Ознакомительная версия.
Все начали хлопать. Лариса тоже аплодировала и улыбалась.
Нет, этого просто не могло быть! Откуда взялся Комаровский? Как он стал главным редактором? Как такое вообще возможно? У Игоря перед глазами плясали мухи. Регина Ромуальдовна, оказавшаяся рядом, вывела его за дверь, воспользовавшись тем, что к Комаровскому все подходили, жали руку, поздравляли. Игорь доплелся до туалета, где его вырвало.
Он вышел на улицу подышать. Постоял на ступеньках и поехал домой, на метро. Доплелся до дома и упал на кровать. Даже не слышал, как вернулась жена.
Утром зазвонил телефон – подошла Лариса и передала ему трубку. Звонил Комаровский.
– Старик, ты куда пропал вчера? Я хотел пригласить вас с Ларисой к нам в гости. Ты прости, что я исчез так надолго. Сам понимаешь… Приходите в субботу, посидим. Маше рожать через два месяца, тогда не до гостей будет.
– Куда? На Сокол? – выдавил из себя Игорь.
– Нет, мы там ремонт затеяли. На Тверскую. Лариса адрес знает. Ждем!
Игорь положил трубку и замер.
– Ты чего? Ты завтракал? Яичницу тебе пожарить? – спросила Лариса.
– Нет. Комаровский позвал в гости.
– Да, я знаю. Поедем?
– Нет, не хочу. Ты знала, что он станет главным?
– Знала.
– Почему мне не сказала?
Лариса пожала плечами.
– Он позвал на Тверскую.
– Да, это бывшая квартира Надежды.
– Почему он стал главным?
– Бывший тесть помог. В память о дочери…
– То есть Сашка все правильно рассчитал… Теперь у него и место под солнцем, и квартира на Тверской. Плюс дача на Соколе.
Лариса не ответила.
– А откуда взялась Машенька?
– Она чудесная! Совсем девочка.
– Это я понял.
– Она из очень хорошей семьи. Новый тесть Саши – генерал.
– Кто бы сомневался…
– Она хорошая девочка. Очень переживает. Первая беременность… Ей страшно. Саша очень за нее беспокоится. Он будет замечательным отцом!
– Кто бы сомневался… Это же Комаровский.
– Ты не сможешь с ним работать, да?
– Не смогу.
– Он тоже так мне сказал. Но ты не волнуйся, я сказала, что ты почти закончил роман.
– Зачем?
– Не знаю… Мне показалось, что ты от меня этого ждал.
Игорь больше не писал. И ему было хорошо. Жизнь шла спокойно и тоскливо. Утро, вечер. Вечер, утро. Опять вечер. И он думал, что так будет и дальше. Успокоился. Лариса, дети, дача по выходным. Игорь даже начал поливать помидоры и находил в этом удовольствие. От Ларисы он узнал, что Машенька родила чудесную дочку. Сейчас в Малаховке, где дача ее родителей. Звали в гости. Саша передавал приветы.
Игорь Комаровскому не звонил – не хотел с ним разговаривать. Отрезал, раз и навсегда отрезал бывшего друга. Точно так же он раз и навсегда отрезал отца. Вычеркнул. Замарал жирно, наверняка, чтобы даже следа не осталось. Продрать бумагу ручкой, «замалевать» – как говорили в школе.
Игорь прекрасно помнил, как разбирал ящик письменного стола – Лариса настояла. Он категорически запретил ей выбрасывать бумаги. Она уступила, как уступила подросшим сыновьям – те тоже заваливали ящики выдранными из тетрадей листками, шпаргалками, записями. И, конечно, все было нужно. Лариса устраивала генеральную уборку под Новый год и на майские праздники. Заставляла сыновей выгребать мусор из ящиков. Игорю тоже было велено «разобрать стол», без разговоров.
Игорь вяло пересматривал записи, наброски и с уборкой продвигался вяло. На самом дне ящика валялся сложенный вдвое листок – почерк не его: телефон, имя – Анфиса Ивановна. Игорь даже улыбнулся: Анфиса Ивановна, это же надо!.. И кто такая? Он застыл с запиской в руках, пытаясь вспомнить, откуда она у него взялась. Но если лежит в ящике – значит, точно его бумажка. Почерк вроде бы знакомый. Да, точно знакомый. Ну, конечно! Только у Комаровского могут быть такие завитушки над заглавными буквами. Каллиграфический почерк. Его всегда в пример ставили в школе, будь он неладен. Игорь писал как курица лапой – по-другому не скажешь, – держал ручку четырьмя пальцами, средний укладывался тоже сверху, за что его ругали мать и учительница. Но не переучили. Уже в старших классах русичка отказывалась читать его сочинения – «глаза сломаешь, это неуважение к учителю, да как ты жить будешь с таким почерком…».
Игорь уставился на бумажку – ну, и кто такая Анфиса Ивановна, телефон которой записал Сашка? Хоть убей – не помнит. Звонить Комаровскому, спрашивать? Да ну его! Игорь быстро разобрал ящики – вытащил все из верхних и запихал в нижний. «Потом закончу…»
Ночь он спал плохо. Беспокойно, что ли. Вроде как в полудреме. Теперь это случалось часто. А если проваливался в сон – то обязательно виделся кошмар, хоть не засыпай!
