Ознакомительная версия.
— А где командир роты? — сухо поинтересовался генерал.
— Готовит аэродром к полетам, — соврал я.
Начальник училища пошел в центр опустевшего автопарка, мы двинулись за ним. Поднявшийся ветер пронес мимо нас несколько оборванных листков газет. По углам опустевших машинных боксов валялась промасленная ветошь и неубранный мусор.
Повеяло таким запустением, будто мы оказались в сорок первом году в автопарке, из которого наспех эвакуировали всех и с минуту на минуту должны были показаться немецкие мотоциклисты. Мне сразу вспомнились рассказы старожилов о том, что в этих местах у немцев, действительно, размещался аэродром, а на территории санчасти был бордель с проститутками.
— Почему в автопарке грязь, замполит? — обратился ко мне Антоненко, — я понимаю, что это не ваши обязанности, но закрывать глаза на непорядок нельзя никаким командирам, независимо от званий и должностей. Воспитывать солдат в таких условиях невозможно, так Ильяс Валерьевич? — обратился он к стоящему рядом начальнику политотдела полковнику Рахимову.
— Конечно, товарищ генерал! — ответил тот, строго посмотрев на меня, — классики говорили, что бытие определяет сознание.
В это время в дальнем углу автопарка открылась одна из многочисленных дверей боксов и появилась высокая мощная фигура в темно-синей техничке. В ней я с ужасом узнал проснувшегося командира роты Косых, которого кто-то из солдат предупредил о приехавшем начальстве. Генерал и свита тоже заметили фигуру и с любопытством уставились на неё, ожидая объяснений. Косых же увидев, что оказался в центре внимания, метнулся к металлическому забору автопарка и махом, чего я никак не ожидал, перескочил через него. За забором были кушери — густые заросли высокой травы, где и скрылся мой доблестный командир.
— Что это? — изумленно спросил Антоненко, обращаясь ко всем одновременно.
— Товарищ генерал, — нашелся Крутов, — это один из наших солдат.
— Чего он полез через забор?
— За забором находятся старые списанные машины и солдаты иногда подбирают запчасти, если их нет на складе, — поддержал я Крутова.
Генерал недовольно поморщился.
— Грязь убрать. Об исполнении доложите по инстанции. Командира роты предупредите, чтобы не болтался по аэродрому, когда идет проверка — для этого есть командиры взводов, а то спросить совершенно не с кого. Вам всё понятно, комбат?
— Так точно! — Заречный вытянулся перед начальником и поднес руку к козырьку фуражки.
— Поехали на завтрак! — произнес Антоненко, и все двинулись за ним следом к уазикам.
Крутов отстал от них. Повернувшись ко мне, он сказал:
— Передай Косых, опять придется заслушивать его на партбюро. Не понимает человек! Что же, будем наказывать, сколько можно цацкаться? Он же всех под монастырь подведет, а тебя Лихачев, в первую очередь.
Майор хотел сказать еще что-то, но не сказал, только махнул рукой с досады и побежал к уже отправляющимся от парка уазикам.
Не успел начальник училища уехать, как в автопарк нагрянула Тамара. Выглядела она довольной, несмотря на то, что Винник уже сообщил о запое её мужа. Правда, о последнем эпизоде с бегством от генерала ей еще не было известно.
— Ты не знаешь, где Женя? — спросила она, заглядывая в канцелярию.
— Он как убежал от генерала, так с тех пор и не появлялся. Наверное, где-нибудь лежит в кустах за забором и спит беспробудным сном.
— А что, он убегал? Ты серьезно? — забросала меня вопросами Тамара.
— Ты как будто волнуешься за него?
— Да, волнуюсь, Витёк. Волнуюсь, потому что для нас с ним скоро всё изменится, — жена Косых довольно улыбнулась, — я тут познакомилась с одним нужным человеком, про которого тебе Сережа Волчатников говорил. Он обещал помочь.
Я, конечно, сразу представил, как познакомилась Тамара и чем она расплатилась за свою просьбу.
— Чем он обещал помочь? — спросил я.
— Знаешь, у нас в батальоне заместитель по снабжению увольняется.
— Майор Кравец?
— Да, по возрасту, ему уже пятьдесят, так что освобождается место. Я думаю, для моего Жени оно в самый раз.
— Но у него партийное взыскание за пьянство, — возразил я, — возможно, даже не одно…будет.
— А, чепуха! — Тамара махнула рукой, — ты ужасно наивный. Если сверху скажут, то здесь сделают всё как надо или, думаешь, кто-то будет спорить с командованием училища?
