Когда Рика вошла и ее сразу схватили, она не сопротивлялась, бесполезно. Сказала только: «Ну, что же, подонки, лакеи империализма, делайте свое грязное дело!»
В квартире полицейские обнаружили много оружия. Все остальное, что могло навести на какой-либо след, мы, готовясь к отъезду, успели уничтожить.
Мы угнали первую попавшуюся машину и поспешили уехать. У нас все же было оружие — то, которое мы всегда носили с собой. Деньги нам необходимы, акция разработана точно. Ее надо осуществлять! Что Рика нас не выдаст, мы были уверены.
В городок прибыли часам к шести. Налет был намечен на следующее утро, в час открытия банка. Мы провели ночь в какой-то роще на окраине города, в машине. Утром, бросив ее там, добрались до банка пешком. Походили по ближайшим улицам и нашли в одном из дворов мощный «мерседес» с ключом зажигания.
На этот раз мы действовали грубо. На лица натянули обыкновенные черные чулки, ворвались в банк, как только охранник открыл дверь. Карл выстрелил ему в живот, и он упал прямо на пороге. Перепрыгнув через тело, вбежали в зал. Кроме служащих, там никого не было.
— Налет! — кричу. — Кто нажмет на сигнал, будет убит. Если явится полиция, взорвем всех!
Служащие стоят, дрожат, подняли руки. Одна девушка падает в обморок, никто и шага не делает, чтобы ей помочь. Держу в каждой руке по пистолету. Гудрун и Карл опустошают сейф (Ирма ждет нас снаружи за рулем «мерседеса»).
Забрав сумки с деньгами, выбегаем и что мы видим? Двух полицейских, торопливо поднимающихся по ступеням с пистолетами в руках.
Секунду длится молчание, мы, замерев, смотрим друг на друга, застыв от неожиданности. Положение спасает Ирма: сзади из машины она стреляет полицейским в спину. Молодец! Не побоялась, могла ведь в нас попасть. (А может, ей было на это наплевать?)
Полицейские падают. На всякий случай выпускаем в них еще несколько пуль и в машину. При звуке выстрелов открываются окна, из дверей выбегают люди (доверчивые, провинциальные, они еще не знают, что, когда убивают, надо не на помощь бежать, а самим спасаться!).
Мы без помех покидаем городок и за один день преодолеваем пятьсот километров. За границу решаем не уходить — встречаться с пограничным контролем сейчас нам ни к чему. Куда деваться? Звонить Франжье бесполезно, он сам где-то скрывается, хотя его пока официально не разыскивают.
В конце концов решаем где-нибудь тихо отсидеться дней пять-шесть. Но где?
Помогает случай. В каком-то пригороде набредаем на огромную выставку-распродажу подержанных трейлеров. Ирма и Карл приобретают у до смерти обрадовавшегося продавца средних размеров трейлер. Мы отъезжаем на нем сотню километров и останавливаемся в кемпинге у берега озера.
Таких трейлеров, как наш, здесь десятки, много молодежи, да и вообще отдыхающих; здесь все заняты собой, и на других им наплевать. Идеальное место, чтобы скрываться. Кроме того, мы по возможности меняем свой внешний облик. Я перекрашиваюсь в брюнета, отпускаю бородку и усы, ношу очки с простыми стеклами. Когда хожу, стараюсь сутулиться. Гудрон перекрашивает волосы и коротко остригает их, вместо обычных джинсов надевает платье, которое сидит на ней мешком. Постригаются и Ирма с Карлом. Они надевают черные очки. Ходят в шортах. Ирма с голой грудью, как, впрочем, и другие девчонки в этом кемпинге.
По телевизору, который есть в нашем трейлере, и по газетам следим, что происходит в мире. Оказывается, наши не сидят сложа руки и на активность полиции отвечают активностью.
15 мая «Армия справедливости» взрывает машину, в которую села жена судьи, ведущего дела наших арестованных товарищей. Судья остается невредим (кто ж виноват, что эта дура первой села в машину?).
На следующий день взлетает на воздух здание следственного управления в нашем городе вместе со всеми делами.
19 мая взрывается редакция одной сволочной газеты, назвавшей нас «Армией бандитов и убийц». Двадцать человек ранено. К сожалению, охрана обнаружила бомбы в главном типографском зале, и всего за пятнадцать минут до взрыва.
Боевики взрывают машину, набитую динамитом, у стены тюрьмы, рассчитывая освободить двоих наших. Стена действительно разваливается, но оказалось, что прогулка, на которую выводили заключенных, как назло, закончилась в тот день на четверть часа раньше и двор оказался пустым.
Все это время я на всякий случай в разное время позваниваю Франжье. Так, для очистки совести. Телефон, разумеется, молчит. В доме адвоката никого нет. Вы замечали, что гудки в трубке, когда кто-то есть в квартире и просто медлит ответить, иные, чем когда никого дома нет? Так вот, у Франжье, когда бы я ни звонил, гудки сообщают: никого нет.
И вдруг я, как всегда, набираю номер, рассеянно поглядывая, как играют в футбол возле телефонной кабинки на лугу мальчишки, и неожиданно в трубке раздается щелчок и четкий голос Франжье произносит: «Я слушаю». Я настолько поражен, что не могу произнести ни слова. И хорошо делаю. Шеф недовольным голосом спрашивает: «Это ты, Роберт?» Наконец, взяв себя в руки, бормочу: «Ошибка» — и вешаю трубку. Вот так фокус! Роберт — это эначит маршрут № 12. Минуту я стою в раздумье, потом со всех ног бросаюсь к нашему трейлеру. К счастью, все в сборе, ждут меня
обедать.
— Быстро! Уезжаем!
Мы запихиваем в трейлер вытащенные было складные столы и стулья, и я включаю мотор. Уже по дороге в соседний городок нам навстречу на бешеной скорости, с ревом сирен одна за другой проносятся полицейские машины с синими маяками. Да, быстро они меня засекли. Но зато теперь все стало на свои места. Франжье в конторе, мы знаем, куда ехать, деньги есть. Жизнь прекрасна!
Прекрасна? Нет, она уже никогда не будет для меня прекрасной. Разве что когда я буду взрывать и убивать «их». Как раз за то, что она больше никогда прекрасной не будет, за то, что она у меня такая. За то, что погиб Эстебан...
Вот этого, его смерти, я «им» никогда не прощу. И буду мстить, беспощадно мстить! Ничего, «они» еще у меня наплачутся! Вряд ли я смог бы тогда ответить на вопрос: кто же такие «они»? Уж слишком многое и туманное вкладывал я тогда в это местоимение.
Мы долго колесим по разным дорогам, бросаем наш трейлер в какой-то лощине и, пересев на местный поезд, въезжаем в большой, второй по величине, город нашей страны, дымный, пыльный промышленный город. Есть где развернуться.
И мы развернемся, можете мне поверить. Как обычно, ключ от квартиры достаем в ящике автоматической камеры хранения. Как обычно, квартира находится в старом доме, с двумя выходами, проходными дворами, черной лестницей. И район старый, спокойный, довольно безлюдный.
Итак, у нас дом. Пусть временная, пусть жалкая, пусть ненадежная, но все же своя конура.
Располагаемся. Отдыхаем с дороги. Осматриваемся. Холодильник, как обычно, забит продуктами. Пива, виски и того больше. В условном тайнике находим автоматы, взрывчатку, пистолеты, винтовки с оптическим прицелом, патроны... Все в порядке. Мы готовы к действию.
И мы начинаем действовать.
Если бы вам довелось полистать газеты тех дней, то вы прочли бы в них много интересного. Нет, не только о концерте эстрадной звезды, и победе городской футбольной команды, и об открытии выставки собак, и строительстве нового фешенебельного кабаре. Не только об этом.
Но вы еще прочтете, что 8 июня неизвестные в масках убивают чуть не на пороге его дома главного прокурора города, заявившего по радио, что не должно быть пощады террористам; заодно убиты его телохранитель и шофер.
28 июня двое мужчин и женщина убивают из пистолетов председателя коллегии адвокатов, отказавшегося защищать членов организации «Армия справедливости».
16 июля от пуль неизвестных погибает главный редактор крупнейшей газеты города, рассказывающей о деятельности «Армии» так, словно эта газета продалась коммунистам. И в тот же день вечером из автомата убит чиновник министерства юстиции, возглавлявший отдел строительства тюрем. Через две недели в упор из автоматов застрелен старший офицер полиции из отдела по борьбе с терроризмом.
Бомбы взрываются у зданий иностранных консульств, полицейских комиссариатов, банков.
Так продолжалось все лето.
Мы словно осатанели. Теперь мне безразлично, во имя чего мы все это делаем. Пусть Франжье и другие теоретики рассуждают (хотя какой он теоретик), мое дело сражаться на передовой. Я мщу, жестоко мщу. За что? За все, за арест Рики, за смерть Эстебана, за эту сволочную жизнь, выпавшую на мою долю... Да не все ли равно, за что? Я просто иначе не могу. Я теперь, как стало модным выражаться, запрограммирован на такие действия. Я всего лишь пистолет, из которого кто-то стреляет. Даже не знаю кто. Но в чьих-то руках я хороший пистолет. Надежный. Точный.
Однако полиция тоже не дремлет. Газеты сообщают, что в распоряжении тех, кто борется с терроризмом, более 150 тысяч человек, из них 15 тысяч в нашем теперешнем городе. И это не считая сотен тысяч добровольных помощников, этих проклятых обывателей, благополучных отцов семейств, домашних хозяек, которые по воскресеньям подают к завтраку блинчики с вареньем, да и тех же рабочих на заводах, ради которых мы стараемся! Они, видите ли, недовольны нами. Оказывается, каждый раз, как мы совершаем нашу боевую акцию, правительство и полиция усиливают репрессии, и это ударяет по рабочим. А? Как вам это нравится?
