Скакал я на ней недолго, наверное, часа полтора — именно столько заняла дорога от последней слезы до Джо Ямы. Мне было так хорошо, что я сбавил скорость и наслаждался поездкой. Когда я миновал Оклахома-сити, до заката оставался еще час, но небо так затянуло свинцовыми тучами, что казалось, будто уже совсем стемнело, и только слабое розовое сияние — призрачный отблеск моей кричащей шляпы — озаряло горизонт.
Когда я припарковался на стоянке у Джо Ямы, ощущение безмятежности только усилилось. Это была все та же длинная грязно-белая постройка с обшарпанной красной отделкой и плоской крышей, сквозь давно не мытые окна изнутри струился мягкий, уютный свет. На стоянке, кроме меня, пристроились три грузовика: два «кенворта» и один белый «фрайтлайнер». Все было в точности так, как я запомнил с прошлого раза, все надежно, все на своих местах, картинка из моей памяти вплоть до мелочей совпадала с реальной. Я обрадовался: есть в этом мире хоть что-то неподвластное переменам. Пока я шагал к дверям, моя тихая радость переросла в бурный восторг — я не мог этого объяснить и противиться был тоже не в силах, мог лишь поддаться этому чувству. Стоило только мне шагнуть в теплое и полное разнообразных запахов помещение, как слева от себя я увидел Кейси — роскошную высокую блондинку, еще соблазнительнее, чем я ее помнил, в белом вискозном платьице и коричневом фартуке (такую униформу официантки у Джо носили уже незнамо сколько лет) — она словно возникла из ниоткуда и теперь принимала заказ у двух водителей, сидевших у стенки. При виде нее мой восторг перешел в настоящий экстаз, я окликнул Кейси и заключил в объятия.
Самые глубинные воспоминания хранит не мозг, а тело — как только я притянул ее к себе, то сразу понял, что допустил ошибку. Это была не Кейси, но информация об этом слишком надолго увязла в моем одурманенном восторгами мозгу, и я осознал это всего за миг до того, как ее коленка устремилась к моим яйцам.
— Простите, — просипел я, оседая на пол. — Честно. Обознался.
Едва сумев выдавить эти слова, я скрючился на потертом бежевом линолеуме и погрузился в пучину агонии. Говорить я уже не мог, зато по какой-то загадочной причине слух мой приобрел необыкновенную остроту.
— Ой, блин! — воскликнула копия Кейси.
— Прежде чем лапать девчонку, надо как следует присмотреться, — веско заключил один из водил за столиком. Его приятель заржал.
Официантка присела на корточки и потрясла меня за плечо.
— Эй, вы в порядке?
С моей новой наблюдательной позиции стало очевидно, что она не близнец Кейси и даже не сестра ей. Но сходство было достаточным, чтобы одурачить того, чьи глаза затуманены отчаянием или надеждой. На ее вопрос я ответить не смог.
Она ласково сжала мне плечо.
— Простите. Ну нельзя же так хватать человека ни с того ни с сего, вы меня до смерти напугали. Хотите присесть и перекусить или как?
— Я… виноват, — покачал я головой.
Она смерила ребят за столиком сердитым взглядом.
— Эй вы, хохотунчики, вы бы лучше ему руку подали и помогли встать. Господи, да сделайте же хоть что-нибудь!
Водила-философ изрек:
— Это ты ему врезала, Элли, ты и разбирайся. К тому же, ему сейчас не рука нужна, а поисковая экспедиция — интересно, где там сейчас его мошонка? Я бы для начала проверил где-нибудь в районе шеи.
Эта реплика показалась второму водиле еще смешнее.
Я поднапрягся и похлопал девушку по руке, покоившейся на моем плече.
— Сможете встать? — почти нежно спросила она.
Я коротко кивнул, снова похлопал ее по ладошке в знак благодарности, неуклюже встал на четвереньки, задницей кверху, и пополз к двери. Аппетит и радость куда-то испарились.
— Томми! Уэс! — рявкнула она. — Мать вашу, да помогите же ему встать!
Они оба стали медленно подниматься из-за столика. Тот, что острил, не преминул заметить:
— Чего ты на нас-то взъелась? Не мы же тебя хватали за что ни попадя. Чувак это заслужил.
Я остановился, облокотился на бедро и поднял руку, показывая им, что помощь не нужна. Сделав пару глубоких вздохов, я набрал в грудь достаточно воздуха, чтобы, давясь, прокаркать:
— Верно, мы все… получаем… по заслугам, — я энергично кивнул для убедительности (которой явно недоставало в голосе) и добавил: — Я лучше сам.
С трудом доползя до двери, я поднялся на колени и, ухватившись за дверную ручку, умудрился встать. Похлопал по макушке, чтобы убедиться, что шляпа на месте. До конца выпрямиться мне не удалось, но я, по крайней мере, держался на ногах. Взгляды официантки и дальнобойщиков были прикованы ко мне, парень за стойкой, которого я сперва не заметил, тоже развернулся, чтобы поглазеть, из-за перегородки торчала пара голов, а из кухни высунулся незнакомый мне повар.
