Бернард Вербер - Мы, Боги

— Тем хуже для меня.

Я поднимаю глаза к вершине горы и не вижу никаких вспышек за постоянно окутывающими ее облаками.

Возвышаясь над миром людей, гора символизирует встречу неба с землей. Шумеры считают, что на вершине горы Шоуван, изображаемой в виде треугольника, возникло мировое яйцо, из которого произошли десять тысяч первых существ. Иудаисты верят, что на горе Синай Моисей получил от Бога десять заповедей.

Для японцев восхождение на Фудзияму является само по себе мистическим опытом, требующим предварительного очищения. Мексиканцы думают, что бог дождя живет на горе Тлалок в горном массиве Ицтак-Киатль. Индусы считают гору Меру центральной осью космоса, а китайцы помещают пуп Вселенной на горе Куен-Луен, представляя его в виде пагоды с девятью этажами, символизирующими ступени к выходу из мира. Греки поклоняются Олимпу, жилищу богов, персы — горе Албори, приверженцы ислама — горе Каф, кельты — Белой горе, тибетцы — горе По-тала. В даосизме упоминается гора в центре мира, на которой живут бессмертные и вокруг которой вращаются солнце и луна. На ее вершине находятся сады королевы Запада, где растет персиковое дерево, плоды которого дают бессмертие.

Где находится вилла Надара? Оставшись один, я не могу представить, что буду стучаться во все двери в поисках его адреса. В этот момент появляется херувимка.

— Ты знаешь, где найти Надара?

Сморкмуха выводит меня из города, мы попадаем в северную часть голубого леса, в незнакомые мне заросли, крылатая проводница показывает пещеру, вход в которую замаскирован кучей веток, и улетает в направлении Олимпии.

В пещере Клеман Адер, Надар, Антуан де Сент-Экзюпери и Этьен де Монгольфьер возятся с кучей различных предметов, предназначенных, несомненно, для строительства летательного аппарата. Кражи, о которых упоминала Афина, видимо, были сделаны именно этой группой богов-учеников.

Мы сделали судно, чтобы пересечь голубой поток. Сооружение воздушного шара, бесспорно, более амбициозный проект.

Они сидят при свечах и сшивают большой кусок непромокаемой ткани, который должен служить оболочкой воздушного шара. В качестве гондолы они собираются использовать обвитый лианами круглый стол, перевернутый вверх ножками. Неглупо. По шуму шагов заговорщики догадываются о моем присутствии.

— Шпионишь за нами? — спрашивает Клеман Адер, в то время как Монгольфьер и Надар уже направили на меня кресты.

— Я хочу пойти с вами. Они не опускают оружие.

— А почему мы должны взять тебя с собой?

— Потому что я знаю, что находится за голубым потоком.

— Мы это скоро сами узнаем.

— А если вы меня не возьмете, что тогда? Вы рискуете, что я вас выдам… Убьете меня? Рискнете стать богоубийцами? Хотите носить «Землю 18»? Вчетвером будет не так тяжело.

Я вижу, что они колеблются, и продолжаю настаивать:

— Я могу помочь строить воздушный шар. Я много чего умею. Я был врачом…

Они тихо переговариваются, и я слышу, как Сент-Экзюпери шепчет: «В конце концов, что мы теряем?» Надар поворачивается ко мне:

— Хорошо, мы тебя берем. Но знай, если ты нас предашь, мы избавимся от тебя без пощады. А к тому времени, когда твое тело найдут, настоящий бого-убийца наверняка будет обнаружен.

— Зачем мне вас предавать? Мы здесь все в одной упряжке. Мы все хотим узнать, что находится над нами.

Клеман Адер кивает и протягивает мне иглу.

— Тебе повезло. Мы уже почти закончили. Этой ночью попробуем взлететь. Если ты поможешь, мы отправимся раньше. Сперва нужно дошить оболочку.

Как будто участок головного мозга вспомнил это занятие. Шитье. В современном обществе, где я прожил последнюю жизнь смертного, все действовало с помощью кнопок: кнопки дистанционного управления, выключатели, кнопки лифта, клавиатура компьютера. Используя пальцы только для того, чтобы нажимать, я утратил их ловкость, но она быстро возвращается. Пещерный человек, сидящий во мне, в моем ДНК, помогает освоить одну из древнейших наук — науку узлов. Я шью, завязываю узлы, заплетаю, и после многих часов работы, когда уже начинают сгущаться сумерки, оболочка готова. Мы привязываем ее к ножкам стола, превращенного в импровизированную гондолу.

