— Какой он противный, этот фотограф. Приехал из Нью-Йорка.
Штумм помолчал, быстро оглядел висевшие в рамочках на стене благодарности.
— Сколько сейчас Алексу? Тринадцать? Четырнадцать?
— Четырнадцать.
— Так-так. — Вице-президент снова помолчал. — Думаю, мне надо проверить, как идут дела с «Диджител».
— Хорошо.
Штумм поджал свои тонкие губы и провел ладонью по редеющим волосам.
— «Диджител» очень важное дело, — тихо сказал он и внимательно посмотрел на Билла.
Экран монитора снова взорвался муравьями. Билл почувствовал, как они, кусаясь, ползут по его телу. Корм для муравьев.
— В прошлом году вы отлично уладили это дело, — сказал Штумм и посмотрел на документ, лежавший на столе перед Биллом. — Однако к нам начали поступать жалобы. Вам нужна помощь?
— Простите.
Биллу показалось, что он слышит свой голос как бы со стороны. Выйдя из офиса, он дошел до комнаты отдыха, где ополоснул лицо водой и прижался к прохладному кафелю стены.
В середине недели Билл начал принимать прозак, по двадцать миллиграммов в день. Капсулы были двухцветными — наполовину зелеными, наполовину желтыми.
— Ну наконец, — сказала Мелисса вечером того дня, усевшись перед туалетным столиком и протирая лицо лосьоном-тоником. Ватные шарики выглядели белыми снежинками на фоне растертого до яркой красноты лица. Она посмотрела на отражение Билла в зеркале, потом погрузила Q-образную лопатку в баночку с кремом, перенесла его на кончики пальцев и принялась втирать в нижние веки. Другой крем — бежевого цвета — лег в глубокие морщины в углах губ. — Сегодня так жарко, — пробурчала Мелисса. — Совсем не хочется готовить. Может быть, купим что-нибудь китайское или пойдем в «Марчелло»?
— Наконец — что? — спросил Билл, прижимая к носу платок. В воздухе висела мелкая цементная пыль, разлетавшаяся от только что установленного фонаря на первом этаже.
— Наконец тебе назначили какое-то лечение.
Билл уловил в голосе жены знакомые нотки. Мелисса всегда говорила с такими интонациями, когда думала, что ее обидели. Может быть, ее раздражала жара или ее собственное отражение в зеркале.
— Врач не сказал…
Зазвонил ближайший, расположенный в ванной, телефон; звон громовым эхом отражался от массивного стекла и кафеля. Мелисса вздрогнула.
— Я взял трубку, — сообщил Билл. — Алло… Алло, Дэвид… Я не могу.
Билл покосился на часы, стараясь разглядеть цифры в сумрачном свете полутемной ванной комнаты.
— Я знаю, что сегодня вторник… У меня нет времени сегодня вечером. Прошу прощения… Факс? Наш факс сломался. Да, я буду на работе завтра. В девять. Да, я могу послать вам е-мэйл. До свидания. Нет. До свидания, Дэвид.
Билл вернулся к постельнику в ногах кровати, где он сортировал журналы и каталоги, брошенные в почтовый ящик за последние несколько дней. Один за другим они издавали грохот, когда Билл швырял их в картонный ящик. Каждые несколько минут он сжимал себе руки, чтобы посмотреть, не уменьшается ли онемение, но пока единственным эффектом прозака была подступавшая к горлу тошнота. Билл заполнил два ящика. «Херрингтон», «Сигнале», «Перувиан коннекшн», «Хаус бьютифул», «Шарпер имидж», «Ньюсуик», «Эдди Бауэр», «Фабрикейшн», «Лэндс Энд», «Тайм», «ИнфоЭйдж», «Хаус энд энтикс», «Лайфстайл», «Фасинейшн», «Даун-Ист», «Аркитекчурал дайджест», «Энтик Уорлд», «Кантри Ливинг», «Бизнесуик», «Гарденерс эден», «Трафальгар», «Виктория», «Хорс энд Райдер», «Баллард дизайн», «МакУорлд», «Иллюминейшнс», «Тек энд спек».
— «Фабрикейшн» прислал нам на этой неделе целых два каталога.
— Мы выгодные покупатели.
— Они вернули нам деньги за то стеганое одеяло?
— Не знаю, посмотри последний листок «Визы».
— Эти деньги еще не могли появиться в счете. Они не прислали тебе слип или что-нибудь в этом роде, когда ты отправила одеяло назад?
— Нет. Впрочем, мне никогда не нравились такие одеяла. Не надо было его покупать.
— Что ты хочешь этим сказать? Мы говорили о нем, и оно нам очень понравилось. Обоим.
— Думаю, что оно не нравилось мне с самого начала.
— Тогда нам надо написать им, чтобы они перестали присылать нам каталог.
— Это невозможно. Они будут слать нам свой каталог до самой нашей смерти. И даже после. Элен Вульф каталог присылали еще целый год после ее смерти.
