— Мама! — зовет ее Дейзи.
Пероун отстраняет дочь и вскакивает на ноги. На Розалинд — зимнее пальто поверх делового костюма, но, кажется, он видит, как отчаянно бьется ее пульс: это впечатление создается частым, неглубоким дыханием. Вся семья оборачивается к ней; она отшатывается, прижавшись к стене, глазами и торопливым, каким-то вороватым движением руки умоляя их не подходить. Теперь он замечает в ее лице не только страх, но и гнев; верхняя губа вздрагивает, как бы от отвращения. Через приоткрытую дверь, сквозь щель размером не больше четверти дюйма, Пероун замечает в холле какую-то тень; мелькнув, она исчезает. И в то же время по реакции Розалинд все они понимают, хотя еще и не видят, что следом за ней идет кто-то еще. Пероун первым осознает, что незваных гостей — двое.
Мужчина входит в комнату, и Пероун мгновенно узнает его одежду: кожаная куртка, вязаная шапка, низко надвинутая на лоб. Так вот чего ждали те двое на скамейке! А в следующий миг, прежде чем всплыло имя, он вспоминает лицо — и походку вразвалку, и неуправляемую мышечную дрожь. Он подходит к Розалинд — близко, слишком близко. Та не двигается с места; повернувшись к мужу, она наконец находит нужное слово.
— Нож, — говорит она очень тихо, словно обращаясь к нему одному. — У него нож.
Правая рука Бакстера — глубоко в кармане куртки. Он разглядывает комнату и всех, кто в ней. Ухмыляется, словно собирается рассказать анекдот. Должно быть, весь день он мечтал об этой встрече. Подергивая головой — двигать глазами он не может, — переводит взгляд на Тео и Иоанна в дальнем конце комнаты, на Дейзи и, наконец, на Пероуна. В этот миг в голове у Генри бьется одна дурацкая мысль: ну конечно. Логично. События сегодняшнего дня сплетаются воедино: осталось понять, какую роль во всем этом играют его мать и Джей Стросс с ракеткой. Пока Бакстер не заговорил, Пероун пытается взглянуть на свою комнату его глазами, как будто это поможет понять, каких бед от него ждать: две бутылки шампанского, джин, блюдца с лимоном и со льдом, вызывающе высокий потолок с лепниной, резкие черно-белые композиции Бриджет Райли рядом с Ходжкином, приглушенный свет ламп, паркет вишневого дерева под персидскими коврами, стопки серьезных книг, потертый журнальный столик колониальных времен. Да, цена возмездия будет велика. Он видит и своих родных глазами Бакстера: с девчонкой и стариком хлопот не будет, парень — на вид сильный, но едва ли умеет драться. И конечно, долговязый доктор. К нему-то он и пришел. Ну конечно. Тео предупреждал: уличные парни — народ гордый. И вот живое подтверждение этой истины, стоит перед ним с ножом в кармане. Дело может принять плохой оборот, так что любая мелочь имеет значение.
Генри стоит футах в десяти от Бакстера. Когда Розалинд предупредила мужа о ноже, он застыл как вкопанный. Теперь, словно ребенок, подражающий походке бабушки, он осторожно приставляет левую ногу к правой. Глазами и слабым движением головы Розалинд умоляет его не подходить. Она не знает, что происходит: ей кажется, это обычные грабители, и разумнее всего отдать им все, что захотят, и пусть уходят. О болезни Хантингтона она тоже ничего не знает. Весь день в его мозгу гулкой фортепианной нотой отзывалась та встреча на Юниверсити-стрит. И все же он почти забыл Бакстера: не о его существовании, конечно, — забыл его самого, его никотиновую вонь, трясущуюся правую руку, физиономию, которая от низко надвинутой на лоб шапки кажется уже совершенно обезьяньей.
Взглядом Бакстер дает понять, что заметил его движение, однако говорит только:
— Так, все быстро достали мобильники и положили на стол.
Никто не двигается.
— Сначала вы, ребята, — приказывает Бакстер. И к Розалинд: — Давай, скажи им.
— Дейзи, Тео! Думаю, лучше сделать, как он говорит. — Теперь гнева в ее голосе больше, чем страха, и неуместное сейчас «думаю» отдает непокорностью.
У Дейзи дрожат руки: ей никак не удается извлечь из тугого кармана телефон. Дышит она часто, неглубоко. Тео выкладывает на стол свой телефон и подходит помочь сестре; хороший шаг, думает Генри, теперь сын стоит почти рядом с ним. Бакстер все не вынимает руку из кармана. Если они сумеют согласовать действия, быть может, им удастся броситься на него и обезоружить.
Однако Бакстер тоже это понимает.
— Положи ее мобильник рядом со своим и отойди туда, где стоял. Давай-давай. Дальше. Еще дальше.
