— Святой отец, сэр, помогите! Отслужу… — выговорившемуся Джуду наконец стало легче, церковный воздух успокаивал, как он, дурак, забыл, что у бога на каждую тварь по горсти зерна в кармане…
— Подойди-ка, сын мой под благословение… — лицо священника сделалось очень внимательным.
Джуд приблизился… и упал, сотрясаемый спазмами.
— Так я и думал. Сын мой, ты влип в очень дурную историю. Я тебе не помогу. И никто в Бристоле тебе не поможет. И скорей всего никто в Англии… разве что ты разбудишь старика Мерлина. Может быть — не обещаю, но может быть — тебя вытащат экзорцисты в Риме или Сантьяго-ди-Компостелла. Шанс, что вместе с проклятьем ты расстанешься с жизнью — баш на баш, или да или нет. Как духовный отец, я советовал бы тебе каждодневно стараться молиться и просить Господа нашего о прощении. Как портовый капеллан скажу, плохи твои дела, парень. Не знаю, сколько ты проживёшь, но ни причастия ни исповеди тебе не видать, пока носишь альбатроса на шее. А умрёшь…
Священник не договорил, но Джуд и так всё понял. После смерти стать белой птицей и носиться над морем, заунывно крича. А потом — прямо к дьяволу в пекло…
Не прощаясь, Хамдрам повернулся и вышел из церкви. Мокрый ветер хлестал его по лицу. Будущее представлялось туманным, безрадостным и паршивым. Как теперь жить, куда податься, не везти же проклятие в дом к мамаше и малышне. Можно конечно прыгнуть вниз с мола или повеситься на собственном поясе, но помочь оно всё равно не поможет. …Можно выпить ещё рома и подумать о будущем завтра — в конце концов койка и выпивка обеспечены. Джуд потрогал натёртую верёвкой шею, стряхнул с груди червяка и направился к порту — назад в трактир.
Всю ночь его мучили кошмары. Будто он лежит на морском дне или валяется в шлюпке или скребёт стены, запертый в каменном мешке, умирает долго, очень долго — и никак не может расстаться с жизнью. Служанка, которая принесла утреннюю овсянку и пиво, покосилась на него странно. Заглянув в умывальный таз Джуд увидел, что стал седым, белёсым, словно чёртова птица..
В двери комнатки постучали. Гость — пузатый краснорожий детина, протянул лапу с порога:
— Хамфри Харлей, боцман с «Арабеллы». Дело к тебе, приятель. В рейс до мыса Доброй Надежды за чёрным товаром пойдёшь? Десять шиллингов в месяц, кормёжка добрая, если что — золотишка добудем или… (боцман блудливо подмигнул) — доля в добыче. Капитан Гэп — удачливый… капер.
Джуд чуть не подавился пивом. Вот и мечта к порогу пришла, да, как водится опоздала.
— Благодарю вас сэр за щедрое предложение, но не могу принять его.
Боцман сплюнул:
— Перекупили, суки! Сколько хочешь, приятель? Пятнадцать шиллингов? Двадцать?
Вместо ответа Джуд приподнял дохлого альбатроса. Волна вони прокатилась по комнатушке, боцман повёл носом, но стерпел:
— Так это… поэтому и берём. Эх ты, салага… если возишь на борту проклятого, значит точно вернёшься в гавань. По рукам?!
Недолго думая, Джуд хлопнул по широкой ладони боцмана. Взять под мышку сундук было делом минуты…
«Арабелла» и вправду была красива. Да, палубу не отдраивали до блеска, стволы пушек не натирали мелом, да и почистить сапоги матросы порой забывали, но зато все они щеголяли обновками — кто суконными куртками, а кто и бархатными камзолами на голую грудь. У кого-то из-за пояса торчали пистолеты, у кого-то сабли и кортики. Настоящий капер… вот только Джуду там не обрадовались. Вместо общего кубрика его гамак подвесили в крохотной кладовой, еду, словно офицеру какому приносили туда же, а делать не надо было почитай ничего, и в драку ни разу не брали. Матроса Хамдрама назначали смотрящим, чаще всего по ночам, когда в колыхании чёрноты было не разглядеть ни зги. Однажды в шторм приказали самолично вышибать у бочонка дно и лить масло в волны — Джуд испугался, не бросят ли самого в море, но обошлось. На обратном пути приставили караулить трюм, полный лепечущего и стонущего товара. Половина чернокожих отправилась в море вперёд ногами, таскать трупы Джуд подрядился добровольно — никакая зараза к нему не липла, а невольники при виде белого человека с дохлой птицей на шее, становились кротки, как голуби. Команда Хамдрама сторонилась — отчасти из-за зловония и червей (за год плаванья падаль не изменилась, словно чёртова альбатроса убили неделю назад) отчасти из-за «особого отношения». Унылый Джуд подозревал, что мог вообще отказаться от работы. Он пробовал заговаривать с парнями из команды, ставил выпивку в портовых кабаках, но ничего теплее «Привет, Хамдрам» не сумел добиться.
