Жаль, конечно, но что-то подобное и ожидалось.
Я думал, что это было моим прощанием с пирамидами.
Но вечером, в номере каирской гостиницы, когда я выключил свет, под закрытыми веками вспыхнули — абсолютно новенькими, нетронутыми — картинки с ярко-желтым песком, мокрыми камнями и пирамидами в небе. Вот уж не думал. После Гизы мы много еще чего видели — тот же ночной Каир, с праздничной летней толпой на площадях и перекрестках, с подсвеченными мечетями, с широким («редкая птица долетит…») Нилом и набережными, с отражениями в черной воде горящих небоскребов и плавающих ресторанов (в одном из них плавали и мы, русские). Но оказалось, что зрительная память сохранила именно пирамиды и что пирамиды впечатали себя там на фоне неба. Затянутое темно-лиловыми облаками, с промоинами синего, небо это не казалось низким и замыкающим пространство. Напротив. И именно оно было естественной средой обитания пирамид, избавившихся от угрюмой тяжести камня. Мощь их казалась отсюда не подавляющей, а — высвобождающей. Ну а туристское оголтелое шоу у их подножия вдруг вывернулось для меня наизнанку, представ чем-то вроде языческого празднества. Праздничным казалось уже само количество людей, засеявших желтую пустыню вокруг пирамид бесчисленными разноцветными точками. А вместе все мы напоминали подростков, изо всех сил пытающихся привлечь чье-то внимание, ну, скажем, Того, Кто И Есть Пирамиды. Вот так, с накатившей задним числом радостью, разглядывал я плывущие под веками картинки, слушал застрявшие в памяти голоса, видел снова лица атаковавших меня ребятишек и мучился от стыда, что не купил ничего. Что за приступ патологической скупости, да и товар был на самом деле нужный. Папирусная закладка в Москве зимой, которую перекладываешь, раскрыв в метро книгу, — что может быть лучше?
Похоже, передо мной было действительно одно из чудес света. Просто пирамиды слишком большие, чтоб вместить их сразу. Ну и, естественно, мешает наше «культурное развитие», то есть привычка к рефлексии, количество заготовленных восторгов и заготовленных разочарований, делающих нас слепыми и глухими.
Пирамиды продолжились для меня на следующий день, и продолжение это было неожиданным. Уже в первый день я обратил внимание на странные городские кварталы, в которых не видно людей, машин, магазинов, играющих детей, сохнущего белья и телеантенн. Одноэтажные дома и особнячки. Вид у них как бы заброшенный, но здания не разрушенные. От прочего города кварталы эти отгорожены каменной стеной. Ворота в стенах закрыты. Но ведь там, за стеной, — город. Перекрестки, улочки, переулочки. Купола мечетей, правда, не очень большие.
— Что это? — спросил я утром, когда автобус повез нас от отеля к центру города.
— Восточные кладбища, — сказал гид.
Ну да, конечно. Кладбища. Но только — не восточные. Египетские. Город мертвых. Надписи над входом в дома, которые можно было разглядеть из автобуса, — имена обитателей домов. То есть покойника в Каире (не каждого, конечно) переносили в специально построенный для него — мертвого — дом, и мавзолей этот, надо полагать, соответственно обустраивался (в Интернете я потом прочитал про одного каирского профессора, который провел в свое будущее посмертное жилище телефон — мало ли, вдруг понадобится). Вот он передо мной, буднично и обыкновенно, из окна автобуса — египетский погребальный обряд, совершавшийся тысячелетиями, тот самый, что породил пирамиды. Даже утратив собственный язык — уже почти тысячу лет здесь говорят по-арабски, письменную же культуру собственно Египта египтянам вернули европейские ученые в XIX веке, потратив на расшифровку иероглифов не одно столетие, — так вот, даже утратив собственный язык, египтяне остались египтянами.
Но и это замечание относительно языка, как оказалось, требует некоторых уточнений. И они последовали тут же — второй день в Каире начинался для меня с экскурсии в коптские церкви Каира.
