— Это ненадолго, Эми, — раздался голос. — Долго не продержится.
Эми повернулась, щуря глаза от дыма и улыбаясь.
— Попомни мои слова.
— Но, миссис Смайт, вы всегда так говорите. Откуда вы знаете?
Миссис Смайт тяжело склонилась над изгородью, разделявшей два садика. Эми были видны лишь ее крупное расплывшееся лицо и безвольно обвисшие руки.
— Сообщили, — ответила миссис Смайт, — По телевизору. Идет холодный фронт.
— Почему вы им на этот раз поверили? Ведь вы же не верили, когда они говорили, что идет теплый фронт.
— Просто запомни мои слова, юная Эми. Воспользуйся советом человека постарше и помудрее тебя.
— Что ж, посмотрим. Как поживает мистер Смайт?
— О, грех жаловаться. Скажем так, понемножку — то так, то эдак.
— Боже, который час? — встревожилась Эми, — Мне лучше поспешить, а то все закроется. Вам что - нибудь нужно, миссис Смайт?
— Ты такая заботливая, Эми. Но я сегодня сама выходила… Он очень пунктуален, правда?
— Точно.
— Хотя иной раз наверняка заставляет тебя поволноваться.
— И это правда, — сказала Эми.
Часом позже она обвела взглядом ничем не примечательную гостиную. Машинально начала наводить порядок, хотя убирать было особо и нечего. Положила ежедневную газету на деревянную журнальную полку, нагнулась, чтобы подобрать нитку с серого ворсистого ковра. Потом устроилась поудобнее на диване, задрав ноги вверх, по новой своей привычке. Время от времени она отрывала взгляд от книги и смотрела в окно на игрушечные домишки, стоявшие напротив, по ту сторону пустынной дороги. Услышав шум машины, отвернулась и углубилась в чтение. Ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она целый день провела в ожидании его возвращения. Ведь это и вправду было не так.
Дверь открылась, и в комнату вошел Принц. Он бросил свой портфель на кресло и быстро расстегнул пальто.
— Привет, — поздоровался он. — Как прошел день?
— Привет. Прекрасно. А у тебя?
— А, обычная дребедень. Крючкотворство. Правда, после обеда был один любопытный случай.
— Хочешь выпить? А что случилось?
— А как же. И каких только люди… — Он потянулся и яростно зевнул. — И каких только злодеяний и гадостей люди не напридумывают. Некоторые в этом деле просто виртуозы. Ну а ты как сегодня?
— Хорошо. Замечательно. Погода…
— Расскажи мне обо всем по порядку, про каждую мелочь.
И она рассказала ему про весь свой день, со всеми подробностями. Теперь она делала это каждый вечер. В первое время она изумлялась, как дневная рутина и банальные мелочи ее новой жизни могут хоть сколько-нибудь интересовать Принца — Принца, который возвращался домой разгоряченным и взъерошенным после очередного утомительного сражения с другими людьми. Но она с наслаждением рассказывала ему о своем непримечательном дне, а он, по-видимому с не меньшим удовольствием, ее слушал, не позволяя опускать ни единой детали.
— Ну а вообще, как ты себя чувствуешь в эти дни? — спросил он, когда ее рассказ подошел к концу.
Эми вспыхнула, но голос ее прозвучал твердо.
— Я очень благодарна. Но ведь я не могу остаться здесь навсегда, ведь так? Скажешь мне, когда придет пора уходить.
— Нет, оставайся! — попросил Принц. Он встал и повернулся к ней спиной, — Не уходи, — тише прибавил он, шаря глазами по заставленной пластинками полке, — Как там говорится, хорошо, когда женщина в доме. Может, чего послушаем?
— Пожалуй, чуть погодя я бы приготовила омлет или что-нибудь такое.
— Отличная мысль, — сказал Принц.
В одиннадцать вечера Эми пожелала Принцу спокойной ночи и пошла к себе наверх. Встав у зеркала в сверкающей ванной, она вооружилась ваткой с очищающим лосьоном и стерла с лица тонкий слой косметики. Выглядела она прекрасно: как-то сразу и моложе, и старше, чем была, более значительной, что ли. Теперь она без страха смотрела в зеркало: она знала, кто она, и это тревожило ее не больше, чем других людей. На правом ее виске и мягком подбородке до сих пор сохранялись стойкие следы синяков. Эми не обижалась за это на Джози. Да, она не держала зла на Джози за те умелые и по-мужски крепкие побои, которые та учинила ей — в их квартире, на Новый год. Это было на редкость разумное решение. Джейми скоро поправится. Сейчас он находился в дорогостоящей клинике под названием «Эрмитаж». Она хотела его повидать, но все остальные сошлись во мнении, что этого делать не стоит. Никому эта мысль не показалась удачной. Эми была уверена, что когда-нибудь встретится с ним и попросит прощения, не выказывая никакого страха. Почистив зубы, она прошла через площадку к своей комнате.