Этой ночью он тоже мучился, ворочался, вставал, ходил в туалет, открывал и закрывал форточку на кухне, пока Лариса на него не прикрикнула:
– Ты дашь мне поспать? Хватит ходить уже!
Игорь послушно лег и старался не двигаться. Очень хотелось покашлять, чихнуть, высморкаться, но он боролся, терпел – Лариса бы его точно прибила. Хотя что значит «прибила»? Опять из детства, про мать. «Мать меня прибьет», – говорили ребята в школе, если не хотели лезть через забор и драть штаны. «Мать меня прибьет» – аргумент железобетонный, на все случаи жизни. Игорь тоже говорил: «Мать меня прибьет», хотя представить этого не мог. Или вот сейчас: Лариса, как она может его прибить?
Не выдержав неравной борьбы с желанием кашлянуть, шевельнуться, встать попить водички, Игорь уснул.
Проснулся, как выдернули – он вспомнил: Сашка давал ему номер телефона этой Анфисы Ивановны, когда Игорь спросил про отца. Отец исчез, будто его и не было. Сашка знал, где он, и дал телефон.
Игорь тут же вспомнил ту сцену на улице: его отец в обществе какой-то отчаянно молодящейся пошлой тетки ест мороженое и мерзко хихикает. Что ж, раз он хотел иметь рядом такую грудастую Анфису, то так ему и надо. И где он теперь живет? Игорь представил себе засранную квартирку, пропитанную запахом дешевых духов. Отец, который наверняка пьет. А как не пить от такой жизни? Жив, поди. Что с ним сделается? Если бы помер, так Анфиса эта позвонила бы, сообщила. Или если бы оказался в больнице, тоже нашли бы по прописке. Значит, отцу ничего не нужно. Ни единственный сын, ни память о покойной жене. Наверняка Анфиса эта настояла.
Еще два дня Игорь боролся с собой, с собственной памятью, с детскими обидами, жалостью к себе, эгоизмом и острым желанием убедиться в том, что его отец живет плохо, в дрянной квартире, с пошлой женщиной, пьет беспробудно. Вот и правильно! Столько лет над матерью издевался… Расплатился. Отольются кошке мышкины слезки! – мать так всегда говорила. Она верила в неминуемую расплату, в высшую справедливость. Игорь не верил, но сейчас заранее радовался, ликовал – пусть отцу будет так же плохо, как было плохо все эти годы матери. Пусть на собственной шкуре узнает, каково это. Пусть сдохнет на грязной постели. Или нашел себе очередную дуру, которая ему рубашки наглаживает? Ведь весь шкаф выгреб – все рубашки вынес, все вещи, вплоть до любимой чашки. Ничего не оставил. Уходил навсегда. Ну и пусть! Позвонить ему, что ли? Хоть бы раз сам позвонил – спросил бы, как дела? Нет, ему и дела нет!
Надо позвонить, узнать. Надо. Кому надо? Ему, Игорю, не надо. Ларисе не надо. Детям, которые про дедушку знать не знали, – не надо. Или позвонить? Приехать, посмотреть – каково ему там? Насладиться местью. Или не звонить, не теребить, не тормошить? Жить спокойно. Вдруг отец денег попросит? А денег нет, самим не хватает. Может, с Ларисой посоветоваться? Но она точно скажет, что надо ехать – с Сашкой же она общалась. Про его Машеньку все знала. Лариса такая – будет молчать, пока не спросишь. А он и не спрашивал. Вдруг она и эту Анфису прекрасно знает? Нет, не может быть. Ларисе он ничего про отца не говорил. Так звонить или нет?
У Игоря на нервной почве открылась экзема – чесались локти и ноги. Выступили мокнущие, саднящие язвы. Он уже знал: пока не выяснит точно – экзема не пройдет. Так с детства было.
– Анфиса Ивановна? – строгим голосом спросил он.
Чего ему стоило набрать номер – никто не знал. Руки были мокрые, он сжимал трубку изо всех сил, чтобы не выронить. И трубка тоже была мокрая.
– Да, – ответил женский голос, и вовсе не пошлый, не развязный, а даже вежливый и приятный.
– Это из инспекции. Сверяем адреса, – зачем-то начал врать Игорь. – Продиктуйте ваш полный адрес.
Он правильно рассчитал – Анфиса оказалась полной дурой. Не стала спрашивать, из какой инспекции, и послушно продиктовала адрес, который Игорь записал на той же бумажке, карябая под каллиграфическим почерком Комаровского.
Теперь у него был адрес. Так ехать или не ехать? Предупредить? Или заявиться внезапно? Надо было сказать, что он сын. Тогда бы сразу стало понятно настроение.
Может, с Ларисой посоветоваться? Зачем? В конце концов, это его отец. При чем тут Лариса? Игорь решил заявиться без предупреждения. Тортик покупать? А цветы? Зачем цветы? Этой Анфисе? А тортик – отцу? Который изменял жене? Сколько лет, интересно, он изменял? А мать знала? Или догадывалась? Нет, точно не догадывалась. Игорь не помнил ни одного скандала. Значит, отец изменял умело. Что ж за женщина, что согласилась его принять со всеми потрохами? Да с ним же невозможно жить!
Ознакомительная версия.