…Неожиданно тихий, почти безлюдный уголок в историческом центре Каира. Нежаркое утреннее солнце. Политый асфальт и каменные лестницы. Гид ведет нас по узким чистым улочкам-коридорам, образующим лабиринт в каменном теле одного из самых древних городских кварталов. Проход заканчивается двором-галереей с розовым мраморным полом, с двумя узкими клумбами, из которых растут высокие кусты и встают два ствола высоченных пальм. Двор окружают белые стены с восточными фонарями и темно-коричневыми деревянными резными дверями — за ними собственно церковь. Отойти в сторону, чтобы вместить в видоискатель здание храма целиком, невозможно. Некуда отойти. Здание церкви утоплено в кварталах. Мы входим. По первому впечатлению — католический храм: ряды скамеек, кафедра, витражи в окнах. Но — алтарь с иконостасом. И на стенах — иконы, и иконы православные. Письмо не вполне каноническое, но сюжеты те же: Богоматерь, Чудо Георгия о змие и другие. Это один из храмов коптской церкви. Церкви самостоятельной. С собственным патриархатом и иерархией, со своим строем богослужения.
Честно говоря, к этой экскурсии я поначалу отнесся без энтузиазма — в Египет я приехал смотреть египетское, а православные храмы я могу посмотреть и дома. Про само существование коптов я узнал сравнительно недавно, когда в России появился перевод «Александрийского квартета» Даррелла, сюжет которого развивался на фоне скрытой борьбы коптской общины за место в египетской государственной элите. И в моем представлении о Египте существование коптов казалось явлением глубоко периферийным, почти маргинальным.
И вот, как только я оказался в этой церкви, мне пришлось срочно залатывать дыры в образовании. Итак: «копт» в переводе с арабского означает «египтянин». В нынешнем значении: египтянин, исповедующий христианство. Мы в храме VII (!) века. То есть христиане здесь появились раньше мусульман.
Но самым поразительным для меня оказался язык богослужения — египетский. Точнее, одна из его разновидностей, сохранившаяся, разумеется, не в полном объеме. По мнению специалистов, коптский церковный язык содержит примерно пятую часть словарного запаса древних египтян. Но и этого вполне достаточно. На коптском языке существует огромная богословская литература, жития и даже поэзия. Запись текстов осуществляется при помощи греческого алфавита. «Коптов мало, — сказал гид, — где-то процентов пятнадцать, не больше». Но 15 процентов от 70 миллионов населения Египта — это около десяти миллионов. Не так уж и мало. Два Израиля.
Гид подвел нас к колонне, под которую вела лестница: «Посмотрите вниз». Мы посмотрели. Под нами пустота. «Там катакомбы. Эту церковь, храм Богоматери, называют еще Подвешенной. Под ней на глубину сорок метров опускаются помещения, в которых коптская община при необходимости пряталась от врагов». — «Ну а сейчас?» — «Нет, нет, — сказал гид, — у нас веротерпимость. Все конфессии равноправны». («Да. Конечно. Но только на уровне официальных деклараций, — прокомментировал мне потом это высказывание русский гид в Хургаде. — На бытовом уровне равноправия нет. Исламисты очень агрессивны по отношению к христианам».)
Следующий храм, куда нас повел гид, располагался на соседней улочке. По пути к нему на стене я увидел изображение Иосифа и Марии с младенцем на ослике, исполненное из неоновых трубок. Надо полагать, светятся по ночам. Под изображением не хватало только такой же надписи «Кафе "У Иосифа"». Однако церковь, в которую мы пришли, еще более древняя — IV век. Церковь Абу Серге. Это имя христианского мученика, казненного римлянами. В специальной витрине хранятся его мощи, поясняющий текст написан по-арабски. Христианской святыней этот храм считается еще по одной причине — под церковью сохранилась пещера, в которой когда-то скрывался Иосиф (Джозеф, как сказал гид) с Марией и Иисусом. Есть легенда, что когда младенец Иисус положил ручку на землю, то из камня в этом месте пробился источник. Он дает воду до сих пор. Мы подошли к лесенке в полу, ведущей вниз, в пещеру, — она оказалась закрытой железной решеткой. Там сейчас ремонт, объяснил гид, и мы наклонились, чтобы заглянуть в пещеру, — действительно, вход в пещеру завален каким-то строительным материалом. Пол мокрый — то ли проблемы с водопроводом, то ли тот самый источник.
Из этого старинного каирского квартала в качестве сувенира для коллеги в Москве я привез листочек папируса с изображением бегства Святого семейства. В экзотичном на первый взгляд сочетании сюжета и материала есть своя египетская органика — первые переводы Библии на коптский язык (сахидский диалект) записывались на папирусе.
* * *
Нет, конечно, было бы замечательно путешествовать по Египту, сообразуясь, так сказать, с характером культуры. Ну, скажем, на верблюде, часами слушая шорох песка под его копытами и с благоговейным холодком внутри наблюдая, как взбухают на горизонте зубцы пирамид, как поднимаются они над тобой, закрывая небо…
