достать плутоний в количестве, достаточном для приготовления одной только бомбы. Несмотря на это они решили действовать, уверенные, что правительство уступит нажиму, так как не будет знать, что второй бомбы нет.
Шофёр грузовика, который вёз бомбу в Неваду, услышал по радио известие о "смерти ГОЛЕМА" и остановился в придорожном мотеле, чтобы связаться с руководством операции. Между тем физик, который её планировал, посчитал известие о смерти ГОЛЕМА его уловкой, имеющей целью провоцирование именно того, что и произошло: междугородного телефонного разговора. Водителю было приказано ждать на стоянке дальнейших инструкций, руководство гуситов дебатировало, как много мог ГОЛЕМ узнать о планах покушения из подслушанного разговора. В течение следующей недели они пытались поправить тот ущерб, который, по их мнению, причинил неосторожный водитель, они посылали людей в различные отдалённые города, откуда те намеренно двусмысленными переговорами должны были ввести ГОЛЕМА в заблуждение. Шофёр грузовика, как человек ненадёжный, был исключён из организации. Всякий его след пропал. Возможно, он был ликвидирован. Лихорадочная деятельность заговорщиков стихла спустя месяц, когда физик возвратился из МИТа. Проект покушения был отложен до осени. Грузовик с бомбой вернулся на базу, а заряд разобрали, чтобы его обезопасить и спрятать. Гуситы в течение следующих четырёх месяцев всё ещё считались с тем, что молчание ГОЛЕМА было тактическим ходом. В недрах руководства вспыхнули споры, так как одна часть хотела на пятом месяце напрасного ожидания распустить организацию, а другая привести к радикальной развязке: заставить правительство демонтировать обе машины, так как только это будет означать их верный конец. Физик, однако, не хотел браться за повторную сборку бомбы. Его пробовали заставить. Тогда он исчез. Его видели в китайском посольстве в Вашингтоне. Он предложил свои услуги китайцам, заключил с ними контракт на пять лет и улетел в Пекин. Нашёлся гусит готовый собрать бомбу самостоятельно, но другой, противник покушения в сложившейся ситуации, выдал весь план, послав его изложение в редакцию "Тайма", а кроме того передал в надёжные руки список членов группировки, который должен быть обнародован в случае его смерти.
Дело приобрело значительную огласку. Была даже создана правительственная комиссия для исследования его достоверности, впоследствии, однако, следствие забрало себе ФБР. Удалось установить, что в небольшом населённом пункте в семидесяти милях от Института седьмого июля в старой автомастерской произошёл взрыв динамита, в котором погибли четыре человека, а также, что в апреле следующего года в мотеле на границе Невады долго стояла цистерна с серной кислотой. Владелец запомнил это, потому что водитель, паркуя цистерну, задел автомобиль местного шерифа и заплатил ему за принесённый ущерб.
"Тайм" не назвал фамилию физика, который был шпионом гуситов, но мы без труда могли его идентифицировать в Институте. Я тоже его не назову. Это был двадцатисемилетний, молчаливый, замкнутый человек. Его считали застенчивым. Я не знаю, вернулся ли он в Штаты, и что с ним потом произошло. Никогда больше я о нём не слышал. Избирая направление научных исследований, я наивно верил, что войду в мир, обладающий иммунитетом против безумств нашего времени. Я быстро утратил эту веру, так что случай с этим человеком, чуть не ставшим Геростратом, меня не удивил. Для многих людей наука стала таким же ремеслом, как и каждое другое. Её этический кодекс они считают устаревшим хламом. Научными работниками они являются только в часы работы. Да и то не всегда. Их идеализм, если он у них был, легко становится добычей чудачеств и обращений в сектантство. Может быть, часть вины за это несёт раздробленность науки на различные специализированные направления. Всё больше становится научных работников, всё меньше учёных. Но и это к делу не относится. Вероятно, ФБР также установило личность этого физика, но, должно быть, произошло это уже после того, как я оставил МИТ. В сущности это было для меня пустяком по сравнению с уходом ГОЛЕМА, который не имел ничего общего с покушением гуситов. Я не выразил этой мысли надлежащим образом. План покушения не мог повлиять на решение ГОЛЕМА, если бы он был изолированным фактом. Он не стал также и каплей, переполнившей чашу. Я в этом уверен, хотя и не имею никаких доказательств. Он принадлежал множеству явлений, которые ГОЛЕМ считал реакцией людей на своё присутствие. Впрочем, он не делал из этого тайны - как показала его последняя лекция.
Последняя лекция ГОЛЕМА вызвала больше разногласий, чем первая. Ту расценили как пасквиль на Эволюцию. Эту попрекали плохими построением, знанием и стремлением, и это не были ещё самые крайние оценки. Возникла концепция неизвестного авторства, поспешно подхваченная прессой, связывающая слабости этой лекции с концом ГОЛЕМА. Согласно этой концепции за увеличение интеллектуальной силы приходится платить её небольшой долговечностью. Это была попытка создания психопатологии машинного разума. Всё, что ГОЛЕМ говорил о топософии (см. о топософии последнюю лекцию ГОЛЕМА - прим. переводчика), должно было быть его параноидальным бредом. Научные комментаторы с телевидения соревновались друг с другом в разъяснении того, что, произнося свою последнюю лекцию, ГОЛЕМ находился уже в состоянии распада. Научные работники из тех, кто присутствовал при подлинных событиях и которые могли дать отпор этим вымыслам, молчали. Больше всего "метких" слов о ГОЛЕМЕ высказывали люди, которых он никогда к себе не допускал. Мы с Кривом и коллегами обдумывали, стоит ли вступать в полемику с этой лавиной глупостей, но оставили это, ибо аргументы, опирающиеся на факты, перестали приниматься в расчёт. Публика делала бестселлерами книжки, которые ничего не говорили о ГОЛЕМЕ, зато всё о невежестве их авторов. Подлинным был только общий их тон не скрываемого удовлетворения тем, что ГОЛЕМ исчез вместе со своим подавляющим превосходством, и, следовательно, можно было дать волю негодованию, которое он вызвал. Это меня нисколько не удивляло, зато поражало молчание мира науки. Эта волна сенсационных подделок, которая породила десятки ужасно бессмысленных фильмов о "чудовище из Массачусетса", спала, наконец, только спустя год. Начали появляться работы всё ещё критически настроенные, но свободные от агрессивной некомпетентности предыдущих. Упрёки, высказанные против последней лекции, группировались вокруг трёх вопросов. Прежде всего неразумным должен был быть пыл ГОЛЕМОВОЙ атаки на чувственную жизнь человека с любовью во главе. Далее - непоследовательным и запутанным в противоречиях был признан вывод о положении, которое Разум занимает во Вселенной. И, наконец, была поставлена этой лекции в упрёк неравномерность, уподобляющая её фильму, демонстрируемому сначала медленно, а затем с растущим ускорением. ГОЛЕМ вдавался в ненужные подробности и, даже, повторял фрагменты первой лекции, а под конец пошёл на недопустимые сокращения, посвящая по одному предложению общего характера тому, что требовало исчерпывающего обсуждения.
