– Пюре, что ли? – невесело обвел глазами решетку Саша. – Это ж как через сито…
– Держи. – Вера стала просовывать через решетку прозрачную трубочку капельницы.
– Это на фига? Ну, то есть зачем? – нахмурился Саша, допрыгнув до конца трубки и потянув ее к себе.
– Это ты сейчас бульончик так пить будешь. Вкусный сварила, куриный, – объясняла Вера. – Бульон – это очень хорошо, он питательный и жидкий. Поэтому его больным дают. Можно очень долгое время жить на бульоне и не умирать ни от голода, ни от жажды. Нам об этом даже в институте рассказывали. И мама меня поила бульоном, когда я болела…
Если бы кто-то сейчас подошел к Вере на улице, она попала бы в неловкую ситуацию. Она лежала в траве, растянувшись во весь рост, на животе и вытянувшаяся в струнку, словно стремящаяся просочиться в это маленькое оконце у самой земли. Рядом стояла двухлитровая банка с бульоном.
Но была ночь и ни души вокруг. Только полную луну укачивали быстро бегущие тучи.
Саша взял кончик трубки в рот и стал тянуть бульон, жадно глотая.
– Течет? – поинтересовалась Вера.
– Ага, – подтвердил он.
Вера подперла одной рукой голову и смотрела на это с улыбкой.
– Ну вот, я теперь всегда рядом, – прошептала она. – Если не прогонишь…
– Какой прогоню?! – прервался на мгновение Саша и тут же возобновил процесс питания.
– Ешь, ешь… Вот ты скоро выйдешь… не отсюда, а вообще, я имею в виду. И мы уедем, да? И будем спокойно жить, чтобы этого всего не было… – мечтательно шептала девушка. – Потом еще смеяться будем, что так познакомились. Ну, детям, конечно, не расскажем.
Саша усмехнулся и чуть было не захлебнулся. Покашлял.
– Сашенька, осторожно…
– Само собой, уедем, – кивнул он. – Только сначала я начальника местного урою…
День был в разгаре. В распахнутые окна медсанчасти проникал гомон поселка.
Вера сполоснула чашки под краном, потом вытерла руки и огляделась в поисках занятия. Подошла к шкафу, подставила стул, забралась и стащила вниз пыльную коробку. Открыла ее и выудила старые настенные часы. Неловко покрутила их в руках, прислушалась, не тикают ли, потрясла хорошенько, проверила снова. Открыла заднюю крышку и принялась что-то колупать – скорее для порядка, чем в надежде починить.
С улицы донеслось приглушенное покашливание. Вера в надежде подняла голову, но тут же успокоилась: над подоконником торчала голова Виталика.
– Здравствуйте, – кивнула она без энтузиазма.
Виталик вместо приветствия ловко подтянулся на руках и запрыгнул через окно в кабинет.
– Для этого есть дверь, – напомнила Вера.
– Нам, ворам, через окно приятней, – ответил Виталик. – Что делаешь?
Вера молча указала на часы. Она смотрела на Виталика со скрытым неудовольствием, и, судя по его ухмылочке, он это ощущал.
– Дай сюда. – Он взял часы, сел за стол и начал сам что-то делать. Вера смотрела на него выжидательно.
– Шел мимо, дай, думаю, загляну, поворкую. – Виталик посмотрел на нее в ожидании ответа, но Вера молчала. – Не скучно тебе тут?
– Вы уже спрашивали. Я тут работаю.
– Может, внимание чье требуется? – хитро взглянул Виталик.
– Излишнее внимание приводит обычно к необратимым последствиям, – усмехнулась Вера.
– Ну тебе видней. Сложно говоришь…
– А вы что, часовых дел мастер?
– Ну, что я мастер, это по-любому. А каких дел – это ты сама можешь проверить… хочешь?
– Не уверена, – фыркнула Вера.
Она как раз проходила мимо него к шкафу, когда рука Виталика резко опустилась и ущипнула ее за попу. Вера развернулась, отступив на шаг, в гневе:
– Виталий, а вот руки распускать не нужно.
– Ну-ну, что ты. Это так… – лыбился он.
– «Так» не надо.
– Неприступная? – сощурился Виталик, смерил ее пренебрежительным взглядом и вернулся к часовому механизму.
– Вот именно.
– А Сашка ша-астает… – протянул тот невзначай, пошарил в кармане и выудил оттуда Сашину зажигалку. Вера посмотрела на тумбочку, где видела ее в прошлый раз. Там, естественно, было пусто. Виталик спрятал зажигалку обратно в карман. – Ай-яй-яй, нехорошо. Неувязочка в показаниях, гражданка Вера.