Где-то в кабинете у Генри, в ящике, набитом всяким мусором, лежит перцовый баллончик, купленный много лет назад в Хьюстоне. Может быть, он еще работает. Где-то в кладовой, среди палаток и старых игрушек, должна быть бейсбольная бита. А на кухне — множество разных ножей. Однако, судя по синяку на груди, в бою на ножах Пероуну ничего не светит.
Бакстер поворачивается к Розалинд:
— Теперь твой.
Обменявшись взглядом с Генри, она достает из кармана пальто свой телефон и кладет его в ладонь Бакстера.
— И ты.
— Мой наверху, заряжается, — говорит Пероун.
— Кончай свистеть, мудила, — отвечает Бакстер. — Вон он, я его вижу.
Действительно, сотовый Пероуна выглядывает из заднего кармана его джинсов.
— Да.
— Положи его на пол и подтолкни ко мне.
Чтобы его подбодрить, Бакстер наконец достает из кармана свое оружие. Насколько можно судить, это старомодный французский кухонный нож, с оранжевой деревянной ручкой и изогнутым матовым лезвием. Осторожно, стараясь не делать резких и быстрых движений, Пероун нагибается, кладет свой сотовый на пол и подталкивает к Бакстеру. Тот не поднимает телефон, вместо этого зовет:
— Эй, Найдж! Заходи. Собери-ка мобилы.
В дверях появляется парень с лошадиной физиономией и останавливается на пороге.
— Ух ты, ну и квартирка! — И, заметив Пероуна, добавляет: — О, вот и наш герой асфальта!
Пока его приятель собирает телефоны, Бакстер спрашивает:
— А как насчет дедули? Только не говори, что ему вы не купили телефон!
Из теней в глубине комнаты выступает Грамматик; в руке у него — пустой бокал.
— У меня действительно нет телефона. А если бы был — я разбил бы его об твою пустую башку!
— Батя твой, что ли? — спрашивает Бакстер у Генри.
Сейчас не время разбираться в родственных связях, и Генри отвечает: «Да» — ему кажется, что так будет лучше.
Однако он ошибся, страшно ошибся. Своей приплясывающей походкой Бакстер обходит Найджела и стремительно движется прямо к старику.
— Ну надо же! — говорит он. — Такой приличный старый джентльмен — и так ругается!
Предчувствуя беду, Пероун бросается следом, но ухмыляющийся Найджел встает у него на пути. Генри успевает только выкрикнуть:
— Он тебе ничего не сделал!
Бакстер уже стоит перед стариком. Тео бросается вперед; и в этот миг кулак Бакстера взмывает в воздух, и слышится влажный треск кости — словно хрустнула зеленая ветка. Все Пероуны кричат — кто: «Нет!», кто просто: «А-а!» Однако худшие их опасения не сбылись: Бакстер ударил Грамматика другой рукой, не той, в которой держит нож. У старика подгибаются ноги, он падает; Тео мгновенно оказывается рядом, поддерживает его, помогает опуститься на колени, подхватывает из руки бокал. Медленно и беззвучно — он не застонет, не доставит врагу такого удовольствия — Грамматик закрывает лицо руками. Меж пальцев у него стекает кровь.
До сих пор Генри был как в тумане. Да, поражен, испуган — но как-то не всерьез. По своему обыкновению, он грезил наяву: мечтал о том, как вместе с Тео обезоружит Бакстера, о перцовых баллончиках, битах и ножах — и все это были чистые фантазии. Теперь же перед ним предстала истина во всей своей неприглядной наготе: Бакстер — человек, который ни на что не надеется и потому ничего не боится. Но это лишь общие слова, канва вышивки. А сложный узор образован симптомами его болезни — импульсивностью, неспособностью к самоконтролю, паранойей, резкими перепадами настроения, постоянным переходом от депрессии к взрывам ярости и обратно. Что-то из этого может сыграть Генри на руку, как сегодня утром. А может привести к катастрофе. Интеллектуального снижения пока не заметно — эмоциональные реакции и координация страдают первыми. Каждый, чье число CAG в толще таинственного гена четвертой хромосомы составляет значительно больше сорока, обречен пройти этим путем. Его будущее предопределено. Ни любовь, ни таблетки, ни изучение Библии, ни тюремное заключение не излечат Бакстера и не собьют его с курса. Судьба его, записанная в хрупких протеинах, нерушима, словно надпись, выбитая на камне или гравированная на закаленной стали.
Иоанн Грамматик стоит на коленях у дивана; Розалинд и Дейзи бросаются к нему. Тео беспомощно кладет руку на плечо деда. Генри не может подойти — путь ему по-прежнему преграждает Найджел. Бакстер, все еще с ножом в руке, делает шаг в сторону, дрожащей левой рукой стягивает шапку и расстегивает молнию на куртке, неуклюже закуривает. Топчется на месте, дергая молнию и косясь на хлопочущих вокруг старика женщин. Кажется, он не очень понимает, что делать дальше.