— Ты видела «Эдди Бауэр»?
— Прекрати, — огрызнулась Мелисса. — Прекрати. Если ты не замолчишь, я закричу.
— Я уже замолчал.
Она присыпала влажное лицо пудрой, чтобы убрать блеск.
— Мне кажется, что наша жизнь с середины июня превратилась в сплошное ожидание, — сказала Мелисса. — Когда это было? Двадцать четвертого июня? Или двадцать пятого? Кажется, это была среда. Да, среда двадцать пятого июня. Шесть недель назад.
Ее голос дрогнул, и Билл, оглянувшись, увидел в зеркале, что глаза Мелиссы полны слез. Она быстро промокнула их платком, а потом наложила немного охры на нижние веки и растерла ее мизинцами, чтобы скрыть темные тени под глазами.
— Давай куда-нибудь поедем. Когда ты поправишься. Нам с тобой это будет полезно. Нам надо попутешествовать. Прошу тебя, давай куда-нибудь съездим.
— Ш-ш-ш, — прошептал Билл. — Я не хочу, чтобы Алекс все это слышал.
Он приоткрыл дверь спальни и выглянул в холл. На балюстраде, ведущей к закрытой двери комнаты Алекса, лежал тонкий слой цементной пыли. Из динамиков телевизора раздался мужественный голос телеведущего: «…фонд реставрации Зала млекопитающих Смитсонианского музея…»
— Почему Алекс не должен это слышать? — спросила Мелисса. — Он твой сын и переживает за тебя. Он должен знать, что с тобой происходит. А ты знаешь, как и чем он живет? Ты же его почти не видишь. Он бросил фехтование. Теперь он играет в шахматы. Купил все партии Касиского, или как его там, и шахматный компьютер. — Она замолчала и наложила на щеки слой розовых румян. — Ты должен играть с ним. Ты что-нибудь понимаешь в шахматах? Как бы то ни было, ты все равно должен играть с ним.
— Я не умею играть в шахматы. Правда, когда-то в молодости умел.
— Что?
— Я научусь играть в шахматы. Просто в последнее время я завис на фехтовании.
— Какой ты смешной. — Она рассмеялась и всплеснула руками. Лицо ее смягчилось. — С каких это пор ты научился фехтовать? Иди за пиццей и возьми с собой Алекса. Надо вытащить его на улицу. Мальчик засиделся в своей комнате.
— Никто не сказал мне, что онемение пройдет, — сказал вдруг Билл, глядя в отраженное в зеркале лицо жены. — Никто не сказал, что это психическое заболевание, а ты говоришь со мной так, как будто болезнь существует только в моей голове.
Он замолчал, ожидая ответа, но Мелисса принялась массировать веки.
— Доктор Петров назначил новые исследования, я сегодня звонил в его офис. Значит, дело скорее всего не в психиатрии.
Билл положил пиджак на диван и подошел к окну. Плотные шторы были наполовину приспущены, и он плотно намотал шнур на левый указательный палец, наблюдая, как краснеет его кончик. Как странно, подумал он, что я не чувствую, как кровь приливает к пальцу. За его спиной щелкнул пульт, и телевизор смолк.
— Я когда-нибудь оглохну от этого ящика, — простонала Мелисса. Она вздохнула, и Билл услышал, как жена со свистом втянула в себя воздух. — Просто я рада, что ты принимаешь прозак, вот и все.
— Психиатр решил его попробовать, — вспылил Билл. — Он ничего не понимает, так же как и я. Может быть, что-нибудь и произойдет. Не знаю.
Он отвернулся от окна и увидел, что Мелисса, несмотря на усталость, выпрямилась на пуфе. Глаза их встретились в зеркале.
— Что такого, если это душевная болезнь? — мягко проговорила она. — Какая разница, ведь ты сможешь ее преодолеть.
— Я понимаю, что ты пытаешься мне доказать. Мне надо найти другого врача, хорошего невролога. Я должен это сделать и завтра же найду другого доктора. Мои врачи не могут сказать ничего определенного.
Он чихнул. «Эти проклятые фонари», — подумал Билл.
Мелисса продолжала пристально разглядывать его отражение в зеркале.
— Билл… — Голос ее был так вкрадчив, а интонации такими нежными, словно она обращалась с дорогой фарфоровой вазой в своем антикварном магазине. — Я начинаю думать, что у тебя какая-то… фактивная болезнь.
— Фактивная болезнь? — Он горько усмехнулся, — Ты хочешь сказать — фиктивная? По крайней мере произноси слова правильно.
— Нет, фактивная. — Она обернулась и посмотрела мужу в глаза. — Это психическое заболевание.
— Кто тебе это сказал? — спросил Билл. — Фактивная болезнь. Не Генри ли сделал это медицинское открытие?
— Мне не надо было тебе ничего говорить.
— Ты говорила обо мне с Генри? Я же просил тебя не делать этого! — Лицо Билла начало дергаться.
