Это была очень нелёгкая задача.
При распределении он, как обладатель отличных оценок и претендент на «красный диплом», шёл первым среди выпускников своего курса.
Из всех предложенных городов, нам подходил Минск.
Туда же претендовала ещё одна студентка по имени Нина, тоже отличница, а также Алик (Альберт) Лонге, который учился очень посредственно, но жил в своё удовольствие и, в отличие от меня умел жить сегодняшним днём, уверенный, что всегда найдётся кто-то, чтобы принять заботы о нём на своё попечение.
Об Алике хочется рассказать.
Мы познакомились перед распределением, потому что он тоже хотел поехать в Беларусь, но не в Минск, а в Брест.
Жизнь Алика показательна и может служить примером для подражания и учебным пособием науки о том, как можно удобно и легко жить, если не надоедать себе вопросами что такое хорошо и что такое плохо.
Будучи студентом, он жил с женщиной, которая была старше его на 10 лет. Она в нём души не чаяла и создавала ему удобные и лёгкие студенческие годы с обедами, постелью, чистыми воротничками белоснежных сорочек и прочим набором джентльменского сервиса. При этом он считал алкоголь не самым худшим изобретением человечества и поддерживал себя в жизнерадостном постоянном настроении.
Алик являлся обладателем пятидесяти процентов еврейской крови и таким же количеством немецкой, которые образовали недурной коктейльчик. У него был искрящийся радостный юмор, красивый тембр голоса, приятные манеры, умное грустно-весёлое выражение еврейско-немецких глаз, глядящих на мир из-под выдающихся арийских надбровных дуг, переходящих в широкий лоб мыслителя.
Нижняя половина лица тоже придавала ему значительности волевыми скулами и решительным подбородком.
Эта голова располагалась на пропорционально сложенной мужской фигуре с хорошо развитой мускулатурой, облачённой в тщательно отутюженный костюм-тройку прекрасного покроя с платочком в кармашке.
Алик Лонге всегда был весёлым, лёгким, обаятельным, удачно шутил, знал чего хотел и как этого достичь, не утруждая себя лично.
Он знал, как надо жить.
Веселясь и развлекаясь с друзьями, он упустил время, отпущенное на дипломную работу, и рисковал не успеть…
Когда все сроки были на пределе, его добрая подруга забросила свой диплом и устремилась на помощь любимому, который заверил, что потом они кинут все силы на её работу.
Да и какие могли быть сомнения, ведь он постоянно уверял, что они отныне одна семья на всю оставшуюся жизнь и он, конечно, оценит ВЕЛИКУЮ ЖЕРТВУ ВЕЛИКОЙ ЛЮБВИ!
Алик её обожал до и после защиты диплома, когда чуть ли не каждый день кто-нибудь из многочисленных друзей угощал по поводу становления инженером.
Получив направление в Брест, Алик приказал долго помнить его и навсегда отбыл, пообещав самого светлого… в будущем.
Когда в провинциальный Брест прибыл серьёзный, элегантный инженер из Ленинграда, умеющий внимательно слушать, мило шутить и ласково улыбаться, стало ясно, что кому-то из местных невест повезёт.
Предположения, строились на прочной базе: девушка из отдела кадров по секрету сообщила всем своим знакомым, что новый инженер красивым разборчивым почерком написал в анкете – холост.
Повезло дочери директора комбината, восемнадцатилетней натуральной (некрашеной) блондинке 45 килограмм весом, только что закончившей школу и пока раздумывающей чем заняться.
Получив от Алика красиво оформленную открытку с приглашением на свадьбу, мы, внимательно пересмотрев свой бюджет, и кое-что урезав, выделили «средства» на билеты из Минска в Брест и прихватив в качестве подарка шикарную единственную вещь в своём хозяйстве, блестящий электроутюг с терморегулятором (новинка тогдашней техники) мы помчались на свадьбу.
Гуляли в лучшем ресторане Бреста.
Мы были единственными гостями со стороны жениха и наш подарочный утюг пользовался уважением, а мы сидели на почётном месте и аристократично небрежно лакомились деликатесами номенклатурного директорского стола, делая при этом вид (для поддержки жениха), что мы такое не первый раз едим.
Алик легко и не пьянея пил шампанское, ласково красиво обнимал невесту за худенькие плечики и влюблено повторял: «сам выбрал!»
Конечно же, имея в виду прелести томно-лениво-кукольной блондиночки, а не папочкину мощь.
На комбинате случайно оказалась вакансия главного инженера, которую занял молодой специалист.