В комнате Эми, кроме кровати, стола и стула, почти ничего не было. Комната Принца, расположенная рядом, была, конечно, более просторной и не столь скудно обставленной. Новая комната Эми во многом напоминала ее прежнюю мансарду в сквоте и поэтому была ей очень по душе. Но Эми не слишком отдавалась своей привязанности. Ведь она понимала, что это ни в коей мере не ее дом. В оконную раму был аккуратно вставлен прямоугольник черного неба, украшенный полной луной. Выглядывая наружу, она могла расслышать тихое поскрипывание молодых деревьев и едва различимый шорох колес случайного автомобиля где-то на соседней улице. И все. Но она видела и слышала как раз все то, что жаждала видеть и слышать. Раздевшись, Эми облачилась в белую ночную сорочку. Несколько минут писала что-то в своем дневнике, а затем произнесла вечернюю молитву. Да-да, она помолилась, опустившись на колени перед кроватью.
Глава 22 Давнишняя страсть
Она жила в уединенной Аркадии, в тихом и беззаботном заброшенном краю. Кошки и собаки в полном равноправии с людьми передвигались по улицам, и неторопливые автомобили петляли из-за них даже на совершенно прямых улицах. Этот пригород назывался спальным. Здесь были живые изгороди, а травой добросовестно засеивали каждую свободную пядь земли, вплоть до лоскутков не больше булыжника. Это сюда, в домики, выстроившиеся шеренгой, возвращались ночевать измотавшиеся за день труженики Лондона в то время, когда на противоположном конце планеты другие люди поднимались и становились в строй, чтобы приступить к необходимым этому миру трудам. Принц показал ей окрестные особнячки, выстроенные по тщательно продуманному плану, дома с аккуратными мезонинами. Здесь можно было найти всего понемногу. Жителям этой страны уже не нужно было отправляться на поиски неизведанного в другие края — хотя, конечно, иногда они отправлялись, как и другие люди из других мест.
Каждую неделю он выдавал ей определенное количество денег на расходы по хозяйству, и Эми доставляло удовольствие устраивать деньгам проверку в мире купли-продажи. Естественно, деньги все еще повсеместно имели скверную репутацию; в магазинах и кофейнях люди с горечью рассказывали друг другу обо всех каверзах и злодеяниях, учиненных деньгами. Но Эми уделяла им очень много времени и считала, что другие серьезно их недооценивают. Деньги были гораздо более многогранны, чем полагали люди. Деньги можно было тратить и покупать. А еще деньги можно было тратить и при этом их экономить. И наконец, тратить деньги было так же приятно, как и не тратить, — многие ли вещи на свете могут этим похвастаться? Теперь деньги справлялись со своими задачами гораздо лучше, чем раньше, когда у нее их было слишком мало или, наоборот, чересчур много.
Принц каждое утро вставал в семь утра. Исключений не бывало. Эми тоже поднималась, отчасти за компанию, отчасти чтобы разделить с Принцем завтрак, который он всегда великолепно готовил. По утрам Принц всегда находился в веселом раздражении; он сам себя заводил, это служило ему своего рода риторическим приемом, направленным против всего мира. Со спокойным смакованием зачитывал он отрывки из приносимой мальчишкой газеты — отчеты о жадности, злобе и глупости — и комментировал их как бы с точки зрения соучастника, заставляя хорошее представать в дурном свете, а дурное — в хорошем. Потом, как только начинало светать, он уезжал, чтобы присоединиться к очереди машин, стремящихся попасть в Лондон. Эми мыла посуду и готовилась к новому дню.
По вечерам они читали и слушали музыку. Эми в основном читала, а Принц в основном слушал. Слушая музыку, он прикрывал свои зеленые глаза и склонял голову, из-за чего его внушительное лицо становилось похожим на тыкву, утолщаясь книзу. Порой они вместе смотрели телевизор.
— Давай немного посмотрим, — говорил он в таких случаях. Он никогда не имел в виду ничего конкретного. — Если я хочу посмотреть телевизор, это значит, что я просто хочу посмотреть телевизор.
Иногда они видели в телевизоре Майкла Шейна — тот по-прежнему появлялся там, в горячих точках, снимаясь в джипах, вертолетах, байдарках, на фоне раскаленных зноем тюремных дворов, глинобитных хижин, изрешеченных пулями бункеров, — среди всех тех мест, где полыхало зарево мирового пожара.
