– Что-то вроде того. Сертификат специалиста называется.
– И что, экзамены сдают?
Градов махнул рукой.
– Так, формально…
Алекс оживился.
– Ну, естественно! В Союзе все формально. Поэтому такая медицина… А по какой методике вы работаете?
– Я? Методика называется «Интуиция по Градову».
– Градов – это кто?
– Это я.
Алекс повернулся вполоборота, прищурился:
– Имеете лайсенс на метод?
– Чего нет, того нет.
Алекс расслабился, усмехнулся:
– А другие методики вы не признаете?
– Почему, признаю. Только у меня с ними не очень получается.
Алекс многозначительно посмотрел на Наташу, и та ответила ему взглядом.
Когда он выходил из туалета, столкнулся с Наташей. Она удивилась.
– А что ты на первом не пошел, там целых два.
– Что-то я запутался. Помню, вы мне все семь показывали…
– Шесть…
– А ну, шесть… Но где они на первом, убей, не помню. Поплутал, поплутал… Думаю, не до жира, надо хоть какой-нибудь найти. Нам уж с Аленкой ехать пора, наверное…
– А мы решили, что вы сегодня здесь переночуете.
– Как здесь? А этот?
Он скосил глаза вниз.
– Алекс поедет домой. Ночью трафик поменьше, а ему завтра отдохнуть надо, перед рабочей неделей. Тебе мама гостевую спальню показывала?
– А как же? Высокий класс!
– Пойдем я тебя провожу.
Она достала белье из шкафа и начала стелить постель. Делала это неспешно и с удовольствием.
– Какая ты основательная стала. Раньше всегда ненавидела постель стелить.
– Это раньше. Здесь жизнь другая…
– Какая?
Она присела на край кровати.
– Неспешная. Но при этом все успеваешь. Потому что знаешь, что хочешь… А там мы все время на рефлексии тратили.
– Но мы ж такими уродились… Рефлексирующими… При чем тут страна? Натуру не изменишь…
– Ошибаешься. Нас такими сделала именно страна. У нас выбора не было! И так и так оберут.
– Может быть… Ты, наверное, права… Но я не могу это понять. Пытаюсь, но не могу! Там была ты, и тут ты, один и тот же человек…
Наташа засмеялась.
– Я уж отвыкла от таких разговоров. Ты даже не представляешь, сколько сил они отнимают. Конечно, можно рассуждать о вечном, когда все равно делать нечего. А здесь ты занимаешься делом и видишь результат…
– Дело – это хорошо. Но ты ж еще и живешь… Приезжаешь домой, смотришь в окно… И тебя это радует… Еще по улицам ходишь… И чувствуешь, что ты дома… Ты чувствуешь?
– Ты не понимаешь, что мне некогда об этом думать. Мне хорошо, оттого что у меня все получается, оттого, что мне не ставят палки в колеса, что со мной вежливо разговаривают. А главное, я ничего не боюсь, потому что знаю, что здесь будут соблюдены мои права. И от этого всего мне радостно.
– Вот так прямо утром просыпаешься с радостной мыслью, что здесь соблюдаются твои права?
– Представь себе, да.
– Вот, хоть убей, не могу представить! Я бы сам хотел, мне бы полегчало… Может, я моральный урод?
– Скорей всего. Ты кайфуешь от того, что живешь в дерьме, что тебя унижают, не дают делать то, что ты хочешь.
– Да у меня у самого не получается то, что я хочу…
– Просто ты уже загнан в угол, у тебя ориентиры потеряны. Неужели тебе ничего не нравится? Аленка сказала, вы на Бродвей ездили?
– Ездили…
– И что, тебе не понравилось?
– Интересно…
Он уже думал на эту тему, но так и не смог разобраться в своих ощущениях. Что такое Бродвей? Косая безжизненная магистраль, пересеченная множеством номерных улиц. Скорей всего те, кто здесь вырос, возмутятся от слова «безжизненная». Но здесь прошла их жизнь, и потому эта улица одушевлена не громким названием, а памятью их детства, их ассоциациями. Для Градова она была пуста. Он задавался вопросом, можно ли полюбить место, прожив в нем долго, но не имея детских ассоциаций. И вообще, что такое любовь? По какой ассоциации он полюбил Наташу, и любил ли он ее вообще? В книгах по психотерапии четко определялось, что мужчина выбирает женщину, похожую на мать. Наташа совсем не походила на мать. А может быть, как раз и есть у них что-то общее, та часть, которая Градова раздражала в обеих, и он, повторив образ, пытался изжить это постыдное раздражение. Отсюда все эти рассуждения казались такой теорией, не имеющей ничего общего с порывом, эмоцией, мгновенным отчуждением.