Монгольфьер ставит посередине жаровню, а рядом кладет запас сухой древесины. Мы вытаскиваем летательный аппарат в центр небольшой поляны и нагружаем его камнями. Блок, перекинутый через ветку дерева, помогает поднять мембрану. Затем Надар зажигает огонь и ставит жаровню так, чтобы горячий дым шел внутрь шара, а не нам в глаза, которые уже и так покраснели.

Наконец ткань надувается. Мы знаем, что нужно спешить. Хотя мы и скрыты в лесу, нас могут заметить. Кентавров поблизости нет, мы отвязываем держащую шар веревку и начинаем медленно подниматься.

Этьен де Монгольфьер говорит, что нужно сбросить балласт, чтобы ускорить взлет, и мы выкидываем из гондолы несколько камней.

Три луны светят в небе, а земля удаляется. Внутри гондолы ужасная жара, и мы поддерживаем огонь, раздевшись по пояс. А ведь раньше я мог летать только благодаря силе мысли…

Все утомительно. Мы уже выбились из сил, но по мере того, как шар поднимается все выше, нам открывается захватывающий вид: остров сверху, весь целиком.

Эдем…

— Это потрясающе, не правда ли? — восклицает Сент-Экзюпери.

Мелкие брызги ласкают кожу, а вокруг летают странные птицы. Я наклоняюсь. Остров имеет форму треугольника. Два холма, возвышающиеся над городом, делают его похожим на лицо, носом которого является Олимпия. Освещаемый лунами океан бросает золотисто-коричневые отблески, а пляжи из мелкого песка окаймлены белой пеной прибоя. От земли поднимается аромат кокосовых орехов, заглушающий даже запах дыма из жаровни.

Решив, что мы поднялись на достаточную высоту, Монгольфьер говорит, что нужно перестать поддерживать огонь. Но мы поднимаемся еще.

— Красота, — говорит Надар.

В его жизни смертного фотограф был первым, кто сделал снимки с высоты. Именно он подтолкнул Жюля Верна написать «Пять недель на воздушном шаре».

Я вижу гору с по-прежнему скрытой в облаках вершиной, голубой поток и светящихся рыб, заметных через густую листву. В это время мои друзья теонав-ты, наверное, уже его пересекли, а может быть, сражаются с большой химерой.

На башне дворца Кроноса бьет полночь. Сверху мне видны вспышки света на побережье. Это Мария Кюри, Сюркуф и Лафайет строят судно, способное выйти в море.

— Наверное, они хотят обогнуть остров, чтобы найти менее охраняемые подходы, — замечает Клеман Адер.

Мы продолжаем подниматься. Надар суетится, привязывает ленточки к вантам, чтобы определить направление ветра. Сент-Экзюпери тянет за веревки, стремясь изменить направление дыма. Внезапно я понимаю, что их беспокоит: мы не летим в нужном направлении. w Я спрашиваю:

— А мы не можем подлететь поближе к горе?

— Это воздушный шар, а не дирижабль, — отвечает Клеман Адер. — Можно только подниматься и опускаться, но не лететь вправо или влево.

— К тому же, континентальный ветер уносит нас в сторону моря, — озабоченно говорит Монгольфьер.

Гора удаляется, а морской горизонт становится все ближе.

Из воды бьет фонтан. Должно быть, вокруг острова водятся киты.

Монгольфьер командует снова зажечь огонь и продолжить подъем. Он надеется найти встречный поток воздуха, который вернет нас на остров.

Последние камни, служащие нам балластом, падают в океан. Но глума не слышно, мы слишком высоко.

Ветер продолжает уносить нас от острова, и Монгольфьер задумчиво смотрит на шар.

— У нас только один выход — спуститься как можно скорее, иначе нас унесет в открытый океан.

Мы гасим огонь, а Монгольфьер тянет за веревку, закрывающую клапан мембраны. Горячий воздух начинает выходить из шара, и мы теряем высоту.

Спуск гораздо быстрее подъема. Наконец наш летательный аппарат с силой врезается в водную поверхность. Не будучи водонепроницаемой, гондола быстро набирает воды, а нам даже нечем ее вычерпывать. Нет и весел, чтобы грести. Когда думаешь о небе, не готовишься оказаться в воде.

Клеман Адер торопит выбросить за борт все тяжелые вещи, и мы оказываемся скрюченными на круглом столе, превратившемся в плот.

И в этот момент совсем недалеко из воды вырывается фонтон, который я видел сверху, сопровождаемый тонким свистом.

— Кит слева! — говорит Над ар.

— Нет, это не кит, — поправляет его Монгольфьер.

Приближающаяся рыба по размерам действительно с кита, но кажется мне гораздо более опасным чудовищем. От китообразного у него только большие глаза. Во рту у него не китовый ус, а острые зубы, каждый величиной с меня.