В общем, на завтрак мы пошли в прекрасном расположении духа и веселом настроении.
До обеда я успел пройти все процедуры, которых в тот день оказалось наибольшее количество — шесть штук. Сходил в приемную администрации санатория, где накатал на всех, в том числе и на природу и на персонал, злобную жалобу о том, что первая своей красотой меня пленяет, а второй прекрасным отношением создал райские условия.
Тогда же, выходя из администрации, услышал, как некий начальник при пиджаке и галстуке на расстоянии метров пятнадцать–двадцать распекал одного из своих подчиненных:
— Ну, когда ты убьешь этих собак?
Я подумал, что или чего–то недослышал, или что–то не так понял. Однако через пару–тройку часов, когда возле скамеечки второго корпуса увидел кобеля, прозванного детьми Колбаской, издыхающим и дергающимся в предсмертных конвульсиях с иглой в коричневом оперении в боку, то все стало ясно. Как мне сказали, таким образом, были умерщвлены три собаки. Отдыхающие были впечатлены негуманным способом расправы над беззащитными животными. А вечером я видел осиротевшую подружку Колбаски на крыльце второго корпуса, жалко жавшуюся к бетонной стенке.
То, что бесконтрольно плодящиеся собаки создают трудности как для отдыхающих, так и для администрации, это я понимаю. Но ведь здесь существует и человеческий аспект, который все–таки необходимо учитывать. Во–первых, видимо, не всех без разбору собак надо уничтожать, а во–вторых, выбирать время и место — не на глазах же у женщин и детей.
После обеда я, наконец, осуществил свою курортную мечту — сел на велосипед и поехал осматривать озеро Вечелье, которое в два раза больше Должина, где отдыхало большинство санаторного народу. До озера на велосипеде я докатил быстро, за пять–семь минут. И дальше это транспортное средство для меня было скорей обузой, так как ехать по узкой тропинке, извивавшейся между деревьев и кустарников, в сочетании с резкими уклонами, было невозможно.
В общей сложности я гулял около полутора часов, продираясь сквозь заросли по пересеченному неровному ландшафту озерного берега и снимая понравившиеся мне виды. Дойдя до мыса, наткнулся на ручей с бурой водой, там же от меня убежал уж, которого я не успел сфотографировать, так быстро он скрылся в высокой густой траве. Это была пожухлая трава в сочетании со вновь народившейся, в которой я рисковал наступить на более серьезную змейку, чем безвредный уж. С трудом преодолев густые заросли, я сначала вышел на тропинку, а затем на дорогу, по которой поднялся на горку и покатил на велосипеде, с удовольствием подставляя лицо набегающему потоку свежего воздуха.
Что ни говори, а именно природа врачует нас от страстей человеческих. Все проходит, все, а она остается, остается небо с облаками или звездами, солнце, ветер и горизонты. Мы, люди, приходим в мир и уходим из него, но так же сменяются дни ночами, а весны перетекают в зимы, так же стоит земная твердь и в ее огромном лоне плещется мировой океан. И ветер выметает с парадных пространств осыпи звезд, окалину космоса, ржавчину старых забредших к нам метеоритов…
Как–то Алексий Ветер сказал, что жизнь каждого из нас, как космос, состоит из миллиардов звезд, планет — такого же количества встреч и расставаний. С кем–то встречи и расставания повторяются постоянно — часть или даже всю жизнь, с кем–то временно, а с кем–то они одноразовы — раз встретился и полетел в мусорное ведро, на задворки вселенной. И чтобы не оказаться на задворках у любимого человека, надо бережно и рачительно относиться к каждой совместно прожитой минуте. Ведь чего греха таить — мы в нашей жизни иногда совершаем глупые поступки, о которых потом сожалеем, даже если затеваем их в виде игры. Как любовь на спор, например…
Еще в пионерском лагере Алексий Ветер имел массу похождений, в том числе на любовном фронте. Хотя в детстве самое большее, что можно себе позволить — это с опаской, чтобы не получить по физии лица, трепетно прижаться к настороженному девчоночьему телу или, сидя под звездами, целоваться–обниматься. Отец Ветра работал директором, мама — врачом, сестра — старшей пионервожатой, муж сестры — физруком, поэтому Алексий был в курсе всех дел и событий, происходящих в пионерском лагере, а в некоторых из них и непосредственным участником. Он был бессменным, то есть трехсменным (по количеству заездов за сезон) посетителем лагеря. Нужно ли говорить о том, что у этого повесы все было схвачено, как застывший раствор мощной железобетонной конструкции.