– Ладно, Антош, каждому свое. Я вот с тобой сейчас говорю и думаю: какое все-таки счастье, что я смогла сделать выбор. Да и ты свой сделал.
– И не говори! Мы оба счастливые люди.
– Антош, а как твои бабочки?
Градов вздрогнул.
– Ну, ты вспомнила! Какие сейчас бабочки. Если я с сачком начну бегать, не поймут…
– А при чем тут сачок? Бабочками можно заниматься профессионально. Например, создать коллекцию, составить каталог.
– Что-то не тянет… Азарт прошел…
– Вот ты весь в этом! Сегодня тянет, завтра не тянет… Помнишь, я сделала аборт?
– Как не помнить.
– Вот я считаю это самым разумным моим решением. Детей надо не только рожать, но и за них отвечать.
– Да мне кажется, у тебя не бывает неразумных решений.
– Ну как же я забыла! По-твоему разумность – это порок. Знаешь, как ты на Алекса смотрел? Как солдат на вошь!
– Правда? А мне показалось, это он так на меня смотрел…
Наташа глянула на него с неприязнью.
– Он не такой дурак, как ты думаешь.
– Да? А какой он дурак?
– Вот ты всегда умничал, и чего добился? А с ним удобно. Человек знает, чего он хочет.
– Смотри, как у вас тут хорошо! Все знают, чего хотят.
Он никак не мог отделаться от неприятного осадка после утреннего разговора с Аленкой. Говорили о лаборатории, в которой она собирается делать опыты. Она рассказывала увлеченно и, как ему показалось, профессионально. Градов спросил:
– А что у вас там и подопытные кролики есть?
– Мышки.
– Мышки? И что вы с ними делаете?
– Всякие вещи интересные… Вакцины вводим и смотрим, как они себя ведут…
– И как они себя ведут?
– По-разному. Вот мой любимый мыш Алан такой смешной был, самый хиленький, а после одного препарата просто стал расцветать на глазах… Я каждое утро к нему бежала, проверяла… Он меня тоже узнавал, ждал…
– А потом что?
Она вздохнула.
– Потом ему другой препарат дали. Его он не выдержал. Хотя тоже долго держался. А потом все-таки умер. Этот препарат сейчас на доработке.
– А тебе его жалко?
– Конечно… Что поделаешь?
– А я бы не мог с животными работать.
Она посмотрела на него удивленно.
– Пап, ты же врач. Ты же наверняка трупы вскрывал. Ну, и люди у тебя умирали…
– Это правда. Но людей почему-то не так жалко. Они знают, что смертны. А животные тебе доверяют и не ждут подвоха.
– Но ведь люди тоже участвуют в клинических исследованиях.
– Только по доброй воле.
Аленка задумалась.
– Нет, пап. Я с тобой абсолютно не согласна. Это слюнтяйство.
– Какие ты слова помнишь!
– Или ты занимаешься наукой, или ты мышек жалеешь. Главное, понимать, для чего ты это делаешь.
Сколько он себя помнил, в их доме были кошки. Ухаживала за ними Маня, и ее даже называли кошатницей, но без кошек уже жить не могли. Все началось с сиамского котенка. У соседей окотилась кошка, и они предложили котенка градовской матери. Серьезно она это не восприняла, а когда обмолвилась, Градов загорелся.
– Антон, это же сиамская кошка!
– Ну и что?
– Да они злые и дикие. Говорят, на людей бросаются. Если уж брать, то нормального котенка.
Градов взмолился:
– Ну давай просто посмотрим.
– Нет уж! Ты как вцепишься, тебя не отдерешь.
Маня молчала. Три дня он уговаривал, а потом они все-таки пошли смотреть на котят. Их было двое. Соседка сказала, что у породистых кошек большого выводка не бывает. Один котенок был рыженький, а другой типично сиамского окраса. Мама спросила:
– А почему рыжий? Вы же говорите, она породистая.