— Простите за беспокойство, — обратился я к ним. — Спокойной ночи!
Я вежливо приподнял флуоресцентно-розовую шляпу, думая при этом, что мои яйца сейчас, судя по ощущениям, гораздо более насыщенного цвета, и распахнул дверь. «Кадди» призывно мерцал с другого конца стоянки, и я направился к нему причудливой, скованной походкой, медленно и щадя пострадавшие органы.
Пока я отпирал дверцу и прикидывал, как бы безболезненно попасть внутрь, мне было невдомек, что официантка последовала за мной и теперь стояла у дверей забегаловки, обхватив себя руками, чтобы не мерзнуть. Хотела убедиться, что у меня все нормально — во всяком случае, я так полагал. Мимоходом подумалось: хотел бы я, чтобы ее руки сейчас обвивали не ее, а мое собственное тело, но, учитывая мое плачевное состояние, из этого бы все равно ничего хорошего не вышло, так что я просто помахал ей. Она тоже помахала и юркнула обратно в зал.
Опершись на дверцу и руль, я кое-как плюхнулся на сиденье. В просторном салоне мои стоны и поскуливания звучали громче, как при включенном усилителе. Чтобы держать таз в приподнятом положении, пришлось упереться плечами в спинку сиденья, а ногами в пол. Но попробуйте-ка вести машину в таком напряженном положении! Мне ничего не оставалось, кроме как сделать глубокий вдох и занять стандартную водительскую позу; хуже не стало, и теперь я мог завести мотор! Я снова выехал на шоссе, наращивая скорость и не пользуясь тормозами, чтобы не приходилось шевелить ногами.
Мне не удавалось выкинуть из головы Кейси. Обняв по ошибке не ту женщину, я в тот же миг отчетливо понял, до чего сильно скучаю по Кейси и как хочу обнять ее, настоящую, прямо сейчас. Это чувство сработало, как отпирающий тайную дверцу ключик, и на меня бурным потоком хлынули воспоминания: одно сладостнее другого, но все они были окрашены грустью утраты. Останься у меня хоть крупица здравого смысла, я бы сейчас развернулся и отправился разыскивать ее. Если величайший на земле дар — это любовь, то почему бы мне не поднести свой собственный дар — лицом к лицу, кожей к коже, сердцебиением к сердцебиению? Но то же самое чувство здравого смысла громко подсказывало мне, что заарканить Кейси не получится. Она может оценить красивый жест, но не домогательства. Преследовать ее — значит потерять. Я мог сесть своими пульсирующими от боли гениталиями в ящик со льдом, или обратиться в ближайшую больницу, или обокрасть аптеку и выгрести оттуда всю наркоту, но был не в силах утолить боль по Кейси. Разве что забыть? Но память о ней — это все, что у меня оставалось.
Это все побочные явления шока, милосердно сопровождающего серьезные травмы, он приглушает функции мозга и уносит тебя далеко-далеко — туда, где ты можешь справиться с болью. А что еще лучше, он лишает тебя способности к сложным и извилистым метафизическим размышлениям и глубокому самоанализу, усмиряет чувство обиды и делает тоску и боль несбыточных желаний гораздо менее значимыми, чем агония плоти. Когда плотину прорывает, уже нет смысла искать, где в ней были трещины, или обсуждать хитрости гидравлических конструкций лучше не терять времени и взобраться на холм повыше. Тело само знает, что ему делать.
Шок постепенно ослабевал, поврежденные органы уже не горели, а слабо пульсировали и ныли. К чисто физическим ощущениям стали добавляться еще и некоторые мысли: я осознал, что измотан до предела. Принимая во внимание чудовищную усталость и такую несвоевременную травму, я прикидывал, стоит ли мне остановиться в Вичите, чтобы как следует перекусить и выспаться, или лучше принять четыре отложенных для пустыни таблетки и ехать дальше, к Канзас-Сити и Де-Мойну. Я пустился в рассуждения, в чем проблема: то ли в моих личных планах, то ли планы вообще имеют тенденцию рушиться в самый ответственный момент? Почему я вечно попадаю в ловушки, о которых даже не подозревал? Однако я быстренько свернул эти самокопания и решился на компромисс: проглотил четыре бенни сразу, а через час остановился в Вичите, чтобы заправиться, наведался в туалет, оценил нанесенные повреждения и нашел, что гениталии хотя и побаливают, но медицинского вмешательства не требуют. Удовлетворенный, я перешел через улицу, не без опаски заглянул в «Напитки и закуски Гриссома», где купил сэндвич с жирной ветчиной и небольшую картонку с увядшим капустным салатом.