Но что оправдывает Алексия при всех его несовершенствах и ветрености? А то, что была у него одна постоянная, неизменная, высокая зазноба, которой он был увлечен с детства. Трудно поверить, но его первая робкая любовь превратилась в юношескую, стала взрослой и длилась аж до полувекового юбилея. Даже фамилия избранницы оказалась под стать герою — Светлана Звонкая. Да и внешность вполне подходящая, было в ней нечто от знойной африканки — природный шоколадный загар, вьющиеся черные волосы, карие глаза, стройная фигура. Одним словом — красавица! Многие ребята били клинья, но Света Звонкая отдала предпочтение безусловному лидеру мальчишек Алексию Ветру. Несмотря на гордый и своенравный характер, к своему избраннику она проявляла доброту и покладистость.
Но не зря Алексий носил фамилию Ветер. Любви и верности одной подруги ему было явно недостаточно, его интересовали все хоть сколь–нибудь симпатичные девчонки, а тем более красавицы. Для контроля над ситуацией он включал свой административный ресурс по вертикали, уходящей к отцу — первому лицу лагеря. А все началось с простых поручений, таких как вызвать к начальнику пионерлагеря или к старшей пионервожатой кого–нибудь или что–то передать на словах тому–то и сему–то. Благодаря особому положению Алексий оказывался в курсе многих лагерных дел, а со временем научился пользоваться ситуацией. Под благовидным предлогом он забегал в любой отряд, чтобы узнать имя понравившейся девчонки. А чтобы «подтянуться» поближе к ней, проявлял инициативу и привлекал ее вместе с отрядом к спортивному мероприятию. А таковых хватало: футбол, баскетбол, волейбол, пионербол, различные соревнования и эстафеты… Занимаясь спортом и будучи в великолепной физической форме, Алексий участвовал во всех состязаниях, во время которых, как взрослый герой–любовник, картинно посылал девчонкам приветы и воздушные поцелуи.
Да, таков был Ветер — ветреный и легкомысленный, неравнодушный к противоположному полу почти с детства. И не было числа его любовным похождениям и подвигам! Еще живо воспоминание о первом девчоночьем признании в любви. Уже в отрочестве Алексий понял, что девчонкам, а тем более взрослым женщинам верить нельзя!
Милая девочка Тома сразу понравилась будущему ловеласу и вертопраху, который тогда еще казался неиспорченным фруктом. Алексий повелся на милый мальчишескому сердцу образ дюймовочки в ситцевом платьице, где, как оказалось, уже укоренилось хитрое и расчетливое женское начало. Во время танца юные влюбленные тесно прижимались друг к другу. Держа в руках хрупко–нежное создание, Алексий витал между седьмым и восьмым небом, а переместиться уровнем выше мешала Томочка, хоть и млевшая, но рассудка не терявшая. После танца она увлекла Алексия в укромные кусты, где словесной очередью в упор поразила чистое сердце мальчишки:
— Я тебя очень люблю!
Алексий, застигнутый врасплох, какое–то время пребывал в шоке. Шутка сказать — первое в жизни признание!
— Ой! Я тоже тебя люблю, — наконец нашелся он, от смущения красный, будто аленький цветочек.
А тонкая тростиночка девчоночьего тела, как в любовном романе, сорвалась с места и растаяла в темноте. Алексий просто впал в ступор, но, поняв, что удача может исчезнуть, тоже сорвался и побежал за ней. Настиг. Начал непроизвольно целовать в губы, щеки, куда попало, ведь юная Тома — такое игривое создание… Всю ночь Алексий не спал. Он лежал, вслушиваясь в ночные шорохи, доносящиеся через открытое окно, мечтал и грезил.
И вдруг Алексию стала известна обескураживающая весть, которую ему донесли ненадежные девчоночьи уста, как в игре с колечком, играясь. Оказывается, Томочка призналась в любви Ветру всего лишь на спор с подружками–шалуньями. Ах, как был зол Алексий! И его, Ветрова, месть соответствовала легкомысленности ее поступка. Отомстил он жестоко! Как? Да он и сам уже не помнит… ведь истек не один десяток сроков давности на преступное глумление над мальчишеской доверчивостью.
Познавший огорчений Ветер куста боится — с тех пор он не доверяет ни женщинам, ни девушкам, в особенности их признаниям.
А вечером состоялись последние танцы с нашим участием. Под самый конец я пригласил девушку лет двадцати с немного угловатой фигурой, но симпатичную, с неким восточным шармом и огромными широко распахнутыми на мир черными глазами. Как–то во время процедур, заскочив в район ванн и душевых, я с кем–то из знакомых шутил и балагурил, а эта девушка оказалась рядом, ожидала своей очереди. Она тут же заулыбалась, подключившись к разговору. Я ответил на ее шутку, и лицо ее засветилось. Вспомнив это, я решил пригласить ее на танец. И тут она мне сделала комплимент:
