— Не вижу иных причин для вашей скрытности. Ну же, доверьтесь мне, я вас не выдам.
Машина проезжает крутой поворот.
— Думаете, я поверю словам журналистки? — Машину подбрасывает на ухабе, они подпрыгивают на сиденьях. Тео вновь заливается смехом. — Не хочу пока открывать вам правду, — признается собеседник, — она покажется вам скучной. Я сочту за честь продлить сказочную жизнь, придуманную вами для меня.
— Ну же, сознавайтесь, не мучайте меня.
— Я биограф.
Лекси в раздумье. Она снова смотрит на испачканный чернилами палец, на очки в кармане. И улыбается:
— Теперь понятно.
— Что именно?
Лекси пожимает плечами, глядя вперед, на дорогу.
— Теперь все понятно.
— Что именно?
— Вы. Понимаю, почему вы… приняли меня в штыки. Я вам здесь не нужна. Вы работаете над биографией Фитцджеральда, а тут конкурентка.
— Конкурентка? — Автомобиль карабкается на крутой подъем, и вот уже деревья позади, а перед ними — большой старый дом на обрыве. — Милая моя, если вы думаете, что ваше интервью, или что вы там хотите от Фитцджеральда, представляет угрозу для моей работы, вы глубоко заблуждаетесь.
Лекси, придерживая Тео, распахивает дверь, тянется за чемоданом.
— Скажите, вы и пишете так же, как говорите? — спрашивает она.
Ее спутник высовывается из кабины, смотрит на нее:
— Что вы имеете в виду?
— Просто любопытно, всегда ли у вас вместо десяти слов — двадцать?
Он снова смеется и идет к дому по усыпанной гравием дорожке. У дверей он становится вполоборота:
— Я хотя бы знаю разницу между вопросом и утверждением.
Лекси, захлопнув дверцу машины, следует за ним в дом.
Фитцджеральда нигде не видно. И когда Лекси и Тео поднимаются на крыльцо, оказывается, что их провожатый куда-то исчез. Лекси стоит в прихожей. Пол, выложенный каменными плитами, прикрывают ветхие коврики. На второй этаж ведет широкая лестница. На стенах старинные сцены охоты вперемешку с абстрактными набросками углем. На вешалке поеденные молью пиджаки, остовы зонтов. В перевернутой соломенной шляпе спит, свесив наружу лапы, полосатая кошка. В плетеном кресле гора немытой посуды. Потолок над ними возвышается куполом, и Тео, запрокинув голову, кричит: «Эхо! Эхо!» Эхо отзывается, тихо, искаженно, Тео и Лекси смеются.
На шум выходит хмурая женщина в переднике. Она ведет Лекси и Тео в другую дверь, а оттуда — через темный коридор и вверх по узкой лестнице, ворча под нос, что во всем доме она одна работает. Распахнув дверь комнаты с белеными стенами, сводчатым потолком и высоченной кроватью, она делает Лекси знак войти. Лекси спрашивает, как зовут человека, который вез их до дома, и слышит в ответ:
— Мистер Лоу.
Лекси на минуту задумывается.
— Роберт Лоу?
Экономка пожимает плечами:
— Откуда мне знать?
Лекси спрашивает, давно ли он здесь, и экономка, закатив глаза, отвечает:
— Уж слишком.
У Лекси вырывается смешок. Экономка на удивление охотно возится с Тео, пока Лекси распаковывает чемодан. Роберт Лоу работает с утра до ночи, рассказывает экономка, хлопая в ладоши, а Тео хлопает в ответ. В комнате у него всюду книги, бумаги, черновики. Все перевернуто! Из него слова не вытянешь, зато жена ему каждую неделю шлет телеграммы — никаких денег не хватит! Мистер Лоу ей каждый день пишет. Ходит в деревню отправлять письма. Жена его инвалид. Последнее слово экономка произносит с придыханием. Прикована к коляске, бедняжка. Понятно, отвечает Лекси, много времени мистер Лоу проводит с мистером Фитцджеральдом? Экономка усмехается, качает головой: нет. «Сам» (так она именует Фитцджеральда) работает над чем-то крупным и не хочет, чтобы его беспокоили. Что ни день, мистер Лоу стучится в дверь студии, а Сам отвечает: нет, в другой раз.
Стоит экономке уйти, Тео в тот же миг засыпает. Лекси выкладывает на ночной столик блокноты, ручки, надевает свитер потеплее и выглядывает из квадратного окошка, точно вдавленного в толстую каменную стену. Внизу — мощеный внутренний дворик, поросший мхом, посреди дворика — одинокий деревянный стол со стульями. Длинноногий черный пес заглядывает во двор, принюхивается и уносится прочь.
На Лекси вдруг нападает лютый голод. Она сажает Тео в рюкзачок, осторожно, чтобы не разбудить, и взваливает на спину. В узком коридорчике, что ведет в ее комнату, ни души, вдоль стены — ряд пустых стульев. Лекси открывает наугад первую дверь и оказывается в библиотеке, пропахшей сыростью; другая дверь ведет в ванную с облупленными стенами, на ванне зеленые потеки от неисправного крана. Лекси спускается по черной лестнице, отыскивает кухню и, поколебавшись, открывает буфет. В нем кое-как свалены тарелки, чашки и рыболовные снасти. Лекси находит керамический горшок, накрытый крышкой, а в нем — полбуханки хлеба. Лекси отламывает кусок и сует в рот.
Она блуждает по двору, по саду, по лужайкам, где буйствуют конский щавель и клевер. Тео крепко спит, уткнувшись ей в шею головой. На пути попадается бассейн, на дне только прошлогодние листья да лужица грязной воды. Лекси ступает на мостки и стоит там — будто застывшая картина, мать и дитя, парящие в воздухе. Потом огибает то ли флигель, то ли сарай, с высокими, ярко освещенными окнами, изнутри доносится стук и шарканье. Это, должно быть, и есть студия Фитцджеральда. Лекси еще раз обходит флигель, но через окна виден лишь потолок и горящие лампочки. Лекси возвращается в комнату, бережно укладывает Тео на кровать и ложится рядом. Через миг она уже спит.
Будит ее громкий звон. Лекси в испуге вскакивает, так и не досмотрев сон об Иннесе, о редакции «Где-то». В комнате темно и холодно. Тео лежит рядом, задрав ножки, сосет палец и что-то мурлычет.
— Мама, — он хватает Лекси за шею, — мама спит.
— Верно, — отвечает Лекси. — Только я уже проснулась.
Лекси слезает с кровати. И снова тот же звук — гонг, созывает всех на обед. Лекси зажигает свет, отыскивает в ворохе одежды шерстяной жакет и накидывает поверх свитера; проводит по волосам расческой, подкрашивает губы и, взяв на руки Тео, спускается по лестнице.
В столовой ни души. Стол накрыт на троих, дымятся три миски супа, а есть никто не торопится. Чувствуя себя Белоснежкой, попавшей в дом семи гномов, Лекси садится за один из приборов и принимается за еду — ложку себе, ложку Тео, стоящему рядом.
— Где все? — обращается она к Тео, а Тео заглядывает ей в лицо, силясь понять.
— Все, — эхом отзывается он.
Лекси выпивает бокал вина. Велико искушение взяться за вторую миску супа, но Лекси одергивает себя. Она разламывает на куски булочку и ест. Тео, увидев корзинку сосновых шишек, вынимает их по одной, потом складывает обратно. Вваливается экономка с блюдом жареной картошки и холодного мяса, ставит блюдо на стол тяжело, неуклюже, сетуя на пустые стулья. Лекси накладывает в тарелку мяса с картошкой и ест, успевая кормить и Тео, когда удается его отвлечь от шишек.
Лекси встает из-за стола, подходит к огромному камину, где пылают дрова, и греется, глядя, как Тео расставляет шишки на каминной полке. Со всех сторон пустые диваны и стулья, будто она хозяйка в ожидании гостей. На стенах картины в рамах. Лекси подходит, чтобы рассмотреть их хорошенько. Этюд Фитцджеральда, еще этюд, карандашный набросок обнаженной женщины; Лекси стоит, переминаясь с ноги на ногу, потом идет дальше. Она дожевывает остатки булки, глядя на Ива Кляйна.
— Это не его, — раздается за ее спиной голос.
Лекси не оборачивается.
— Знаю, — отвечает она.
Слышно, как Роберт тяжело садится на стул, накладывает в тарелку картошку. Лекси подходит к следующей картине — этюду Дали.
— Привет! — кричит Тео и несется к Роберту по ковру, сам не свой от радости: пришел новый человек.
Лекси слышит, как Роберт бормочет: «Привет! Что у тебя там?»
— Привет! — опять кричит Тео.
— Я читала одну из ваших книг, — говорит Лекси.
— Правда? — Роберт старается отвечать непринужденно, и все же в голосе слышна неуверенность. — Какую?
— О Пикассо.
— А-а.
— Хорошая книга.
— Спасибо.
— Хотя к Доре Маар[29] вы, пожалуй, слишком суровы.
— Вы так думаете?
Лекси оборачивается, смотрит на него. На нем другой пиджак, белая рубашка с расстегнутым воротом.
— Да. Вы изобразили ее прихлебательницей, а между тем она по-своему талантливая художница.
Роберт Лоу поднимает бровь:
— Вы видели ее работы?
— Нет, — признается Лекси. — Мое суждение ни на чем не основано.
Она садится за стол напротив Роберта. Те о забирается к ней на колени, в каждом кулаке по шишке.
— Осторожно, — говорит он Роберту. — Горячо.
Роберт улыбается ему:
— Спасибо. Обещаю есть осторожно.
— Куда же Фитцджеральд запропастился? — недоумевает Лекси.
