Ознакомительная версия.
— Ха! — возмутилась Саванна. — А почему, по-твоему, я тебе его подвела? Он самый послушный конь, какого только можно себе вообразить! Да он шага неосторожного под седлом не ступит!
— Нет, он горячился, — уперся я.
— Вот что значит новичок, — поддела она. — Но пусть ты даже не прав, я тронута, что ты до сих пор все помнишь.
Игривая живость Саванны разбудила во мне самые волнующие воспоминания.
— Конечно, помню, — сказал я. — То были самые счастливые дни моей жизни. Я их никогда не забуду. — За спиной Саванны я видел, как ретривер бродит по пастбищу. — Может, поэтому я до сих пор не женился.
Уверенность в ее взгляде пропала.
— Я тоже помню те дни, — сказала она.
— Вот как?
— Конечно. Не хочешь — не верь, но это правда. Сказанное повисло в воздухе незримой тяжестью.
— Ты счастлива, Саванна? — помолчав, спросил я. Она криво улыбнулась:
— В основном — да. А ты?
— Не знаю, — ответил я. Саванна снова засмеялась:
— Твой любимый ответ! У тебя просто рефлекс какой-то выработался. И давно. Почему ты не спросишь напрямик, о чем приехал спросить?
— И о чем же, по-твоему, я приехал спросить?
— Люблю я мужа или нет. Разве не так? — спросила она, отворачиваясь.
На секунду я онемел, но не мог не признать, что женский инстинкт пострашнее детектора лжи. Именно за этим я и приехал.
— Да, — ответила она, снова прочитав мои мысли. — Я люблю его.
Искренность, в которой трудно было усомниться, больно задела меня, но не успел я обидеться, как Саванна спросила:
— Ты сегодня ужинал?
Я все еще переваривал услышанное и машинально ответил:
— Нет. Вообще-то я не завтракал и не обедал. Саванна покачала головой.
— У меня оставалось тушеное мясо. У тебя хватит времени поужинать?
Я снова подумал о ее муже, но согласился:
— Спасибо, с удовольствием.
Мы направились к дому и остановились перед крыльцом, где были выставлены в ряд несколько пар видавших виды ковбойских сапог, перепачканных землей. Саванна взяла меня за руку — очень естественно и легко — и держалась за нее, чтобы не потерять равновесия, пока стягивала свои сапоги. Возможно, именно ее прикосновение придало мне смелости долго смотреть на нее. Я любовался ее загадочностью и зрелой женственностью, которые всегда придавали Саванне особенную привлекательность, но от меня не укрылись затаенная печаль и некоторая замкнутость. Мне, с моим раненым сердцем, такой Саванна казалась еще прекраснее.
Маленькая кухня оказалась именно такой, какие бывают в старых домах, переживших десяток ремонтов за последние сто лет: вытертый линолеум, который уже закручивается у стен, простые белые шкафы без каких-либо украшений, с толстыми от множества слоев краски дверцами, и раковина из нержавеющей стали, укрепленная под окном с ветхой деревянной рамой, которую давно пора заменить. Картину довершали кухонный стол с потрескавшейся столешницей и дровяная печь, ровесница дома, занимавшая полкухни. Впрочем, на фоне старины глаз кое-где отмечал вкрапления прогресса: рядом с раковиной красовались большой холодильник и посудомоечная машина, на которой по диагонали стояла микроволновка и начатая бутылка красного вина. Словом, здешняя обстановка чем-то напоминала папину кухню.
Открыв кухонный шкафчик, Саванна достала бокал.
— Хочешь вина?
Я покачал головой:
— Не люблю вино.
К моему удивлению, она не убрала бокал на место, а потянулась за начатой бутылкой и налила вина себе. Поставив бокал на стол, она присела.
Я тоже сел. Саванна отпила вина.
— Ты изменилась, — не удержался я.
— Многое изменилось с тех пор, как мы в последний раз виделись, — пожала она плечами и поставила бокал на стол. Когда Саванна заговорила снова, ее голос звучал тише. — Никогда не думала, что стану одной из тех, кто по вечерам глушит красненькое, уставившись в пустоту поверх стакана, однако вот тебе факт — стала.
Она принялась вращать бокал на столе. Я не знал, что и думать.
— Знаешь, забавная штука, — начала она. — Мне не все равно, что пить. Когда я выпила свой первый бокал, то не знала, хорошее вино или плохое. Теперь я стала разборчивой покупательницей.
Я уже не узнавал женщину, сидевшую передо мной.
— Не пойми меня превратно, — продолжала она. — Я помню, чему меня учили родители, и редко пью больше одного бокала перед сном. Но раз сам Иисус претворил воду в вино, я рассудила, что в этом нет большого греха.
Я улыбнулся этому силлогизму, сознавая, как несправедливо сравнивать нынешнюю Саванну с прежней. Можно подумать, над кем-нибудь время не властно.