Единственное, что отравляло жизнь (не считая вечно зудящих груди и шее) были кошмары. С одной стороны все раны заживали легко и быстро, с другой Джуд подозревал, что вполне смертен, с третьей — живучесть и вправду обещала мучительную агонию, если придётся дохнуть от жажды или тонуть. Да, и шлюхи все до одной отказались иметь с ним дело, даже за золото. А брать силой вопящих рабынь Джуду было противно. По возвращении в Бристоль Хамдрам списался на берег обладателем небольшой но вполне существенной суммы — хватило и подновить гардероб и выпить и даже отправить кое-что в Ливерпуль мамаше и малышне. Рейд оказался удачным, «Арабелла» хорошо заработала и потеряла всего пятерых моряков. Поэтому, когда Джуд, отдохнув с недельку в знакомом «Отсоси у адмирала» начал думать, куда плыть дальше, сразу четыре судна захотели его на борт.
Так и пошло — Джуд мотался от корабля к кораблю, не старея и почти не меняясь. Долгим рейсам со временем он стал предпочитать плаванья вдоль побережья. Однажды ему повезло две недели скитаться по океану в шлюпке с бочонком воды и сумасшедшим плотником, и страх мучительной смерти навсегда отбил у Хамдрама любовь к дальним странствиям. Друзей у него так и не появилось — люди сторонились Джуда, словно проклятье передавалось касанием, как проказа. От скуки он выучился читать и писать и на Пасху и к Рождеству сочинял долгие письма матушке — навещать её Джуд отказывался, всякий раз под новым предлогом. Мэри Хамдрам отвечала, точнее диктовала ответы дядюшке Филу — старушке было уже под семьдесят, но ругалась она, как истинная торговка рыбой. Пару раз Джуд подумывал, а не добраться ли в самом деле до Рима, как советовал капеллан церкви святого Марка, но ни разу морские дороги не доводили его до стен Вечного города — то таможня не даст добро, то добыча богатая по пути встретится. Жизнь тянулась ни шатко ни валко, одиночество утомляло, деньги не радовали и даже несокрушимая крепость здоровья начала раздражать — с такой завистью косились колченогие дряхлые сверстники на стройного и плечистого, хотя и напрочь седого, сорокапятилетнего молодца.
…Рейд «Святого Брандана» ожидался самым обыкновенным. Полные трюмы тюков с шерстью, тридцать два человека команды, всего-то от Дублина в Лондон со склада на склад довезти товарец. Конец июля, время спокойное, бури редкость, харчей хватает, да и спешки никакой не должно быть. Команда прекрасно справлялась с несложными вахтами, Джуду даже не надо было трудиться — сидел себе на мешках в тенёчке, вырезал из вересковых корней заготовки для трубок или просто дремал. Запах дохлого альбатроса от жары становился острее, но Хамдраму было давно плевать и на падаль и на всех, кто вынужден её нюхать. Особенно часто ему хотелось плюнуть на молодого капитана О'Гэри. Этот говнюк был из тех, что заставит команду носовыми платками палубу вычищать, если заняться нечем. К Хамдраму он не придирался от греха подальше, остальных гонял как акула дельфинов. Не проходило и дня, чтобы кого-нибудь не секли, а уж зуботычины сыпались на команду, как из ведра. К тому же О'Гэри был скуп, как чёрт и способен был месяц изводить человека за разбитый кувшин или утопленное весло.
Особенно часто доставалось братьям Шепардам. Старший, Дуг, слыл хорошим матросом, выносливым, смирным и очень сильным. Младший, Роб — сущее недоразумение. Юнга из парня вышел как парус из носового платка. То уронит тарелку с супом, то забудет почистить капитанские сапоги, то заглядится на волны и утопит по рассеянности кисет доброго табака. Щуплый, тонкий, сероволосый парнишка походил скорее на мокрого воробья, чем на будущую грозу морей, да и выдержки ему не хватало. Во время порки Роб визжал, выл, и, случалось, плакал. А Дуг любую обиду переносил кротко, как ломовик-першерон — чем и доводил капитана О'Гэри до белого каления.
Повод для нынешней экзекуции был как водится высосан из адмиральской бочки. У старика О'Догерти пропала серьга. Золотая серьга кольцом, знак успеха и доблести моряка. Скорее всего у цацки разомкнулся замочек и она завалилась в какую-нибудь глухую щель, но О'Гэри, услыхав о пропаже заявил, что ему на борту хватает четвероногих крыс, а двуногие могут плыть на все четыре стороны. И приказал тащить на палубу матросские сундучки — мол, сейчас и посмотрим, а как пропажа найдётся, вор на месте получит свой рацион свежих линьков. Команду исполнили неохотно — на сундучки ни замков ни засовов не вешали и даже у распоследних ворюг хватало совести не запускать туда лапу. Боцман Йорген попробовал отговорить капитана — идти поперёк обычая значило провоцировать недовольство матросов. О'Гэри упёрся со всем ирландским упорством и приказал Дугу Шепарду обыскать вещи. Дуг отказался.