Вера застыла.
– Мне кажется, вам пора идти, – прохладно посоветовала она.
– Это тебе пора идти. За меня. Иди за меня, Вера, – паясничал Виталик. – Штампа в паспорте не обещаю – нету его, паспорта. А вот теплую коечку – как не хрен делать. А?
– Перестаньте юродствовать.
– Кого уродствовать? Это я, что ли, урод? – разозлился Виталик. – Ну-ну…
Он встал и направился к Вере, вальяжно, с угрозой, хоть и прихрамывая. Вера отступала, поглядывая в поисках чего потяжелей:
– Перестаньте, Виталий, еще шаг, и я закричу. Все поселение сбежится.
– Кричать пока рано, – зашептал он. – Потом будешь, и кричать, и стонать. И еще просить.
Он прижал ее к столу так, что она почти села на столешницу, и дышал в лицо.
– Что, Сане можно, а мне нельзя? Его обслуживаешь, а меня не хочешь? Какая тебе разница? А если пискнешь – придется под всем поселением полежать. Думаешь, так просто проканает? Хочешь всех сразу, шлюха подзаборная?
Он попытался обслюнявить ее губы поцелуем, но Вера изловчилась, схватила часы, забытые на столе, и огрела его по голове.
– Ах ты, тварь поганая! – Он залепил ей пощечину, так, что она отлетела. Но часы из рук не выпустила. Виталик завис над ней. Из рассеченного места на его голове побежала тоненькая струйка крови.
– Ты мне еще ответишь. Живого места не останется, – прошипел он, зажав рану ладонью. Потом отошел к раковине и стал смывать кровь. Вера поднялась на ноги, держа часы как оружие. Виталик вдруг изменил настрой и ухмыльнулся ей:
– Люблю таких. Настоящая сучка. Упеку вот твоего хахаля еще раз в ШИЗО, его на зону кинут. Вот и покувыркаемся. Да, сладенькая?
Вера смотрела на него с омерзением. Виталик послал ей издевательски воздушный поцелуй и ушел так же через окно. Дрожащая девушка перевела взгляд на часы. Минутная стрелка с щелканьем перескочила на следующее деление.
Вера наигрывала на гитаре веселую мелодию, сидя на окне.
Антонина Сергеевна сидела на стуле, натирая мазью свои варикозные ноги, и поглядывала на Веру удовлетворенно:
– Ну слава богу, улыбаешься. А то всю неделю как туча.
Вера улыбнулась, поглядывая на висящие теперь на стене часы.
Стрелки ползли к двенадцати. Девушка соскользнула с подоконника, поставила в угол гитару. Покормила рыбок в аквариуме.
Взглянула на себя в зеркало, начала переплетать косу.
– Как отец? – допытывалась Антонина.
Вера пожала плечами.
– Может, помиритесь?
– Антонина Сергеевна… Человек сам решает, как ему жить. Я же ему не объясню…
– Вот уж седина в бороду. Катя эта его с Ленкой моей в одном классе училась. Вот такую помню, – показала она рукой. – Пешком под стол ходила.
Вера ловко заплела волосы и снова посмотрела на часы. Был полдень.
– Пойду я погуляю…
– Куда собралась?
– Да просто, – ответила Вера как можно беспечнее. – В теплицы загляну.
– Ну иди. К баракам ни ногой.
– Я и не думала, – улыбнулась Вера и вышла за дверь.
Ее лицо излучало предвкушение. Она сошла со ступенек и, вместо того чтобы перейти через двор, шмыгнула за угол, в тот укромный уголок, заросший бурьяном, что располагался за ржавой бочкой, полной дождевой воды. Присела на корточки и стала ждать. На лице блуждала улыбка, и девушка часто выглядывала из-за бочки во двор в нетерпении.
Лопухи с другой стороны зашевелились, Вера вздрогнула. И тут же кинулась на шею Саше. Они долго целовались. Потом просто сидели, прижавшись друг к другу, потом смотрели в глаза друг другу. И все без слов.
Наконец Саша отстранился немного:
– Мне пора.
– Куда? – попыталась удержать его Вера. Он поцеловал ее в лоб, благоговейно.
– Я ночью приду…
Он нырнул в лопухи у забора и исчез. Вера осталась сидеть на корточках у бочки, запрокинув голову и мечтательно глядя в небо.