Блондиночка вскоре родила блондиночку-дочку, и семья уютно устроилась в скромной 4-х комнатной квартире, обставленной неброской импортной мебелью красного дерева и толстыми вьетнамскими коврами пастельных тонов на полу.
Алик, приезжая по служебным делам в Минск, частенько навещал нас.
Он выглядел деловым человеком из Берлина или Копенгагена, но отличался от таковых лёгким запахом алкоголя да постоянными рассказами о том, что происходило на коллегии в министерстве.
Постепенно запах алкоголя стал усиливаться, а рассказы становились всё более негативными.
Со временем из рассказов стало вырисовываться как много завистников и бездельников, мешающих Алику, проживает в Бресте.
Пришлось поменять 4-х комнатную квартиру в Бресте на 1,5 комнатную в Минске с доплатой и транспортировкой минской пьянчужки и её имущества из Минска в Брест.
В Минске Алик занимал более скромную должность, не имеющую отношения к коллегиям в министерстве.
Жена блондиночка с годами становилась менее томной, но более лениво-сонной и всё ещё раздумывала чем бы ей заняться.
Однажды, услышав, что я кроме работы врачом ещё вяжу ночами, чтобы как-то свести концы с концами, она попросила, чтобы я связала ей кофточку. Я ответила, что не хотела бы вязать ей за деньги, но не могу и без денег, поэтому будет лучше если я научу её вязать и она под моим руководством свяжет себе всё, что она захочет.
Блондиночка по кошачьи выгнула спинку, потянулась, зевнула и с неподражаемой логикой сказала: « что ты, я лучше посплю, я очень люблю спать.»
Я сказала, что по странному совпадению, я тоже люблю спать…..иногда, когда уже не могу больше вязать, стирать, убирать или готовить. Она не поняла юмора, но не обиделась и не стала учиться вязать, предпочитая спать.
Мы не очень часто встречались с Аликом и его семьёй.
Через какое-то время, в одну из встреч, он сообщил (без выраженной скорби), что расстался с женой и дочкой.
После этого он надолго исчез из нашего поля зрения, и встретился мне как-то случайно, когда я шла с моей 18 летней дочерью.
Алик был пьян, но не потерял своей импозантности, он заглядывал нам в глаза, шутил и убеждённо твердил: «Я не самый худший в этой компании!»
Даже зная всю эту историю, трудно было не согласиться с ним, хотя моя дочка сказала:
«Всё, мама, он окончательно спился».
Прошло ещё значительное время. Я приболела и лечилась в больнице.
Случайно в палате со мной оказалась довольно немолодая, некрасивая, но бойкая женщина.
Это была ещё одна жена Алика. Жизнь совершила полный закономерный оборот.
Новая «старушка» вновь души не чаяла в своём муже. Они жили в её маленькой квартирке, купили маленький «Запорожец» на её деньги, имели крошечный дачный участок, где выращивали овощи и были очень этим увлечены.
Алик где-то работал, лоска в нём больше не замечалось, но пьянства – тоже.
С этой женщиной у них чувствовалось полное согласие и понимание.
Все её разговоры были только о нём, она изображала простую недалёкую женщину, но стоило ей перестать улыбаться и болтать чепуху, как в лице вдруг проглядывал железный, недобрый характер.
Нет сомнений, что вся дальнейшая жизнь Алика будет протекать по мелкомасштабному сценарию, писанному властной рукой недалёкой, но хитрой и хваткой крестьянки.
Тем не менее, так или иначе, он выглядит довольным, безбедно прожив жизнь в своё удовольствие, не напрягаясь и «срывая цветы удовольствий».
Если бы к его данным чуть-чуть морали и порядочности Алик бы своими силами поставил и сыграл большой широкоформатный фильм своей жизни!
Но тогда это был бы не Алик Лонге.
Каждому своё. Каждый на чём-то и почему-то спотыкается.
Один теряет опору от беззаботной жизни, другому выбивают опору в три года, как случилось со мной, третий получает дурную наследственность и ничего не может с собой сделать.
Счастливыми люди кажутся до тех пор, пока не узнаёшь о них больше.
Преуспевают многие, но преуспевать ещё не значит быть счастливым.
Теперь о второй претендентке получить распределение на работу в Минск.
Её звали Нина Бигун. Она училась отлично, но, увы, была некрасива с выраженной к тому же обыкновенностью.
Она имела диплом с отличием и законное желание обосноваться поближе к родной деревне.
Виталий был озабочен моим переводом на лечебный факультет, а для этой цели больше всего подходил Минск, потому, что там был мединститут, но не было санитарно-гигиенического факультета.