— Нет, конечно, я так не думаю.
«В армии всегда так, — подумал я, — выдвигают в основном за какие-то услуги или в силу родственных связей. Кто-то везет магнитофоны из Афганистана, как Петров, чтобы пристроиться на теплом месте. Кто-то дарит более серьезные вещи». Мне рассказывали об одном замполите батальона, который, чтобы попасть в Академию, фактически подарил свой ВАЗ шестой модели кадровику в Ростове. Кому-то хотелось послужить за границей и в ход опять шли подарки кадровикам».
Да, жизнь несправедлива, убеждался я в который раз, а жизнь в армии несправедлива вдвойне.
— Так куда же он всё-таки убежал? — спросила довольная собой жена командира роты.
— Вон в ту сторону, — показал я рукой на ограду, через которую перелез Косых, — как она выдержала его, ума не приложу.
К концу недели проверка фактически была закончена. Начальство подвело итоги, укатило домой. Предварительно был замят скандал, с так называемым, изнасилованием. Родители солдат, заранее предупрежденные Крутовым, приехали с деньгами. Мне было жаль этих людей — простых колхозников откуда-то из под Житомира и Николаева. Наверное, деньги собирали всем селом, чтобы сынки не сели в тюрьму. Потерпевшей заплатили в кабинете замполита батальона при свидетелях, и она забрала назад свое заявление. Говорят, недели через две у неё появилась новенькая «семерка».
Что касается нашей части, то, по словам отцов-командиров, батальон показал себя с неплохой стороны. Комбат получил благодарность от начальника училища, а мы, рядовые офицеры, одни общие фразы. На седьмое ноября нас, конечно, поощрили грамотами и ценными подарками, поэтому обижаться повода не было.
Вскоре, как и говорила Тамара Косых, с Евгения Николаевича сняли партийное взыскание и назначили заместителем командира батальона по материально-техническому обеспечению. К моему удивлению, командир отходную не делал, он просто пожал всем руки и ушел из автопарка в штаб батальона. Вова Приходько недовольно сказал:
— Мог бы и проставиться, не один год терлись бок о бок!
Зато Гуторин с Винником вечером закрылись в каптерке казармы и напились до бесчувственного состояния, таким образом, отмечая уход Косых на новое место службы. Оба были замечены дежурным по батальону моим земляком Мишиным после отбоя. Тот дружески похлопывая по плечам, проводил их с веселой болтовней до КПП, а утром не преминул устно доложить об этом вопиющем случае пьянства Заречному и Крутову.
Вот, собственно и всё, что произошло с уходом капитана Косых из роты. Аэродром продолжал готовиться силами роты, полеты не останавливались. Система не разрушилась с заменой отдельной составляющей.
Вскоре нам назначили нового ротного — заместителя командира из автороты, двухгодичника Мишу Ткаченко. Мы были с ним примерно одного возраста и потому сразу нашли общий язык. Миша был хорошим парнем — спокойным, надежным. Родом он оказался из Краснодарского края и, как настоящий казак, носил черные усы. В его командование жизнь роты сразу вошла в спокойное русло, словно некий врач устранил источник болезни, долгое время лихорадившей организм. Прекратились бесконечные пьянки прапорщиков и, соответственно, сразу установился порядок в подразделении.
Приближалась зима. По ночам на почву опускались первые заморозки, вымораживая еще влажную после осенних дождей землю. Если накануне шел дождь, то на следующий день асфальт и бетонные плиты аэродрома становились гладкими, как каток. В таких случаях мы немедленно выгоняли на полосу тепловые машины, испарявшие застывшую влагу раскаленными струями газа.
Мои отношения с Аллой развивались дальше, накрывая нас волнами любви. Мы вели себя так, будто вокруг нас никого не было, а если кто и был, то нам было абсолютно наплевать. Конечно, так долго продолжаться не могло. Как-то в канцелярию заглянула Тамара и, затеяв ненужный ей разговор с Мишей Ткаченко, с плохо скрываемой усмешкой смотрела на меня. Потом, уже перед уходом, обращаясь непосредственно ко мне, сказала:
— Не лезь в чужой огород!
— Не такой уж он и чужой, — возразил я, понимая, о чем речь.
— Разве ты не знаешь, что подводишь своим поведением всех, и в первую очередь Женю?
— А Евгений Николаевич здесь причем?
— Ты что? Он же отвечал за тебя, он был твоим командиром и допустил такое.
— А он и не смог бы ничего углядеть. Если пить все дни напролет, то глаза обычно остаются закрытыми.
Ознакомительная версия.