— Я ни о чем не спрашиваю.
— Но тебе же интересно!
Некоторое время тишину нарушало лишь негромкое гудение холодильника.
— Мне очень жаль твоего папу, — сказала Саванна, ведя пальцем по трещине на столешнице. — Правда, жаль. Не могу тебе передать, сколько раз я вспоминала о нем в последние годы.
— Спасибо, — сказал я.
Саванна снова принялась вертеть бокал, пристально глядя на поднявшийся внутри маленький рубиновый водоворот.
— Хочешь поговорить о нем? — спросила она.
Вот уж в чем я не был уверен, однако сейчас, на этой старой кухне, слова находились удивительно легко. Я рассказал о первом и втором папиных инфарктах, о том, как проводил с ним отпуска, о нашей растущей дружбе и совместных прогулках, которые в конце концов пришлось прекратить. Я говорил о последних днях, проведенных с отцом, и о мучительных сборах в лечебницу. Когда я описывал похороны и нашу фотографию, найденную в конверте вместе с завещанием, Саванна взяла меня за руку.
— Хорошо, что снимок сохранился, но вообще я не удивлена.
— А я удивился, — признался я.
Саванна рассмеялась, и от ее смеха мне стало легче.
— Жаль, я не знала. А то бы приехала на похороны.
— Церемония получилась не особенно пышной…
— Этого и не нужно. Он был твоим отцом, вот что важно. Поколебавшись, она отпустила мою руку и отпила новый глоток вина.
— Ну что, готов ужинать?
— Не знаю, — машинально ответил я и покраснел, вспомнив ее замечание.
Саванна склонилась ко мне с широкой улыбкой:
— Может, я разогрею мясо и посмотрим, что из этого выйдет?
— А оно съедобное? — не удержался я. — Помнится, за время нашего знакомства ты ни словом не обмолвилась, что умеешь готовить.
— Старинный фамильный рецепт, — притворно возмутилась Саванна. — Ну ладно, ладно, это мама готовила. Вчера принесла.
— Правду не скроешь, — важно произнес я.
— Да, забавные законы у этой правды, — согласилась Саванна. — Всегда-то она открывается.
Она встала, распахнула холодильник и нагнулась, высматривая что-то на полках. Мне не давал покоя вопрос, куда подевался ее муж, раз обручальное кольцо по-прежнему на пальце. Наконец Саванна вытянула из белых недр пластиковый контейнер, щедро положила мяса в стеклянную миску и поставила в микроволновку.
— К мясу тебе чего? Может, хлеба с маслом?
— Спасибо, было бы здорово, — отозвался я.
Через минуту еда уже стояла передо мной, и поднимавшийся аромат разбудил во мне зверский голод. К моему удивлению, Саванна вновь села на свое место и взялась за бокал.
— Ты разве не будешь есть?
— Я не голодна, — был ответ. — Я вообще в последнее время мало ем.
Она отпила глоток, как раз когда я проглотил первый кусок тушеного мяса, поэтому я не поинтересовался, по какой, собственно, причине такие строгости.
— Ты права, — признал я вместо этого. — Очень вкусно.
Она улыбнулась:
— Мама хорошо готовит. По логике вещей, мне полагалось это перенять, но я всегда была слишком занята. В юности — сплошная учеба, теперь — один сплошной ремонт. — Она указала на гостиную: — Дом-то старый. Может, так и не скажешь, но за два года мы проделали прорву работы.
— Дом очень красивый.
— Ты хвалишь из вежливости, но все равно спасибо, — отозвалась Саванна. — Ты просто не видел, что тут было, когда мы переехали. Настоящий хлев! В первую очередь требовалась новая крыша, но никто даже не вспомнил о ней, когда затевали ремонт. Крыша — синоним дома, и у нас как-то в голове не укладывалось, что ее периодически надо перекрывать. Почти все, что пришлось делать, стало для нас полной неожиданностью. Тепловые пушки, стеклопакеты, замена деревянных балок, источенных термитами, — словом, работали с утра до вечера. — На лице Саванны появилось мечтательное выражение. — Почти все делали своими руками. Конечно, здесь нужны новые шкафы и пол, но когда мы въехали, в гостиной и спальне во время дождя лужи стояли! Что оставалось делать? Пришлось выбирать. Первым делом сорвали старую кровельную дранку. Солнце жарит вовсю, температура под сорок, а я стою на крыше с лопатой и отдираю дранку. Все руки были в мозолях. Но, понимаешь, все это казалось правильным: два человека в начале своего пути вместе подновляют общее гнездо. В этом было такое… единение, что ли. Также и с полом в гостиной. На то, чтобы засыпать его песком и выровнять, ушло недели две. Мы его покрасили, покрыли лаком и наконец прошлись по новому полу с чувством, что заложили фундамент нашей будущей жизни.
Ознакомительная версия.
