Как ни странно, всполошилась ушастая птичка в клетке. Она начала жалобно пищать. Она раскрыла огромные перепончатые крылья.
Ба ждала. Сердце Мика билось все реже.
«Если ты умрешь сейчас, — подумала Ба вслух, — мы больше не увидимся. Ты умрешь уже не для меня».
Птица вопила, Мик лежал неподвижно.
«Как хочешь, — произнесла мысленно Ба, — оставайся здесь, на Хе».
Она вытащила Мика и положила обратно в клетку. Птичка с ушами стала хлопотать над ним, перебирать перышки. Ба склонилась над стеклянными коробками, уже не глядя в сторону клетки.
«Я хочу вас спросить, — подумала она, — желаете ли вы жить в вечности или хотите умереть насекомыми? Вы можете сделать выбор».
Жуки (четверо) послали свои умоляющие сигналы. Муравьи посуетились и тоже посигналили. Жуки ждали. У их ног ползали маленькие новенькие жуки. Муравьи печально стояли с запеленутыми младенцами в лапках. Ба думала. Наконец она кивнула, накрыла подушкой обе коробочки, но ничего не произошло. Муравьи и жуки остались с детьми, не захотели обращаться в космонавтов. Попугай, шатаясь, поднялся на ноги, поддерживаемый ушастой птицей, и сказал:
— А вот теперь прощай, детка, прощай.
Ба кивнула, вернулась на космический корабль в ту же секунду, ибо разъяренная девушка способна на все, и вечером встретилась с отцом.
Отец, сияя, сидел на престоле.
— Тебе не было скучно? — спросил он. — Выглядишь ты хорошо.
Ба проглотила невидимые миру слезы и сентиментально ответила:
— О, я не скучала. Папа, я там добавила солнышка, овечек и гусей… И, папа, там живут люди. Они поднялись из-под земли. Народ.
— Не ругаются? — спросил задумчиво отец.
— Они строят.
— Идиллий не бывает, — сказал отец.
— Ну жизнь, что поделаешь, — ответила дочь. — Бывает, дерутся. Папа, я немного занималась наукой превращений.
— Нельзя, — строго сказал отец.
— Дело уже сделано, — произнесла дочь, — я превратила в людей десять жуков, больших и маленьких, шесть муравьев и двух птиц. Я была обязана это сделать. Они остались с детьми на планете Хе.
— Какой, однако, хитрый этот Франсуа Мари Аруэ, — откликнулся отец.
Ба все поняла, построила новый дворец для произведений Франсуа, куда пока что положила книгу с картинками. На картинках вылизывается розовая кошка, моргает печальный попугай, совещаются четыре жука и муравьи, отдуваясь, держат на весу сосновую иголку.
Впрочем, Франсуа уже сочиняет что-то новенькое.
У одной девочки напротив кровати висела картина, на которой было изображено солнышко, трава, лес и цветы.
И глубокой зимой, когда до весны еще так далеко, девочка перед сном смотрела на эту картину и мечтала о лете.
Но вот однажды она как-то вечером, уже уложенная спать, любовалась в полудреме своей дорогой картиной и вдруг услышала, что кто-то плачет.
Девочка как была, в пижамке, выскочила из спальни и появилась в большой комнате, где при свете одной свечи сидела вся семья: мама рыдала, папа курил, а бабушка находилась на диване с мокрым полотенцем на лбу.
А на столике стоял маленький приемник, и по нему кто-то говорил, что страна переживает трудности, что надо приготовиться к тому, чтобы экономить и экономить, что над нашей территорией нависло облако непроницаемого вещества и солнце больше никогда не появится: будет вечная зима, зима и еще раз зима. Так что все усилия надо направить на сбережение отопления, потому что леса больше не будут расти и реки все как одна вымерзнут. Наступает Великая Зима с большой буквы. Таковы выводы ученых.
Взрослые увидели девочку, и бабушка взяла ее на ручки и понесла обратно в кровать.
— Бабушка, — сказала девочка, — что случилось?
— Когда-нибудь этим должно было кончиться, — сердито отвечала бабушка, укладывая внучку. — Если все время врать, притворяться, за глаза говорить гадости, всех ненавидеть и всем завидовать, ругаться с родней, если не прощать друзьям ни малейшей удачи, если воровать и убивать, то это еще довольно слабое наказание всем нам.
— И что же теперь будет? — спросила девочка.
— Жалко, жалко людей и особенно стариков и деток — они слабые, они сами за себя не отвечают. Но и им придется очень тяжело, как всем, они тоже завидуют и не прощают.
— А мы кому-нибудь тоже завидуем?
— Да кто без греха! В нашей семье тоже были завистники. Охо-хо…
— В нашей семье? — переспросила девочка.
