Хотелось Андрею Шаманову увидеть своими глазами древних божков и богов людей племени Кволи-Газаров. Ведь ему придется создавать языческий храм на кайтёсовской Перыне, а там-то как раз и стояли боги не только русских язычников-новгородцев, но и кволи-газаров. Два родственных племени: русские перунцы и юги имели одних предков – антов. Поклонялись одним богам – земным и небесным.
Таню Волнорезову интересовала другая проблема – современное соболеводство. Богатые сапропелевые болота лежат в низинах районов Игола. Сапропель, или, в переводе с греческого, «гниющий ил», представляет собой осадок, который образовался на дне пресных озер из мелких растений, простейших животных организмов, а также почвенного перегноя. Сапропель содержит азот, фосфор, калий, известь, микроэлементы, некоторые витамины, антибиотики и биостимуляторы. Но, пожалуй, ценнее то, что в сапропелях содержится много витаминов. Они являются очень хорошей подкормкой для животных, птиц; высокоэффективным профилактическим средством в предупреждении анемии у соболей, лисиц; легочных и желудочно-кишечных заболеваний.
Когда вернутся Таня с Андреем в Улангай! Югана могла только догадаться, что не скоро. Радовало эвенкийку, что Таня с Андреем любят юганские урманы, реки, озера – любят таежный край и заботятся о нем.
2
Укатила весна невестой заезжей и под птичьи гимны, плеск речных волн устроила свой последний пир: посшибал молодой ветер многоцвет с черемухи, будто пух лебединый повыщипал, приуныла и осиротела рябина, потеряла калина свои кудри запашистые. И вот наступила нора-матушка, когда зачатием обменивалось все живое и позатаилось в заветных местах. Уже кедры шумят на ветру в полушепот, и сосны хвоистые теряют со стволов бронзу, перестарок коры, и ложится отслоенная золотистая «фольга» на землю с тихим шелестом, похрустом. Живи, зверь и птица, ласкай и множь молодую дичь таежную. Но опасайся в такое время живность урманов войны кровавой за пищу, борьбы междоусобной.
Первым поднял тревогу в Улангае Михаил Гаврилович Чарымов. Выпустил он корову с теленком пастись. А где пастись? Вода на Вас-Югане только колыхнулась на убыль, заливные луга лежат под водой. В такое время коровы пасутся на ближних заброшенных хлебных полях, которые давно позаросли разнотравьем. В полдень корова приходила к дому. Подоит Галина Трофимовна Красулю, теленочка попоит. Сосунок-то на выпас с матерью ходил с ершинной уздечкой – на толстом ремне-наморднике веер гвоздей колючих. Ткнется теленок пососать – кольнет материнское вымя разок, другой, и та отгоняет теленка от себя, не дается на подсос. Нынче не пришла в полдень корова. Отправился Михаил Гаврилович искать. Нашел он, выследил – не корову, а бугорок, позакиданный свежим мхом. Уложил медведь корову с теленочком рядом. Горе-то горем, а ведь обида, зло на разбой незаконный. Что делать? Трогать мясную кладовую у зверя старик не стал. Вернулся домой.
Узнала о случившемся Галина Трофимовна да в слезы ударилась. А что теперь плакать.
Пошел Михаил Гаврилович к Югане. Ребята в эту пору на рыбалке были. Рассказал дед Чарымов эвенкийке, что ухайдакал медведь корову с теленком. Посоветовала Югана:
– Плыви, Чарым, на обласе к Ершовой Гриве. Там ребята фитили на щук ставили, рыбачат. Зови Орлана и Карыша. Ургек и Таян пусть остаются и промышляют рыбу.
Ребята рыбачили в трех верстах от Улангая на заливном озере. Сети-режевки на карасей стояли у них в истоке, глубоком месте, а фитили, или, как их еще называют, вентеря, порасставлены были по травянистым отмелям.
На осиновом взгорке у братьев разбит стан. Дымит полупритухший костер. Этот дымок хорошо приметен с улангаевского крутоярья. На обласе туда и обратно можно обернуться старику Чарымову часа за два.
Югана проводила Михаила Гавриловича до берега и вернулась домой. Надо эвенкийке сходить за деревню, в ту сторону, где расположена заброшенная звероферма. Там, за этой пустующей фермой, растет кедрач, и там Югана позовет к себе главного духа тайги и поговорит с ним: спросит, почему он решил отдать корову с теленком медведю на съедение. Разве мало в урмане лосей, оленей. Корова живет для человека, большой грех трогать ее зверю. И уже после разговора с главным духом, имя которого никогда нельзя произносить вслух, Югане станет понятно, что делать с медведем, ограбившим деда Чарымова, – убить или оставить жить.