— Да. Моему дедушке-художнику один колдун предсказал, что он будет жить вечно. Там было непонятно, в этом предсказании — то ли он никогда не умрет, то ли он вечно будет жить в своих картинах и в памяти людей. И представляешь, сразу же нашелся у нас завистливый родственник, троюродный племянник, который сказал, что жить в памяти людей может и большой разбойник, это не проблема.
— Как это? — спросила девочка.
— Как: жестоко убил миллион человек и остался в истории.
— Как это можно? — спросила девочка.
— Можно. Можно и сорок миллионов убрать, — вздохнув, сказала бабушка. — Бывали случаи. Работали даже фабрики смерти.
Девочка молчала, ничего больше не спрашивала. Когда лежишь клубочком в уютной постели, а рядом любимая бабушка, хочется закрыть глаза и ни о чем не думать.
А бабушка рассказывала дальше:
— И вот этот наш племянник сказал: «А вот пожертвовать собой, причем безымянно, тайно — это и есть вечно жить. И на это способны только истинно великие души».
— А что такое жертвовать собой? — все-таки спросила девочка. Она мало что поняла из этого длинного рассказа.
— Да, и наш дедушка тоже спросил то же самое: как я могу пожертвовать собой? Что, я должен буду броситься с высокой скалы? И кому от этого будет польза?
— А что ответил этот племянник?
— Он сказал, что не знает. Но что есть люди среди нас, которые тихо и никому ничего не говоря жертвуют своей жизнью ради других. И назвал тетю Ваву. Тетя Вава — древняя старушка, одинокая и всеми забытая. Все тогда вспомнили, что она, действительно, вечно сидела у постели парализованных и тоже всеми забытых стариков. И этот троюродный племянник как раз сказал, что такие люди могут спасти страну от Вечной Зимы.
— А где теперь наш дедушка?
— Он уже умер. Кстати говоря, предсказание не сбылось, он не стал великим художником, у него была огромная семья, все эти мои дядья и тетки, и он должен был их кормить.
— С ложечки? — спросила девочка. — Они что, не хотели есть? Большие тети и дяди? Отказывались от завтрака?
— Ох, нет, — ответила бабушка со смехом. — Они-то как раз хотели есть и пить, одеваться во все новое и так далее. И они просили у деда деньги. И он им давал. Это и называется «кормить».
Девочка уже засыпала, но сказала:
— И что?
— Спи, я тебе буду рассказывать сказку нашей семьи. Ну и вот, и дедушка поэтому перестал рисовать для себя, что хотелось ему самому, а рисовал по заказу портреты, за это хоть платили. У него был, наверно, настоящий талант.
— Талант? — во сне спросила девочка.
— Да. Ему давали маленькую фотографию с паспорта, а он рисовал большой портрет на фарфоровой тарелке, а потом обжигал в печке, и портрет мог жить вечно. Получалось и очень похоже, и красиво. Он жалел людей и старался, чтобы они выглядели получше. Его работ много на нашем кладбище. Там настоящий музей дедушки. Как-нибудь мы с тобой пойдем, когда будет потеплее. Хотя потеплее уже не будет…
— Ты не беспокойся, мне тепло, — предупредила девочка, открывая глаза.
— Вот и прекрасно. Ну что дальше. Так вот, о моем дедушке. У него совершенно не было времени рисовать то, что он хотел. Только один раз в жизни, уже стариком, он обиделся на своего старшего сына.
— За что?
— Старший сын пришел к нему и предложил, чтобы дед перебрался в дом для престарелых, а то все дети разъехались и некому за ним присматривать.
— Куда, в какой дом? Плесталелых?
— Престарелых. Ну, это такой дом, где за стариками ухаживают, кормят их с ложечки.
— Я не люблю с ложечки, поняла, бабуля!
— Ну вот видишь, а наш дед тогда сказал: «Я сам за собой могу прекрасно ухаживать, вы мне не нужны», и он выгнал этого сыночка с криком, а потом заперся на месяц в своем доме и даже не подходил к телефону. Дети его заняли позицию на другой стороне улицы и по очереди приезжали смотреть, горят ли вечером окна. Они дежурили весь этот месяц и очень беспокоились. Потом заметили, что он рисует, глядя из окна подвала: там была его мастерская. Ведь всегда все комнаты получше занимали его дети, а он привык жить и работать где похуже. И вот там, в подвале, он и написал твою любимую картину с солнышком, цветами и лесом… А потом вышел на порог и умер.
— Бедненький дедушка, — сказала девочка. — Бабушка, вытри глазки, я никогда не умру, понятно?
— Спасибо, дорогая. Но ведь других тоже жалко, они-то умрут, наступает Вечная Зима. Они-то не спасутся. Вот что. И папа, и мама…