Вскинула Югана на плечи крошни с кыном, берестяным кузовком, поправила заплечные ремни, застегнула на груди пряжку и пошла по береговой тропе на окраину селения. Идти совсем недалеко. Можно пересказать, что лежит в кыне за плечами у Юганы. Хоть и грешно об этом говорить кому-то постороннему, но страшной беды нет.
Есть у Юганы около дома специальный амбар: там «живут» куклы, образины могучих покровителей охотников-промысловиков. А в кыне лежат пока четыре идола-бога не особенно высокого ранга. Можно их всех перечислить: это Тайгам, старший из четырех; потом, ниже по служебной лестнице, идет Каннатьюг, по-русски – крылатый; ну и остальные – Тюр-Кизи, дух-человек переднего угла; Кулунак, сын Ульгеня, хранителя человеческого жилья. Прихватила Югана всех этих духов-богов разных чинов, потому что вдруг главный дух урманов будет глухой или ленивый после жирной еды, случается и такое. Вот тогда-то со своими доморощенными богами Югана проще простого договорится, и уже потом можно смело выходить промышлять медведя, если разрешат духи.
– Хо, Большой Кедр! У тебя на макушке вила гайно всезнающая, стрекотливая белка, – обратилась Югана к могучему кедру, у которого корявые корни уходили в землю ужами, сказочными лапами. Разговаривала эвенкийка с кедром на родном языке. Вокруг обожествленного дерева была чистовинка, поляна. Югана вынула из кына своих богов, поставила к толстому ветвистому корню. – На твоих вершинных сучьях часто отдыхал всезнающий ворон; кедровка-орешница жировала у тебя осенью; соболь-мурлыка дупло искал… Перескажи, Кедр, ветру слова Юганы на лесном языке, и пусть он унесет их в уши великому духу урманов.
Было тихо. Даже паутина, ажурная сеть в обхват человеческих рук, на ближнем посохшем кусту не шелохнется. Замерли кедры, и не вздрогнет на них ни единая хвоинка – штиль.
– Хо-хо! – крикнула Югана во весь голос. – Ветер, друг огня, крыло богов, нынче пошто отдыхает? Если ты слушаешь, Дух Урмана, голос Юганы, женщины племени Кедра, – отзовись!
Сегодня, как на беду, лес ответил молчанием. Если бы эхо отчетливо повторило голос старой эвенкийки, то это означало бы, что дух урманов согласен поговорить с Юганой. Кто знает, засомневалась было эвенкийка, может, в образе медведя был сам дух урманов, и сейчас он, после сытной еды, спит. Хотя тут у Юганы есть большое сомнение, даже подозрение: дело в том, что у коровы вырвано и съедено в первую очередь вымя, а у теленка загрыз на ляжке. Об этом сказал Югане Михаил Гаврилович. Дух урманов не ест груди женщины, вымя коровы, лосихи или оленихи. Великий грех богам тайги съедать то, чем кормят детей. Так что выходит одно: корову задрал прокудливый медведь. Теперь остается один выход: надо говорить, советоваться со своими четырьмя богами, которых поставила она только что около кедрового корня рядом с собой. Свои, домашние, боги-идолы всегда с вниманием слушают эвенкийку и помогают ей в промысле. Не станет же Югана каждому божку-идолу по отдельности просьбу излагать – пусть слушают сразу все вчетвером.
Югана вытащила из кармана кусочек сушеного лосиного мяса с грудинки, ткнула им в губы Тайгама и положила ему жертву под ноги, потом коротко изложила свою просьбу:
– Тайгам, сын Тайгеты – богини бездонных ущелий, пропастей и дебрей таежных. Раньше мужья проклятых женщин приносили тебе в жертву хилых детей и уродов. Нынче дает Югана Тайгаму в жертву кусок жирного лосиного мяса. Пусть Тайгам поднимется высоко в небо и посмотрит, где спит медведь с большим, сытым животом.
Вот и весь разговор с божком Тайгамом. Теперь Югана ждет, когда душа Тайгама облетит урманы и разыщет жадного, прожорливого медведя. А пока старая эвенкийка неторопливо закурила трубку, перед этим каждому божку дала по щепотке табака. Все боги и божки-идолы тоже любят, как и люди, курить табак, нюхать. Сидит Югана на горбатом кедровом корне и посматривает на Тайгама. Двуглавый деревянный идол Тайгам вырезан из кедрового полена. У него вместо глаз прозрачные стеклянные пуговки, отрезанные от старой кофты. Одна голова, по эвенкийскому поверью, считается головой священного бубна; вторая голова – всезнающего, всемогущего шамана.
Может быть, жук-падальщик, почуяв мясо, подобрался к божку-идолу, а может быть, в горсточке мха, которую положила Югана к ногам божка для устойчивости, зашевелилась случайно попавшая гусеница короеда. Кусочек жертвенного мяса слегка перевернулся. Душа Тайгама, значит, снова вернулась в тело своего хозяина, облетев перед этим весь ближний урман.
